– Молодчага, Бетси, – сказал Фатти, уютно устраиваясь в постели. – Бог ты мой, я чуть не лопнул от смеха, когда вы с мамой тыкали валики на кровати. Я не слишком-то хорошо замаскировался, но ведь у меня не было времени на подготовку. Сегодня я чувствую себя лучше, и мне страшно хотелось немножко подурачиться. Я догадался, что ты придешь, а потому попросил кухарку принести мне те вещи из сарая. Она прелесть, наша кухарка!

– Ты, наверное, огорчился, когда вместе со мной вошла и твоя мама, – сказала Бетси. – Ах, Фатти, как я рада, что ты поправляешься. Хочешь мятный леденец? Я купила самые большие «бычьи глаза», какие были в продаже. Половина этого пакета – тебе, половина – Пипу.

– Мне, кажется, значительно лучше, – сказал Фатти, засовывая в рот сразу два леденца. – Вчера для меня был бы несносен даже запах мяты. А сегодня я не удивлюсь, если управлюсь с самым плотным обедом.

– Ты очень бледен, Фатти, – сказала Бетси. – Приляг ненадолго. Тебе и правда не следовало вылезать из постели и наряжаться в чужое платье.

– Только ты не начинай читать мне нотации! – возмутился Фатти. – Лучше выкладывай новости, если они у тебя есть.

Бетси добросовестно пересказала все новости. Фатти лежал спокойно и слушал. Он еще чувствовал себя не вполне здоровым, но Бетси он об этом не скажет. Он и не ожидал, что усилия, которые он затратил, чтобы встать с постели, нарядиться и разыграть мать и Бетси, могут вызвать у него такую странную слабость и дрожь в ногах. По-видимому, с гриппом шутки плохи, даже когда тебе кажется, что поправляешься.

– Ларри и Дейзи уже намного лучше, – сообщила Бетси. – Они оба уже встали с постели и ходят, но на улице еще не были. Дейзи говорит, что они выйдут из дома завтра, если день будет солнечный. Они жутко скучают и все время твердят: хоть бы произошло что-нибудь.

– А как Пип? – спросил Фатти.

– Ему стало лучше, чего нельзя сказать о его характере, – ответила Бетси. – Смотри, Фатти, не делайся раздражительным вроде моего братца, ведь и тебе тоже становится лучше. Да, чуть не забыла: я встретила сегодня утром мистера Гуна.

– А, великого Гуна! – воскликнул Фатти, привстав при упоминании имени своего старого врага. – И что же он сказал?

– Увидев меня, он сказал: «Га!», свалился с велосипеда и плюхнулся на дорогу, – сообщила Бетси, хихикая.

– Просто отлично, – безжалостно отозвался Фатти. – А что он еще имел сообщить, кроме «га»?

– Что наслаждался миром и покоем, поскольку этот пронырливый толстый мальчишка не совался все время в его дела, – ответила Бетси. – Он говорил довольно грубо и такие, например, вещи: хорошо, что ты прикован к постели и не можешь озорничать, и хорошо еще, что ты вернешься в школу, прежде чем успеешь что-нибудь натворить.

– Ха! – воскликнул Фатти. Теперь он сидел выпрямившись, и вид у него был очень решительный. – Значит, он вон как думает. Ну что ж, завтра я встану по-настоящему, а еще через день выйду на улицу, так что пусть лучше Гун поостережется. Как только я поднимусь, начнутся неожиданные события!

– Какие события? – взволнованно спросила Бетси. – Ты имеешь в виду какую-нибудь тайну, да? О, Фатти!

– Да, тайну, – даже если мне придется самому ее изобрести, – ответил Фатти. – Если Гун воображает, что он хоть однажды может насладиться миром и покоем во время наших каникул, когда мы приезжаем домой, он глубоко заблуждается. Вот я встану с постели, Бетси, и мы неплохо развлечемся. Черт побери, от одной мысли об этом мне уже становится лучше.

– А как мы будем развлекаться? – спросила Бетси. Глаза ее так и сияли. – Ах, Фатти, я бы хотела, чтобы нам опять подвернулась настоящая тайна, но времени уже не осталось – нам всем нужно будет возвращаться в школу до того, как мы успеем ее разгадать.

– Ничего, для начала мы можем разыграть Гуна, – сказал Фатти. – Я разработаю план. Мы все примем в этом участие. Ты не волнуйся – я что-нибудь придумаю!

Бетси знала, что так оно и будет. Никто не умел придумывать так, как Фатти. Он снова скользнул под одеяло, лег на спину и закрыл глаза.

– Ты правда хорошо себя чувствуешь? – встревожилась Бетси.

– Да, все в порядке, просто мне пришла в голову одна идея. Знаешь, как иногда бывает: вдруг что-то как молния сверкнет в твоем сознании, тебе даже и обдумывать эту мысль не приходится.

– Со мной такого не бывает, – призналась Бетси. – Мне надо крепко подумать, прежде чем у меня родится какая-нибудь идея, да и она обычно никуда не годится. Ты, Фатти, гений!

– Ну уж! – скромно возразил Фатти. – Я бы не стал так себя называть, но мне удается обводить большинство людей вокруг пальца – правда ведь? Я имею в виду… ну, вспомни, как мы разгадывали тайны, когда я брался за дело, и…

В течение последующих десяти минут Фатти предавался бесстыжему хвастовству, а Бетси внимала каждому его слову, ничуть не скрывая своего восхищения хвастуном. В общем, они оба получили удовольствие от беседы.

– Который час? – вдруг осведомился Фатти. – Наверняка сейчас время обеда. Бетси, у тебя больше нет «бычьих глаз»? Я умираю с голоду.

– Мне кажется, несут обед, – сказала Бетси. – Да, это твоя мама. Пойду помогу ей нести подносы.

В дверях появилась миссис Троттевилл с подносом, на котором стояли две тарелки с супом. Фатти бросил на них разочарованный взгляд.

– Ох, мама! Опять суп! Когда же мне дадут настоящую еду? На одном супе я никогда не поправлюсь.

– Вчера ты говорил, что не в состоянии проглотить даже ложку супа, – заметила его мать, ставя на стол поднос. – Не волнуйся. Есть еще жареный цыпленок с гарниром, если пожелаешь.

– Так-то лучше! – сказал Фатти. – А пудинг какой? Оставь мне две порции, мама.

Миссис Троттевилл засмеялась.

– Ох, Фредерик, из одной крайности в другую! Ладно. Доктор говорит, что сейчас, когда температура у тебя упала, тебя можно кормить как следует. Бетси, когда захотите второе, спустись, пожалуйста, вниз с подносом. И не отдавай Фредерику свою порцию.

Дети молча и с аппетитом съели суп. Он был горячий и очень вкусный. Фатти умял с супом два куска поджаренного хлеба. Как видно, ему еще больше, чем Бетси, хотелось есть.

До их слуха откуда-то издалека донесся лай. Фатти прислушался и нахмурился.

– По-моему, – сказал он, – сегодня мама уж могла бы пустить ко мне Бастера. Мне было бы только полезно поиграть с ним.

– Но вчера ты сам не хотел его впускать к себе, – заметила Бетси, доедая остатки супа. – Ты говорил, что его лай тебя с ума сведет.

– Я в самом деле говорил такое? – удивился Фатти. – И подумать только, что мне могло прийти в голову, что лай Бастера способен свести меня с ума! По-моему, у него очень мелодичный лай, не слишком заливистый и не слишком ворчливый, – именно такой лай и подобает настоящему скотч-терьеру. Бетси, пожалуйста, спроси маму, нельзя ли мне пустить его к себе днем. Если ты попросишь, она, может быть, позволит.

– Хорошо. Я спрошу, – сказала Бетси, вставая, чтобы забрать поднос. – Но я уверена, что она не разрешит ему прыгать к тебе на постель, Фатти. Ты в самом деле хочешь сейчас цыпленка? Я уже совсем сыта.

– Да, и побольше подливки, – заявил Фатти. – И еще поджаренного хлеба. Съев суп, я согрелся и стал чувствовать себя уютнее, но и только. Ты уверена, Бетси, что сама донесешь поднос, или, может, помочь тебе?

– Дурачок, – весело ответила Бетси и вышла из комнаты с подносом в руках.

Миссис Троттевилл удивилась, услыхав, что Фатти и в самом деле просит цыпленка. Она положила по куску на тарелки для него и для Бетси.

– Пудинг у нас сегодня рисовый, с яблоками. Фатти сказал, что хочет две порции, но я уверена, что он и одну есть не станет. Ну вот, все готово. Справишься, Бетси?

Бетси вошла в спальню с подносом и поставила его возле постели Фатти. Он с довольным видом посмотрел на тарелки.

– Пожалуй, я приступлю к делу, пока у меня аппетит не пропал, – сказал он и начал уплетать за обе щеки. Да, сомнений быть не могло: Фатти выздоравливает. Больной человек не был бы в состоянии так есть.