— Вот и все, что я хотел рассказать вам, — улыбнулся Леонид Матвеевич. — А теперь давайте вернемся к нашему разговору. Нам предстоит решить две главные задачи: первая — что Поляков делал в Петергофе, и вторая — что находится в этом контейнере.

— Нужно просто вскрыть контейнер, — Зина предложила самый простой выход.

— У тебя есть автоген? — усмехнулся Львенок. — Или ты умеешь расплавлять свинец руками?

— Подожди, Львенок, — прервал его Леонид Матвеевич. — Зина, в сущности, права. И я даже знаю, как это сделать. Вернее, знаю, кто нам может в этом помочь. Мой сын Сергей работает в институте экспериментальной физики, заведует лабораторией. Я думаю, у них в институте есть аппаратура, которая справится со свинцовой оболочкой. Сейчас я позвоню Сергею и все узнаю. Надеюсь, он еще не ушел домой.

Леонид Матвеевич нацепил на нос очки, нашел рабочий телефон сына и набрал номер:

— Сережа! Да, это я. Нет, ничего не случилось. Здоров, здоров, не волнуйся. В выходные приедешь? Прекрасно, но я думаю, что мы встретимся гораздо раньше. Сейчас объясню.

И Леонид Матвеевич объяснил. Четко и коротко. Костя был удивлен: ему казалось, что со дня их приезда в Петербург произошло столько событий, сколько не происходило за всю его четырнадцатилетнюю жизнь, а Леонид Матвеевич уложил все эти события в трехминутный рассказ.

— Да, свинцовый контейнер. Открыть невозможно, — в голосе Леонида Матвеевича зазвучала тревога: — Что?! Ты уверен? Тогда нам срочно нужно ехать к тебе?

Зина к разговору не прислушивалась. Она смотрела в окно. Там, за окном, на козырьке подъезда весело кувыркались воробьи, собирая крошки хлеба. К подъезду подошел мужчина, его фигура показалась Зине очень знакомой. Она даже рассмеялась:

— Мне Поляков уже на каждом шагу мерещится!

Но в это время мужчина поднял голову, осматривая окна. Зина вздрогнула. Это был Поляков.

— Он уже здесь! — крикнула Зина и больше не нашла слов для объяснения.

Она молча тыкала рукой в стекло. К окну тут же подскочили Львенок, Костя и Ира:

— Леонид Матвеевич! Здесь Поляков!

— Сережа! Нас поймали в ловушку! Он у подъезда. Мы не сможем выйти. Хорошо. Я подожду, — Леонид Матвеевич кивнул ребятам: — Сергей сейчас узнает насчет служебной машины. Дело принимает нехороший оборот. Сын уверен, что в контейнере радиоактивные вещества… Да-да, я слушаю! Выезжаешь? Хорошо, ждем. Милицию? Ты сам вызовешь? Хорошо.

Леонид Матвеевич повесил трубку и сказал ребятам:

— Отойдите от окна, пока он вас не заметил. Сейчас самое главное — выиграть время до приезда милиции. Сергей тоже подъедет.

Ребята замерли, прислушиваясь к шагам на лестнице. В подъезде была тишина. Но уже в следующую минуту они услышали тихие, крадущиеся шаги. Человек поднялся на площадку, подошел к двери и позвонил.

Звонок был сначала короткий, потом долгий, потом непрерывный. Поляков злился и уже совершал глупости. Он попробовал даже высадить дверь. Петли надрывно скрипнули, зашаталась коробка, но дверь устояла.

Потом хлопнул щиток. Раздался щелчок выключателя. Во всей квартире погас свет.

— А вдруг Сергей еще не вызвал милицию? — шепотом спросил Костя.

— Надеюсь, что вызвал, — ответил Леонид Матвеевич. — Иначе нам придется худо. Четверо подростков и старик против обозленного сильного мужчины — расклад неравный. В любом случае, надо его задержать. Львенок, набери-ка "02". На всякий случай. Спросим, выехала ли машина.

Телефон молчал.

— Он обрезал провода, — догадался Львенок.

От сильных, нервных, злых толчков в дверь у Кости начала болеть голова. Казалось, милиция не приедет никогда. Многоквартирный дом затаился и превратился в необитаемый остров. Не вышел никто из соседей. Ни один. В лучшем случае кто-то, может быть, набрал телефон милиции.

Наконец Ира, дежурившая у окна, подала знак: подъехала милицейская машина.

Потом в подъезде послышался шум, на лестнице шла драка. Поляков пытался прорваться вниз, через наряд милиции. Его свалили, защелкнули на запястьях наручники и вывели к машине. Следом приехали физики.

События в тот вечер развивались стремительно. Свинцовый контейнер забрали в лабораторию для анализа, ребят отвезли в гостиницу.

Там, в номере Полякова, уже хозяйничала другая группа милиции. Чемодан с оставшимися контейнерами был изъят. Как доказательство изъяли и стопку аудиокассет, на которых были записаны дневники Полякова.

Евгения Кирилловна была так напугана происшедшим, что в последующие дни следила за каждым шагом ребят. Они упрашивали отпустить их к Леониду Матвеевичу, чтобы узнать обо всем поподробнее, но Евгения Кирилловна была тверда:

— Я отвезу вас домой, сдам с рук на руки родителям, тогда можете ехать к Леониду Матвеевичу и куда хотите!

Леонид Матвеевич приехал сам, через пару дней. Он наконец-то ответил на все вопросы.

— Что же было в контейнере? — первым делом спросил Львенок.

— Как объяснил Сережа, там был торий двести тридцать два.

— Что это? — в один голос спросили ребята.

— Повторяю слова физиков: это изотоп группы А с особо высокой радиотоксичностью.

— Но зачем?

— А это длинная история. Для этого придется вернуться к дневникам Полякова, записанным на бобинах.

— Но там же просто бред! — воскликнул Львенок.

— Совсем даже не бред. Те дневники, которые нам удалось прослушать, обрывались примерно на том месте, когда Полякову не дали лаборатории. Позднее он так и не сумел доказать коллегам, что его научная тема достойна изучения. По сути, и не было никакой темы. Это была всего лишь вариация, и не самая удачная, уже существующей физической формулы. В конце концов, лет через пять, Поляков все-таки понял, что гениальный физик из него не получился. Он оставался рядовым сотрудником физической лаборатории. Ему даже не удалось защитить докторскую диссертацию. И тогда Поляков решил уйти из института. Но он по-прежнему мечтал о славе. Это уже начинало превращаться в навязчивую идею. Самомнение не давало ему покоя. Любым способом, любым путем, но он решил оставить свой след в истории человечества. Его не устраивало умереть обыкновенным сотрудником лаборатории. Он стал завидовать всем более удачливым и более талантливым коллегам. Прежде всего Сене Тумаркину. Это закончилось грандиозным скандалом и окончательным разрывом с другом. Но коллеги — полбеды. Все можно было бы списать на ревность к чужим успехам. Поляков возненавидел всех, сделавших что-то великое. Понимаете, всех! Во всех веках! Еще мальчиком он побывал в Петергофе. Петергоф поразил его своей красотой и, позже, конечно, заставил возненавидеть Петра, который создал этот парк. Однажды ему в голову пришла безумная идея — если человечество отказывается запоминать его, Романа Полякова, как созидателя, то он заставить запомнить себя как разрушителя. Он в силах разрушить то, что создал Петр Первый! Но только на первый взгляд эта идея казалась безумной. Поляков рассчитывал долго и очень тщательно. Он отказался от мысли устроить в Петергофе банальный взрыв и уничтожить два-три фонтана или весь водопровод. Его не устраивало плеснуть кислоту на какие-нибудь полотна в Петергофском музее. Он прочитал о Петергофе все. Он знал, что после войны парк был восстановлен буквально из руин. Это означало, что и те внешние повреждения, которые он может нанести, рано или поздно исправят. И тогда он призвал на помощь физику. Он решил устроить локальную радиационную катастрофу. Надо отдать должное его изобретательности — по его плану, Петергоф сохранял свою красоту, но становился недоступен для людей. Парк существовал бы, и в то же время это взрыв уничтожил бы его навсегда.

— Я не понимаю, — Ира перебила Леонида Матвеевича. — Но какая же тут слава? Кто и когда догадался бы, что это сделал именно он?

— Неужели ты думаешь, что Поляков не просчитал и этого? В его план входили признание, явка с повинной. Он наметил для этого несколько каналов телевидения и центральные газеты, в которые собирался сразу сообщить о своем преступлении. Это было бы сенсационно, это облетело бы весь мир. Именно эту цель он и ставил перед собой. Он готовился к этому шагу долгие годы.