– Здесь, ваше мракобесие.

Ведьма материализовалась.

– Приведи приговор в исполнение.

Афрозина опасливо покосилась на Рыцаря, обнажившего свой меч.

– Может, вы их, того… – Она открыла флакон с духами, и жидкость испарилась на глазах.

– Тогда я и тебя того, – посуровел маг. – Или ты забыла, что тебя тоже когда-то нарисовали?

Ведьма вздрогнула – в устах Бэрра это была не пустая угроза. Афрозина повела себя странно: она вытянула вперед ладони и легко, одними пальцами поманила к себе Рыцаря. Тот выронил меч и послушно пошел к ней. Но шел он, оказывается, не к ней. Повинуясь взгляду ведьмы, Чард прошел мимо нее, и тут только стало ясно, что направляется он… в картину.

– Чард? – тревожно окликнула его Бьюти.

– Папочка! – позвала Кэнди.

Он словно не слышал. Двигался как во сне. Вот он взялся за раму…

– Нет! – раздался вдруг голос Флокси.

Афрозина невольно отвлеклась, и ее гипнотическая власть над Рыцарем потеряла силу. Он с удивлением огляделся.

– Что это значит? – раздраженно спросил маг.

– Вы напомнили нам один закон, – сказала Флокси, – но забыли упомянуть другой. Закон творчества. А он гласит: «Творение художника неподвластно никому, кроме него самого». Никому, понимаете? Даже дьяволу. А это значит, что картины, написанные мной, должны обрести свой первоначальный вид.

– Я вас не понимаю…

– Вы отлично меня понимаете, господин магистр. Прежде всего, в картины вернутся все персонажи. Все. Включая Афрозину. И никакого произвола в виде тюремной решетки или стертой фигуры. Иначе… пеняйте на себя.

– Хорошо, – скрипнул зубами маг. Ему ничего не оставалось, как принять эти условия. Пожертвовать Афрозиной, зато одним махом расправиться со всеми врагами. – Хорошо, я согласен.

– А я нет!

В мастерскую ворвался свежий ветер. В воздухе загорелись два желтых глаза. Затрепетали стрекозиные крылья. С головы Бэрра сорвало судейский парик. Афрозина покрылась рыбьей чешуей.

Тимоти рассмеялся. Даже у Кэнди просохли слезы.

– Пип! – радостно закричал Дэвид. – Это ты?

– Мяу, – раздалось за спиной у Бэрра.

– Пип! Пип! – кричала Кэнди и тормошила мать. – Мамочка, он такой… он такой юморительный, ты увидишь!

Но увидели все не Пипа, а Фосса. Кот появился в кресле, в котором еще недавно восседал великий магистр. Он щурил глаза на свет и, казалось, ждал чего-то. Афрозина замахнулась на кота, но Бэрр ее остановил:

– После драки кулаками не машут.

И показал на холст, где ее ждало кресло-качалка с плюшевой подушечкой в форме осьминога.

– Предатель! – бросила ему в лицо старая ведьма и неторопливо направилась к раме. Проходя мимо туалетного столика, она словно невзначай взяла с него пару белых перчаток и стала на ходу натягивать. Перед самой картиной она полуобернулась и сделала Фоссу ручкой.

– Все равно вышло по-моему… котик, – последнее слово она произнесла с неподражаемой интонацией. – Листки-то тю-тю!

Едва услышав это, Дэвид бросился к картина и на глазах у изумленной Афрозины сбросил с ее кресла плюшевого осьминога. Под подушкой лежали стихи! Все собранные им листки! И тот, что когда-то потеряла ведьма. И тот, что подарил ему повар. И обнаруженные у коротышек, и подброшенный Квинтером Финтером… словом, все-все… кроме последних, найденных в зоопарке и надежно спрятанных у него в гетрах. Афрозина, опомнившись, попыталась схватить мальчика за руку, но он увернулся.

Ох, что сделалось с Бэрром!

– Раззява, – закричал он на ведьма. – Весь дом перевернула, а под носом у себя ничего не видишь!

Жажда мщения превратила Афрозину в фурию. Она скорее всего настигла бы Дэвида, но подвели высокие каблуки. А когда она догадалась снять туфли, он успел отбежать подальше. И теперь торопливо разглаживал листок за листком и складывал их вместе.

Фосс напряженно ждал исхода.

Магистр подбросил вверх носовой платок, платок превратился в лист бумаги и запорхал перед Дэвидом, точно просясь в руки. Но раньше, чем мальчик успел схватить его, Рыцарь проткнул фальшивку своим мечом, и обыкновенная на вид бумага мгновенно вспыхнула как факел.

Кэнди вскрикнула. Бьюти упала в обморок. Еще мгновение, и возникла бы паника. И тут Тимоти, тихо сидевший в углу, в два прыжка оказался возле Бэрра. Мелком, который папа Тим всегда носил с собой, он нарисовал на полу магический круг, а за его пределы не может выйти ни один черт. Опыт борьбы с нечистой силой пришелся как нельзя более кстати.

Дэвид сложил листки, и что же? Ни-че-го. Кот не расколдовался. Афрозина хохотнула. Она надела туфли, пригладила рыжие патлы и царственной походкой направилась к своей картине. В последний момент она остановилась и посмотрела на сыщик с немым укором:

– Вы не поможете даме?

Фикс охотно помог старой кокетке войти в раму. При этом он слегка потянул на себя перчатку, и… из рукава выпал вчетверо сложенный листок. Ведьма потянулась за ним, но Фикс ее опередил. Он разгладил страничку.

Это был листок, без которого у Дэвида ничего и не могло получится… самый, может быть, важный листок… последний.

Вы спросите, как Фикс догадался, что ведьма спрятала его в рукав? Это осталось его профессиональной тайной.

Силы оставили Афрозину. Она вошла в картину и устало откинулась в кресле-качалке. Ноги она положила на раму.

Фикс передал последний листок Дэвиду.

Тот положил его сверху на остальные. Кот ждал. Все ждали.

И Дэвид вспомнил. Всего две строчки, но в них была заключена разгадка.

ЛИСТКИ СЛОЖИ НАОБОРОТ,

И СТАНЕТ Л…М РЫЖИЙ КОТ.

– Ну, конечно, – пробормотал Дэвид. – Я ведь складывал неправильно… второй на первое, треть на второе… и вот последнее стихотворение оказалось первым. Надо наоборот!

Он подошел к столу и начал складывать листки в обратном порядке. В мастерской никто не проронил ни звука.

– Ну вот! Теперь правильно. Все? Нет! Еще это пропущенное слово… Начинается на «Л», кончается на «М»…

Мама с папой переглянулась. Папа Тим покраснел и опустил голову.

– Лесом, – подсказала Камилла.

– Может быть, лугом? – предположила Бьюти.

– Луком? – пробормотал доктор.

– Ликом? – подал голос сыщик.

Кот топтался на месте и громко урчал.

– Лиром! – крикнул Дэвид, вдруг вспомнив таинственное имя, которое не раз упоминали в спорах мама с папой.

В тот же миг кресло заскрипело под тяжестью тучного мужчины с аккуратно подстриженными, несколько старомодными бакенбардами.

– Фу ты, – с облегчением вздохнул он. – Замучили. Я уж решил, не отгадаете.

– Так вы…

– Эдвард Лир, – закончил за мальчика мужчина. – А ты Дэвид. Привет честной компании. Как поживаете, магистр? У вас нездоровый цвет лица.

– Лир? – не поверила Флокси.

– Тот самый? – спросила Камилла.

– А чему вы, собственно, удивляетесь? – по-кошачьи сощурился Лир.

– Но вы же давно… в некотором роде… – Тимоти замялся.

– Умер? – пришли ему на помощь бакенбарды. – Господи, в какой стране я родился! Здесь верят каждому печатному слову.

– А когда, простите, вы родились?

– Ну… – Лир задрал голову к потолку, словно там был написан ответ на столь нескромный вопрос. – Кажется, в двадцать втором или двадцать третьем…

– Восемьсот?

– Вы что-то сказали?

– Тысяча восемьсот двадцать втором? – уточнил Тимоти.

– Очень может быть, – отмахнулся Лир от этой скучной темы. Он обводил взглядом разгромленную мастерскую. – Поразительно, какой переворот в нашей жизни может произвести одна женщина!

– Это…

– Афрозина, – с пониманием кивнул он, опережая разъяснения хозяйки мастерской. – Замечательный темперамент, согласитесь. – Он повернулся к ведьме: – А коробку сухих румян я бы, Зина, все-таки вернул.

– подумаешь! – ведьма презрительно махнула рукавом.

Несмотря на довольно солидную комплекцию, Лир легко поймал в воздухе коробочку и тут же перебросил ее Дэвиду:

– Ап!

Неожиданно он подался вперед и попытался дотянуться рукой до лопатки. Не дотянулся, попробовал с другой стороны. Потом вздохнул: