Не может быть сомнений в том, что Дзэн можно применять при любом образе жизни — каждый человек в любых обстоятельствах может войти в Дзэн, — и я убежден, что это использование обязательно пойдет на пользу, ибо Дзэн начинается именно на человеческом уровне — с того, что люди думают о себе и о других, — и заканчивается тем же.

Все начинается с простого решения позволить Дзэн помочь вам, позволить ему сделать то, для чего он предназначен. И это совсем не сложно. Единственным требованием являетесь вы сами: вы сами есть все, что необходимо, чтобы начать.

Важным является подход к Дзэн с полностью открытым разумом — и, с традиционной ироничностью Дзэн, я мог бы добавить, что одной из задач Дзэн является раскрытие вашего разума.

Таков Дзэн: идеи приходят к вам и разворачиваются сами собой. Чтобы очертить смысл этого аспекта Дзэн, я включил в книгу несколько своих любимых историй и афоризмов, многие из которых очень древние, но некоторые являются современными переработками старых легенд. Хотя многие из этих фрагментов мудрости Дзэн могут рассказать кое-что о нашей жизни, их цель заключается не в том, чтобы преподать урок — по крайней мере, не в нашем, западном смысле. На самом деле, очень важно осознавать, что на вопросы Дзэн нельзя дать правильный или неправильный ответ. Все эти рассказы и изречения нацелены на то, чтобы привести в движение разум, помочь использовать разум, точно так же, как физические упражнения заставляют нас двигаться и использовать свое тело.

Если вы будете придерживаться Дзэн достаточно долго, пытаясь разрешить вопросы, не имеющие «верного» ответа, вы обнаружите, что ваш разум способен двигаться в новых направлениях, и постепенно ощутите в себе новые силы, с помощью которых сможете расширить свои умственные горизонты.

Я очень ценю один важный аспект Дзэн — он учит нас тому, что мы не одни. В глубине души каждый из нас стремится к одному и тому же, независимо от того, называет он это «просветлением», «счастьем» или «любовью».

Слишком много людей потратили всю свою жизнь на ожидание того, что это нечто само придет к ним, — но это не путь Дзэн. Дзэн всегда пребывает на стороне действия, он основан на совершении всего, что необходимо и правильно, поэтому его последователи живут настоящей жизнью. И потому в рамках Дзэн все мы обладаем определенным родством друг с другом.

Когда я писал эту книгу, мне пришлось оглянуться на всю свою жизнь. Я пришел к осознанию того, что, хотя многие поступки, позволившие мне прийти к настоящему мгновению, кажутся мне сейчас неизбежными, даже очевидными, истина все же заключается в том, что каждый шаг всегда может быть сделан в нескольких разных направлениях. Иногда это выглядело так, словно стрелка моего компаса начинала беспорядочно вертеться и мне необходимо было каким-то образом определить свой собственный север.

В этой книге я пытаюсь показать тот путь, каким пришел к Дзэн, и то, как я применял его, двигаясь по жизни, хотя я ни в коем случае не заставляю вас следовать за мной и выбирать тот же самый маршрут или же воспринимать Дзэн именно так, как отношусь к нему я. Скорее я предлагаю вам следовать вместе с Дзэн по своему собственному пути — и начать этот путь прямо сейчас.

Я современный человек и я не мастер Дзэн, но я представляю вам эту книгу, будучи убежденным в том, что она поможет другим людям применять Дзэн или, по крайней мере, мудрость, скрытую в Дзэн, к реальным жизненным ситуациям. Разумеется, любое подобное применение будет тонким и существенно зависящим от конкретного случая.

Книги о Дзэн часто считаются бесполезными; согласно распространенным рассуждениям, Дзэн невозможно постичь со стороны, с точки зрения наблюдателя, независимо от того, насколько устремленным к пониманию будет такой наблюдатель.

Вероятно, я мог бы согласиться с этим, но только в принципе. Когда люди Запада сталкиваются с реальными примерами Дзэн, они нередко отшатываются от него в замешательстве или даже с разочарованием.

Практикой Дзэн может стать чайная церемония, равно как и составление букетов, каллиграфия или стрельба из лука. Что же видит внешний наблюдатель? Мастер чайной церемонии, кажется, никогда не доберется до момента разливания чая; составитель букетов прилагает больше усилий к развязыванию пучков цветов, чем к самому их расположению; каллиграф вкладывает большую часть своей энергии в приготовление разнообразных кистей; лучник, хотя и совершает со своим луком изящные движения, выглядит совершенно необеспокоенным такими мелочами, как наведение на цель, — судя по всему, его совершенно не волнует, попадет ли он в мишень.

Но он все же поражает ее, точно так же, как каллиграф в конце концов создает прекрасную и гармоничную страницу. Умение увидеть в каждом таком искусстве, как и в боевых искусствах, церемонию означает начало понимания. Перейти к видению за внешним ритуалом практики и самоотверженности, уважения и дисциплины, из которых слагается искусство, означает достичь еще более глубокого проникновения.

Меткий выстрел из лука и быстрый мазок кисти каллиграфа могут показаться никак не связанными с нашей повседневной жизнью, но тот же Дзэн, который придает внутреннюю энергию этим движениям, Дзэн, который делает их возможными, может использоваться повсюду и каждым, кто желает развить тайную силу внутри, силу, которой все мы обладаем.

Я никогда не подвергался психоанализу, но думаю, что если бы пришел к психотерапевту, он начал бы, вероятнее всего, с воспоминаний моего раннего детства и был бы озадачен течением моей жизни не меньше меня самого. Я вырос в маленьком дощатом домике на окраине Уилсона, штат Оклахома; это был маленький степной городок — скучный, пыльный и сухой, с населением около тысячи человек. Уилсон расположен всего в нескольких милях от границы с Техасом, и со всех сторон его окружает нищета и запустение. Когда местные жители заговаривали о том, чтобы покинуть Уилсон и перебраться куда-нибудь в цветущие края, обычным ответом были слова: «Ты не сможешь выбраться отсюда».

Возможно, так оно и было, но я стал живым свидетельством того, что «отсюда» можно выбраться.

Будучи ребенком, я делил соломенный матрац на полу со своим младшим братом Уилэндом, и мама купала нас вместе в большом оцинкованном корыте. Туалет был во дворе. Я настолько ненавидел эту уборную, что иногда ходил за две мили в дом своей тетушки, чтобы воспользоваться ее удобствами.

Я помню, как сидел на плечах отца и пытался разглядеть, что находится на противоположном, техасском берегу Рэд-ривер. Отец был постоянно занят рыбной ловлей, и я, безусловно, был совершенно счастлив в тот момент, поскольку он стал одним из немногих живых и приятных воспоминаний за все время моего детства, проведенное с ним.

Когда я мысленно возвращаюсь к этой сцене, она выглядит как кадр из какого-то фильма: отец и сын на берегу реки, в окружении протянутых над сверкающей водой лесок, — прекрасный образ семейного единства. Теперь у меня тоже есть сыновья, и я понимаю, что значит быть отцом. Я помню, как поднимал их и усаживал себе на плечи, когда они были совсем маленькими. И когда они сидели у меня на плечах, они, наверное, ощущали себя счастливыми.

Я подозреваю, что, как и я в детстве, они мечтали о том, что когда-нибудь станут такими же высокими, даже выше, чем их папа. Катание на отцовских плечах представляет собой способ предвидения собственного будущего, понимания того, насколько большим ты станешь. Печальной правдой было то, что мой отец вовсе не являлся достойным образцом человека, и мои немногочисленные приятные воспоминания о нем были затенены и почти стерты образами иного рода — тем, как он возвращается домой пьяным или просто отсутствует в те самые минуты, когда особенно нужен.