– Она возвращается домой! – прошептала Иоанна.

Я только кивнул. И хотя я с трудом переносил Мерседес, сейчас у меня было нехорошо на душе. Все девушки, приезжавшие из разных стран, чтобы совершенствовать свой немецкий язык, и помогавшие маме по хозяйству, покидали наш дом до окончания намеченного срока. Но ни одна из них ещё не уезжала так внезапно и в такой спешке. Наконец с последним чемоданом в руке на улицу быстро вышла Мерседес и села в машину. Мы отпрянули от окна, спрятавшись за шторой, но это было излишним. Наша бывшая няня даже не сделала попытки ещё раз оглянуться на дом и на нас. Водитель включил мотор, и машина рванула с места с такой скоростью, словно таксист убегал от погони.

Мы ещё довольно долго топтались в нашей комнате, пока голод наконец не привёл нас на кухню.

Наша мама сидела за столом и сосредоточенно смотрела в свой еженедельник. В руках у неё была чашка с кофе, она сжимала её с такой силой, словно хотела задушить. Некоторое время мы смущённо переминались с ноги на ногу, но мама не обращала на нас никакого внимания.

– Завтрака не будет? – наконец еле слышно спросила Иоанна.

Мама медленно повернула голову в нашу сторону. Казалось, внутри у неё всё бурлит, как в закрытом котле перед взрывом.

– Завтрак? – спросила она дрожащим от гнева голосом и со звоном поставила чашку на стол. Из неё выплеснулся кофе. – И чего же вы хотите? Может быть, кукурузные хлопья с кетчупом? – Кончик её носа вздрогнул. Это было плохим признаком. Совсем плохим.

Я сглотнул и из предосторожности отступил на шаг назад.

– Мы… всё почистим, – попытался я успокоить её. – Обои тоже. Мы заново покрасим их. Честное слово, мы…

– Дело тут вовсе не в обоях! – крикнула мама и вскочила. – О чём вы вообще думали? Вы что – сошли с ума? Вы хоть понимаете, как плохо всё это могло закончиться? Мерседес могла получить серьёзные травмы!

Иоанна прикусила нижнюю губу.

Я смущённо откашлялся.

– Она ещё… что-нибудь сказала? – спросил я.

– Разумеется! Она сказала, что вы монстры и хотели её погубить.

– Мы вовсе не хотели этого, – возмутилась Иоанна. – Она ведь сама открыла дверь подвала. Мы даже представить себе не могли, что она покатится вниз по лестнице.

– Иоанна хотела только слегка сбрызнуть себе футболку кетчупом, – объяснил я. – Она же не виновата в том, что из бутылки вылилось сразу всё её содержимое. Честное слово, мы только хотели напугать Мерседес.

– Она сказала, что вернётся домой в десять, – выпалила Иоанна. – А когда она пришла, была уже почти полночь! Мы просто хотели ей напомнить, как безответственно она поступает, возвращаясь домой так поздно. Ты ведь спишь и ничего об этом не знаешь. С нами ведь тоже могло что-нибудь случиться!

– О да! – саркастично заметила мама. – Например, вы могли бы сбросить вниз лестницу в подвале.

Затем она с такой силой ударила ладонью по столу, что чашка подпрыгнула.

– Это уже третья девушка, которую вы выгнали из дома. Подозреваю, что вы делаете это намеренно.

Иоанна водила большим пальцем ноги по плиткам пола.

– Например, история с волосами Келли, – продолжала мама.

О-о! Я подумал о фотографии, которую я спрятал под своей кроватью. На ней было лицо нашей девушки номер один – Келли из Англии. Обычно её непокорные локоны были окрашены в морковный цвет. Но на этом фото она выглядела так, словно на голову ей прыгнул зелёный шерстяной монстр-пришелец.

– Это был несчастный случай, – прошептала Иоанна, что, кстати, наполовину соответствовало истине. Мы и представить себе не могли, что если добавить немного ополаскивателя в бутылочку с краской для волос, то каштановые локоны не только потеряют свою волнистость, но и превратят их в зелёные космы.

– А Метте? – спросила мама.

Да, Метте из Дании. Её фотография у меня тоже была, я сделал её во время обеда. Метте по природе была бледной, но на том фото у неё багровое лицо с надутыми щеками. Её глаза слезились, а на лбу блестели капли пота.

– Вы добавили в её пудинг острый перец чили, а в яблочный сок насыпали ей специи, – строго сказала мама. – И это, совершенно точно, не было случайностью!

– Это была самооборона, она не умела готовить! – защищалась Иоанна. – Мы едва не умерли с голода.

– Она готовила очень хорошо, – возразила мама.

– Да, паштет из брокколи и миндальный крем! – сказал я. – А также утиные грудки с глазурью в апельсиновом соусе. Но кто такое ест?

Мама покачала головой и в отчаянии подняла руки.

– Почему вы не можете быть просто нормальными послушными детьми!? – простонала она. – Теперь мне придётся искать новую девушку.

– Нам не нужна няня, – заносчиво сказал я. – Мы сами со всем справимся.

– Ах, так? – резко возразила мама. – И вы опять намешаете в ванне горы пены, чтобы создать в нашем саду посреди лета зимний ландшафт?

Мне казалось, что это действительно выглядело красиво!

– Чтобы вы всю вторую половину дня тайно смотрели фильмы, вместо того чтобы делать уроки?

Ну да, согласен. В отличие от нашей мамы мы знали, как запрограммировать записывающее устройство. Таким образом мы втайне уже несколько раз записывали ночью фильмы ужасов и смотрели их затем после занятий в школе.

– Чтобы вы опять спустили со второго этажа верёвочную лестницу, по которой вам быстрее будет скатываться вниз к школьному автобусу?

Иоанна невольно почесала своё колено, на котором всё ещё был виден рубец. В прошлый раз она сорвалась, и её на «скорой» пришлось отвезти в больницу. На рану наложили швы. Шесть швов. Но лестница могла бы замечательно нам служить, если бы не порвалась бельевая верёвка.

Мама скрестила руки на груди.

– Ничего подобного! – сказала она, покачав головой. – Я ни в коем случае не могу оставить вас одних на целый день. В конце концов, у меня нет желания весь день на работе беспокоиться о вас, думая о том, чем вы тут занимаетесь. В понедельник я позвоню в агентство. Пусть нам как можно скорее найдут новую девушку.

На этот раз намерения нашей мамы были действительно серьёзными. Насколько серьёзными – это мы поняли в понедельник, когда в наш дом вошла фрау Шмидт. Раньше она была учительницей, но последние два года она уже не работала. Иоанна считала, что фрау Шмидт не ушла на пенсию, а её уволили из-за её бездушия и жестокости. Она жила на нашей улице недалеко от нас, и нам казалось, что всё своё время она была занята только тем, что злилась – она ведь больше не могла командовать учениками!

– Мне сказали, что вам в течение шести недель запрещено смотреть телевизор, – сказала она, входя в наш дом. Затем она направилась прямиком к плоскому экрану нашего телевизора, вытащила питающий кабель, хладнокровно свернула его и засунула в карман своего жилета.

– Эй, – крикнула Иоанна. – Вы ведь не можете просто стащить наш кабель!

– Поспорим, что могу? – ответила фрау Шмидт и улыбнулась так приветливо, что у меня мороз побежал по коже. Затем она подхватила ещё и пульт.

Это стало самым трудным временем в нашей жизни. Нам не разрешали играть во дворе. Телевизор был выключен, и мама не делала никаких попыток вернуть кабель и пульт. Вместо этого мы были вынуждены слушать по радио классическую фортепианную музыку.

Под надзором тюремной надзирательницы Шмидт мы выполняли домашние задания, и делали это так долго, что они уже вылезали у нас из ушей. Мы с тоской мечтали покататься в парке на велосипеде. Казалось, что даже наша золотая рыбка Элвис, которая описывала круги в своём аквариуме в гостиной, с сочувствием взирала на нас.