Полдня мы сидели у сруба, обсуждая проблему и так, и эдак. Противоборство было – один к четырем. Все здравые доводы были на стороне большинства. Но старик не сдавался: «не можно бросить»…
Вечером говорили на разные темы. Но чувствовалось, «избяная» проблема грызет старика. Всю ночь он ворочался. Раза три принимался молиться, вздыхая тяжко, почти как всхлипывал. А утром сказал, что пойдет с Агафьей нас проводить до реки – «поглядим на избушку и там все решим».
Дорога под гору с посошками и с разговорами в этот раз показалась недлинной.
Внизу все вместе, сняв шапки, постояли у холмика, под которым покоился Дмитрий. Могила уже заросла иван-чаем. Почти вплотную к этому месту подступал картофельный огород. Увидев зеленое буйство ботвы, Карп Осипович заметно и сразу повеселел. Ухватисто сунул в борозду руку, вынул обильную завязь.
– Да, тут у речки заметно теплее…
Хибарка у этого огорода от той, наверху, мало чем отличалась, но была поновее. Мы всю как следует ее оглядели. Николай Николаевич вместе с хозяином простукали бревна, установили, где надо подправить крышу:
– Я обещаю прислать сюда плотников. Они прирубят к избенке хорошие сенцы. Снесете в них свои короба, а в избе живите себе на здоровье.
Еще Николай Николаевич обещал вертолетом забросить на поляну возле избенки сосновые брусья, сделав смерок для рамы, для новой двери.
Агафья радости не скрывала. Старик тоже заметно обрел душевное равновесие:
– Чем же за милость вашу благодарить?..
Николай Николаевич улыбнулся:
– Молись, чтоб пожаров в тайге поменее было.
– Едак, едак, будем бога просить, – с готовностью и серьезно отозвался старик.
Меня он усадил на бревнышке рядом:
– Василий Михайлович, а как нам с рыбицей быть?.. (Старика беспокоили, видно, дошедшие разговоры о правилах рыболовства на Абакане.) Нам-то без рыбы никак не можно…
Я сказал: «Карп Осипович, ловите столько, сколько можете изловить». С «начальниками в Абазе» я обещал непременно поговорить. И убедил старика, что просьбу его поймут и уважат.
… И настала минута прощаться. Лодка от тяжести севших в нее дном опустилась до гальки. Провожавшие мигом забрели в воду, поднатужились. И вот уже лодка свободна. Мотор заводить не спешили. Еще минут пять шел незначительный вроде, но важный на прощание разговор.
И вот мы уже на середине реки. Слов уже не слыхать. Только руками делаем знаки… Уж поворот. Оглянулись – стоят две фигурки в воде, опираясь на посошки, и смотрят нам вслед.
Все это было в июле. Я после странствовал по Сибири. Садясь за отчет о поездке на Абакан, позвонил в Красноярск, к людям, навестившим Лыковых позже.
– Что там и как?..
– Все идет своим чередом. Мы были с врачом-ученым. Ну, сами знаете, пришлось засучить рукава. Напилили порядочно дров. Починили нижний лабаз для храненья орехов. Не поверите, в этот раз дали врачу себя осмотреть! Все, как полагается, – пульс, давление, работа сердца. Состояние – в пределах возрастной нормы. Агафья согласилась полечить руку – приспособили стеарин от свечей. Объяснили, как это делать в дальнейшем…
– С избой не пошли на попятную?
– Нет. Решение жить у реки укрепилось. На бревна спилили три кедра. С вертолета бросили им «столярку» – брусья и доски. Ребята-плотники пока не были. Но старик обнадежен – сушит мох для пазов, взялся расширять огород. Очень рада переселению Агафья. У реки потеплее, рыбалка ближе. И ближе люди! Важность этого Лыковы теперь хорошо понимают…
Такие вот вести абаканского тупика.
Август 1983 г.
Еще одно лето…
В череде происшествий, случаев, дел и событий не забыли наши читатели Лыковых.
– Как они там? – спрашивают при встрече знакомые и незнакомые люди.
В редакции письма с тем же вопросом. Посылки. Харьковчанка Алла Лукинична Корочанская прислала деньги: «Купите коз, пусть попробуют молока». Ну и более всего просьб: расскажите, что там сейчас. Самому мне тоже было до крайности интересно: что сейчас? Теребил Ерофея, попросил разузнать: как отнесутся, если с козами появиться? Ответил: «Старик обрадовался, но, конечно, смущен – „беспокойство великое людям“ – и не уверен, справятся ли со скотиной. Однако раза три в разговоре к молоку возвращался».
И вот сижу в вертолете, летящем над Абаканом. В машине четыреста килограммов железа – замки для бурильных станков, в качестве пассажиров – я, козел Степка и сильно страдающая в полете молодая козочка Муська.
Коз я купил накануне на лесном кордоне в тридцати километрах от Абазы. Хозяйка сказала: «Лыковым?.. Выбирайте». Я выбрал бывалого, с репьями в чубе Степана и кругленькую, на сносях, Муську. Муська в тот же день разрешилась козленочком. Его, напоив молоком, отправили на кордон. Муське, окружив ее всякой заботой, дали денек отдохнуть. И вот путешествие. Степан с тупым любопытством глядит в иллюминатор на проплывающие снежные вершины сопок. Муське не до красот. Тряска и высота ее изнуряют – лежит пластом. Полет из-за этого кажется долгим. Но вот садимся у поселка геологов. Среди встречающих – Ерофей: «И вправду козы!»
Выгружаем железо и, приняв на борт Ерофея, взлетаем. От геологов до плоской болотины на горе четыре минуты полета. Зависли. В болотную траву летят вещевые мешки, коз передаем из рук в руки.
По знакомой дорожке к жилью недавно прошел медведь – следы и помет. Козы рвутся. Не ведем, а тащим их по тропинке. Проблема особая – переход по бревнам через ручьи. Ерофей решает все просто: берет коз в охапку и, подобно цирковому медведю, идет над ручьем.
Необычный подарок решаем вручить не сразу. Привязываем коз к черемуховому кусту на краю огорода и появляемся у хижины в тот момент, когда Агафья добывает кресалом огонь для костра.
– Тятенька, Ерофей и Василий Михайлович! – кричит она в открытую дверь хижины. И вот уже оба, радостные и немного растерянные, стоят у порога. Услышав вертолет, они поняли: будут гости. Как и в прошлом году, видим парадный наряд – резиновые сапоги на обоих, синего цвета рубаха на старике, на Агафье мешковатое подобие сарафана.
Перед хижиной на шесте растянут дареный кем-то красный платок.
– Агафья, да ты модницей стала…
Оказалось, красным платком отпугивают медведя.
– Все время тут бродит. Вчерася вон там на поляне явился. Ну я скорее торкать в железо. Ушел.
Карп Осипович показал, как он торкал (бил по железу). И мы присели обменяться первыми новостями.
Главная здешняя новость – переселенье к реке. Мой прошлогодний спутник, начальник лесного управления Хакасии Николай Николаевич Савушкин, выполнил обещание сделать к нижней избушке пристройку. Пятеро ребят из лесной пожарной охраны добровольно с неделю стучали у реки топорами.
– Благодарение людям, дивная вышла пристройка! Все ладно, плотно, добрая дверь, окошко. Жилье – ишо на целую жизнь…
Переселение к реке было намечено в прошлом году. Уже переправлен вниз кое-какой инструмент, богослужебные книги, горох, часть запасов ореха. Но картошку в прошлом году копали уже из-под снега – некогда было вниз перетаскивать, зазимовали по-прежнему на горе. В этом году решение твердое: на зиму – вниз. Погода переход ускоряла. Из-за позднего лета тут, наверху, огородные грядки еще без зелени. Еще только-только зацвел багульник, и бурно таял снег на гольцах – ручей вспучился, вода подступала к самой избушке…
Агафья, уходившая мыть картошку, вернулась, загадочно улыбаясь:
– Там иманухи…
Козы блеянием обнаружили свое присутствие, и Агафья уже успела их разглядеть. Страх, радость и любопытство выражало ее лицо – появление у дома скотины в ее жизни было событием очень большим. Карп Осипович тоже весь встрепенулся, увидев, как Ерофей тянет из кустов упирающихся коз.
Подарок этот Лыковы втайне ждали, но все же он их озадачил. Они не знали, как к нему подступиться и что для начала с ним делать. Козы вполне отчетливо, видно, поняли, какое место для жизни уготовила им судьба. Степан вдруг рванулся и с веревкой на шее кинулся вверх огородом к тайге. Однако вовремя образумился – куда бежать? Блеяние Муськи остановило его окончательно. Ерофей поймал Степана и привязал на поляне к тонкой осинке. Туда же отвели Муську.