— Фи, — брезгливо поморщилась та и зло рванула грязные кружева своего шляфрока. — Фи, паненка, з лепшей родзины, а с ким ходзи[12]!

Она была знакома с профессором, дедушкой Стефы.

— Щука, — тихо бросила Стефа по адресу злобной старухи и поспешно подошла к подруге.

— Ты испугалась?

— Да ну его! Такой он у нас шальной, каждый день что-либо выдумает. Мне маму жалко… Ни за что я его с собой не возьму! Пусть знает!

Петрик подлетел к подругам в тот миг, когда они вышли на улицу, решительно захлопнув за собой железную калитку. Он дёрнул ручку калитки, но сестра крепко держала её со стороны улицы.

— Держи себе! — усмехнулся Петрик.

В одно мгновенье он вскарабкался на чугунную ограду и очутился на улице.

— Что мне с ним делать?! — растерялась Ганя.

— Ты скажи маме, — теряя терпение, посоветовала Стефа.

У Петрика от обиды перехватило дыхание, и прежде чем он успел подумать, невольно передразнил: «Маа-мее!»

— Тебе не стыдно кривиться, негодный мальчишка! — дёрнула брата за лямку штанов Ганя.

«И она ещё спрашивает? Она ещё дёргает?! Сама сказала, что возьмёт с собой в кино, а теперь…»

Кто-то осторожно тронул Петрика за плечо.

— Где тут будет замок?

Возле Петрика стоял военный. Его весёлые угольно-чёрные глаза смотрели из-под сросшихся на переносице густых бровей. Он говорил на русском языке, но с каким-то акцентом. Вот по этому-то акценту Петрик сразу узнал командира. Конечно, он! Та же улыбка, прищуренный взгляд, нос горбинкой…

— Прошу пана… Я вас знаю! Только я не видал тогда, что у вас два ордена есть! — загорелся Петрик.

— Постой, дорогой! Как же, как же, малыш! И я тебя помню! Ты тогда стоял около дороги с большим голубым ведром, а кружечка у тебя была беленькая. Верно? И цветы…

— С ведром стояла Ганка… моя сестра…

— Да, да, помню, красивая такая девушка.

— И совсем она некрасивая… во, курносая! Вон, глядите, убегает от меня, — обиженно шмыгнул носом Петрик. — Ну и пусть! Зря я только им поверил… И зря я не пошёл с Юрком на той… Ну, знаете, там дети самолёты правдишние строют, корабли…

— На детскую техническую станцию?..

— Ага, — кивнул головой Петрик. — Прошу пана…

— Э-э, брат, какой я пан? — обиделся командир.

— Извиняюсь, товарищ командир… Вот, понимаете, привык: прошу пана, да прошу пана!

— Отвыкать надо.

— Слушаюсь, товарищ командир! — козырнул Петрик.

— О, это совсем другое дело. Молодец!

— А вот, чтоб на танкиста, сколько надо учиться?

— На танкиста? — улыбнулся командир, открывая два ряда белых зубов. — Это, дорогой, надо сначала, как это у вас говорят, трохи, трохи подрасти.

На этот раз Петрик довольно хладнокровно перенёс замечание командира, хотя эти же слова, произнесённые сестрой, приводили Петрика в ярость. Честно говоря, сердце мальчика чуть сжалось, но… для танкиста и вправду необходимо подрасти.

Тем временем навстречу удирающим от Петрика девушкам по Замковой улице поднимался молодой человек в белом костюме, приглядываясь к номерам домов.

— Ой Стефа! — вся так и вспыхнула Ганнуся.

Чёрные кудри живописно вились вокруг красивого лица молодого человека. Стройный, подтянутый, он шёл легко и быстро.

— Это… Александр Марченко? Да? — не очень уверенно спросила подругу Стефа.

Но Ганнуся, охваченная приливом радостного смущения, не могла вымолвить слова, только утвердительно кивнула головой.

— Здравствуйте, Ганя… Наконец-то я нашёл вас…

— День добрый, — тепло пожала протянутую руку Ганнуся. — Прошу, познакомьтесь с моей подругой, — глянули на Марченко её чудесные голубые глаза из-под тяжёлых ресниц.

— Стефа Квитко.

— Александр Марченко.

— Вы уже не военный? — заметила Ганнуся.

— Уже отслужил.

— И будете здесь жить?

— Нет, Ганя, я ведь не успел вам тогда ничего сказать о себе… Я инженер-путеец, работаю с изыскательной партией недалеко от Львова…

— Такой молодой и уже инженер? — искренне изумилась Стефа.

— По-вашему, инженер должен непременно быть с усами, бородой, лысый и в пенсне?

— О, да что мы здесь стоим! — вдруг спохватилась Ганнуся.

— Но вы куда-то торопились. Может быть, я помешал?..

— Нет, что вы, — густо покраснела Ганя.

— Мы хотели посмотреть фильм «Цирк», — пояснила Стефа. — Эту картину все так хвалят…

— Я не пойду в кино, Стефцю, — решительно сказала Ганя. — Пойдёмте к нам. Маму вы уже знаете. Я познакомлю вас с моим отцом…

Они подошли к дому в тот самый момент, когда Петрик и командир свернули на тропинку и скрылись в зелёной чаще орешника.

Сначала Петрик вёл командира через густой молоденький ельник, потом они начали спускаться вниз, и вдруг мальчик исчез. Командир только плечами пожал. Он стоял на краю обрыва, а внизу зелёной ящерицей прошмыгнул поезд, не останавливаясь на станции Подзамче.

— Идите! — послышался приглушённый голос Петрика. И командир догадался, что здесь и есть вход в пещеру.

— Великолепно! — стряхивая с колен землю, улыбался командир Микаэлян. — Вот это маскировочка! Днём с огнём вас тут не отыщешь.

Над входом в штаб алела красная звезда, а неподалёку взад и вперёд расхаживал дежурный в бумажной треугольной шапке. Это был Василько.

Услышав чужой голос, он остановился, зажал между ногами палку и, заложив в рот пальцы обеих рук, пронзительно свистнул. В тот же миг за спиной командира и Петрика зашевелились ветки, и как из-под земли выросли девять голов в таких треугольных шапках, как и у часового около штаба.

Мальчуганы вылезли из засады и подошли ближе, заметив на груди командира ордена.

— Здравия желаю, орлы! — отдал честь командир.

Но друзья Петрика сбились в кучу и промычали что то непонятное.

Петрик смутился.

Командир был удивительно чутким человеком. Как ни в чем не бывало, он с улыбкой повторил своё приветствие:

— Здорово, орлы!

— Служим Советскому Союзу! — дружно грянуло в ответ.

— Вот это просто здорово! — остался доволен командир.

— Данько-пират с шайкой рыскают возле пещеры! — доложил Петрику Олесь.

— А Юрка нет, — развёл руками Йоська.

— И почему Юрко не позволяет воевать с этими «пиратами»? У меня аж руки чешутся! — признался Медведь.

Олесь строго взглянул на него из-под нахмуренных бровей: мол, я тебе покажу «руки чешутся»! Юра просил ни на какие провокации не поддаваться и в драку с Даньком не вступать.

В пещере стоял не то пулемёт, не то пушка, сделанная из фанеры.

— И стреляет? — поинтересовался командир.

— Ещё как! Это пушка-самострел. Шестьдесят стрел в минуту выстреливает, — сильно прихвастнул Йоська. — Петрик изобрёл.

— Не ври, — уточнил Петрик, — всего тридцать стрел.

На стене перед столиком, сооружённым из двух ящиков, висела карта, испещрённая какими-то странными знаками, обозначавшими, несомненно, что-то важное для её владельцев.

Командир не задавал лишних вопросов.

— А тут, в нише, наш склад оружия, — пояснил Петрик.

— Арсенал?

— Что это — арсенал? — не понял Петрик.

И командир ему объяснил.

— Любопытно мне знать, воинственное племя, — с неимоверно таинственным лицом спросил командир. — Чем же вы в мирное время занимаетесь?

Но это как раз была та самая большая тимуровская тайна, которая не разглашалась.

Петрик уклончиво ответил.

— Песни поём.

— Какие?

— Много — всяких-разных. А недавно научились «Каховка, Каховка…»

Василько с самого начала заметил в руке командира бинокль. Он долго боролся с собой, но всё же не выдержал.

— Товарищ командир…

— Слушаю.

— Дайте мне разок в бинокль глянуть.

— Не слушайте его, попрошайку, — сконфузился Петрик.

— Чего ж, пусть себе глядит на здоровье. Держи, — и командир протянул Васильку бинокль.

Шутка сказать — настоящий бинокль! Мальчики с завистью смотрели на чудесную вещь с круглыми стёклышками, будто она в одну секунду могла показать Васильку весь мир.