Это «восхищение», «переселение», metathesis, — не внешнее, а внутреннее — то же что «исступление», «исхождение из себя», ekstasis, в оргийных таинствах. «Верою переселен», — ясно и отчетливо говорит Послание к Евреям: «верою», значит внутренним религиозным опытом, «умным деланием» христианских подвижников.

«Человеку надо измениться физически, чтобы сделаться Богом», — так же ясно и отчетливо говорит сумасшедший Кириллов у Достоевского. Кажется, metathesis, «переселение» Еноха и есть это внутреннее в человеке «изменение», физическое и метафизическое вместе, как бы перемещение той магнитной силы, которая управляет в человеке стрелкою внутреннего компаса — временно-пространственного чувства; стрелка начинает вдруг вертеться обратно: где был Восток, там теперь Запад.

В этом смысле и «переселение» Еноха — не географически-внешнее, а психологически-внутреннее — путь всех богатырей солнечных, от Гильгамеша до св. Христофора Богоносца и Христофора Колумба, — путь самого солнца с Востока на Запад. Но это солнце — тоже внутреннее, в сердце человека.

С временного Востока — Истории — Енох «переселен» на вечный Запад — конец мира — в Атлантиду-Апокалипсис.

XIII

«Я был восхищен в сильном вихре и унесен на Запад; там увидели глаза мои все тайны небес, которые должны совершиться» (Hén., LII, 1–2). — «Я был восхищен к огню Заката, поглощающему закаты всех солнц… и к огненной реке, где течет огонь, как вода, изливаясь в великое море Запада… И вступил я в великий мрак, куда никакая плоть не вступает» (Hén., XVII, 4–6).

Кажется, этот «великий мрак» и есть «Мрачное море», Mare tenebrosum, окружающее Атлантиду, «Киммерийская ночь» Гомера:

Скоро пришли мы к глубоко текущим водам Океана;
Там Кимериян печальная область…
Ночь безотрадная там искони окружает живущих.
(Hom., Odys. XI, 13–14, 19)
XIV

«…И увидел я (Енох) устье всех рек земных и устье бездны, tehom» (Hén., XVII, 8).

Ной вавилонский, Астрахазис, тоже «переселен», после потопа, на край света, в «Устье Рек», где был Едем, или в устье одной Реки — Океана, «обтекающего Остров Блаженных».

Астрахазис с супругой были доныне людьми;
Ныне же будут, как боги, в сонме богов,

благословляет Астрахазиса бог Эа (Gilg., XI, 202–203).

Чтобы сделаться богом, он «переселился», «изменился физически», так же как Енох-Атлас.

XV

«…И увидел я место, где небо сходится с землей… и бездну у столпов небесного пламени… высота и глубина столпов безмерная. И увидел я другое место, без неба вверху и без земли внизу, и было оно пусто и страшно» (Hén., XVIII, 10–12).

Это напоминает нисхождение Фауста к Матерям:

Nichts wirst du sehn in ewig leerer Ferne,
Den Schritt nicht hören, den du tust,
Nichts Festes finden, wo du ruhst.
В вечно пустой дали ничего не увидишь,
Шага своего не услышишь в безмолвьи,
Точки опоры себе не найдешь.

«…И сказал мне Ангел: „Место это есть конец земли и неба; здесь темница Звезд, преступивших волю Господню“» (Hén., XVIII, 14–15). «Здесь будут заключены Ангелы, совокупившиеся с женами. Духи же их, принимая многие виды, осквернят людей и соблазнят их приносить жертвы бесам (языческим богам). Жены же, соблазнившие Ангелов, будут Сиренами» (Hén., XIX, 1–2).

Что значит эта греческая мифология в иудейском Апокалипсисе? Кажется, эти Сирены — сестры тех Океанид, чей хор окружает кумир Посейдона-Океана, в святилище атлантов, и плачет у ног Прометея, вспоминая страдания Атласа. Вот еще одна из тех мелких улик, которые сильнее крупных; рядом с копьем и шлемом Афины Тритонии, с лабиринтными кольцами Атласа, — Океанида-Сирена есть третий общий «водяной знак почтовой бумаги» на двух разных письмах, иудейском и эллинском, — тайная связь Еноха с Платоном.

XVI

«…И показал мне на Западе великую гору… И в той горе были четыре пропасти, весьма глубокие, широкие и скользкие; три из них темные, одна же светлая» (Hén., XXII, 1).

Здесь царство мертвых — израильский scheol, вавилонский arallu, египетский amenti — вечный Запад, «Закат всех солнц». Это и значит: тайна Конца, Апокалипсиса есть тайна Запада.

Над светлою пропастью был «источник воды живой» (Hén., XXII, 9) — не той ли, о которой молятся египтяне для мертвых своих, отошедших на вечный Запад — Аменти: «даруй тебе, Озирис, студеной воды»?

«…И пошел я в другое место, к Западу, на конце земли»… (Hén., XXIII, 1.) Все к Западу и к Западу идет — не может остановиться, как будто ищет и знает, что только там, на Западе, найдет конец Востока — времени — в вечности.

XVII

«…И увидел я высочайшие горы… прекраснейшие, как бы из драгоценных камней», — говорит Енох (Hén., XXIV, 1–6). «Славились горы те красотой и величьем больше всех нынешних гор на земле», — говорит Платон (Рl., Krit., 118, b). — «И увидел я, — продолжает Енох, — долины такие глубокие, извилистые, что ни одна не сходилась с другою» (Hén., XXIV, 2). Тот же уют райских долин, как в Атлантиде.

«Выше всех гор была одна, как престол. И окружали ее деревья благовонные», — говорит Енох (Hén., XXIV, 3), и Платон как будто отвечает ему: «Все благовонья, какие только рождает земля, и целебные корни, и злаки, и деревья, и плоды, и цветы… все это Остров, тогда еще озаряемый солнцем, рождал в изобилье неисчерпаемом» (Рl., Krit., 115, b).

«И между деревьями, — продолжает Енох, — было одно с таким благовоньем, какого никогда я не слышал; другого подобного дерева нет на земле; благовонье его сладостней всех благовоний, и листья его, и цветы, и ствол неувядаемы; и плод его прекрасен, подобен гроздьям пальмовым. И сказал я: „О, прекрасное дерево! Как любезна листва его и плод вожделен!“ И Михаил Архангел… предстоящий дереву, сказал мне: „…не прикоснется к нему никакая плоть, до великого дня; тогда оно будет дано смиренным и праведным, и плодами его жить будут… и возрадуются и возвеселятся… и благовонье его напитает кости их… И не будет уже ни болезни, ни плача, ни воздыхания“» (Hén., XXIV, 1–6; XXV, 4).

Это райское Дерево жизни соединяет начало мира с концом — Атлантиду с Апокалипсисом: «и по ту, и по другую сторону реки („живой воды“ Еноха, „студеной воды“ Озириса), дерево жизни, двенадцать раз приносящее плоды; и листья дерева — для исцеления народов» (Откр. 22, 2).

XVIII

На одном, очень древнем, вавилонском, резном цилиндре-печати изображены Муж и Жена, сидящие друг против друга, у Дерева с плодами, и протянувшие руки к нему, чтобы сорвать плод; за спиною Жены, в воздухе, Змей (Delitzsch, Mehr Licht, 49).

Может быть, это Ной-Астрахазис и супруга его — последние люди первого человечества, «переселенные» на край света, в «Устье рек» — Эдем, а Дерево — тот самый «Злак Жизни», которого ищет Гильгамеш:

Неутолимое им утоляется;
Имя же злака: Вечная Молодость.
Отнесу его людям, да вкусят бессмертья.
(Gilgam., XI, 295–297)

Идучи за ним к Атрахизису Дальнему, совершает Гильгамеш путь Солнца с Востока на Запад:

Никем, кроме Солнца, не хожен тот путь,
Замкнут Водами Смерти бездонными,
(Gilgam., X, 73–74)

водами Потопа — Атлантиды.

Тайну тебе я открою великую,
Тайну о Злаке Жизни поведаю:
Терну и Розе подобен тот Злак…
Если ж найдешь его, — жив будешь им, —