– Слушай, Габо, мне кажется, ты мог бы на законных основаниях выставить свою кандидатуру на колумбийских президентских выборах… Знаешь, у тебя прекрасные шансы… Ты был бы очень хорошим кандидатом. А, кроме того, мы поддержим тебя с Кубы всеми имеющимися у нас средствами.

Помню, в этот момент Пепин, адъютант Фиделя, отвел меня в сторону и спросил полушутливо-полунедоверчиво:

– Слыхал? Шеф пытается внушить ему идею стать президентом… Посмотрим, что из этого выйдет…

Честно говоря, ничего не вышло, потому что Габо быстро отверг «блестящую» идею Фиделя. Мне кажется, что колумбийский писатель, понимавший, что политик из него не выйдет, всегда предпочитал наслаждаться радостями жизни и старался держаться подальше от не соответствующих его характеру политических авантюр с непредсказуемым финалом. В противном случае очевидно, что Фидель поддержал бы его всеми своими силами. А, учитывая мастерство Эль Хефе в искусстве политики, не исключено, что Габриэль Гарсия Маркес, находившийся тогда на вершине своей славы, мог бы выиграть выборы на родине. А потом Фидель мог бы легко давать своему другу совету, влиять на него, манипулировать им, чтобы надолго включить Колумбию в кубинскую орбиту, причем самым что ни на есть демократическим способом.

История решила по-другому. Но я рассказал эту историю, чтобы показать, как далеко Фидель Кастро с его неистощимой изобретательностью способен выйти за общепринятые рамки, чтобы пересдать карты в большой политической игре, как он готов действовать в любой момент и любыми доступными средствами, будь то подрывные операции, свободные выборы или использование троянского коня, каковым мог бы стать Габо.

Не сумев использовать своего друга Габриэля Гарсию Маркеса, Команданте добился, но уже много позже, успеха в соседней с Колумбией Венесуэле, где он посодействовал возвышению полковника Уго Чавеса, который в конце следующего десятилетия, в 1999 году, пришел к власти в Каракасе.

Визит в Каракас завершился событием совсем другого рода, но очень показательным. Буквально за несколько минут до взлета двухмоторного самолета, который должен был доставить кубинскую делегацию в Гавану, начальник эскорта Фиделя, барбудо Пако Кабрера, вышел на поле за оружием, которое он забыл. И попал под удар винта самолетного двигателя, который проломил ему череп. Кабрера рухнул на землю, обливаясь кровью. По некоторым рассказам, Фидель равнодушно воспринял смерть своего телохранителя, хотя тот был рядом с ним еще в Сьерра-Маэстре, и проронил всего два слова: «Вот дурак!» Не знаю, правда ли это, но одно точно: Фидель не испытывает большой благодарности к людям, посвящающим свою жизнь его охране. Доказательством служит и то, как он отправил меня в тюрьму, но есть множество других примеров, вроде истории моего коллеги, капитана Армина Помпы Альвареса, скоропостижно скончавшегося в начале 1980-х от неизвестной болезни – так и не удалось выяснить, какой именно, – после того, как его покусали комары во время организованной Фиделем охоты на черепах возле острова, кишащего этими насекомыми. Команданте приехал на похороны на гаванское кладбище Колон и привез венок. Он даже выразил свои соболезнования заплаканной вдове и семье покойного, демонстрируя такую скорбь, что она казалась искренней и неподдельной. Однако едва церемония закончилась, он отправился в дом свиданий на территории Подразделения 160 развлекаться со своей любовницей – переводчицей Хуанитой Вера. То, что Хефе захотелось заняться любовью сразу после похорон человека, столь близкого и столь преданного ему, не укладывалось в голове. Некоторые из нас, сотрудников эскорта, не скрывали своего смущения. Один из телохранителей бросил: «Что ж, умирать здесь – последнее дело. Если помрешь, через минуту тебя забудут…» И действительно, через три недели после смерти капитана Армина о нем никто не вспоминал…

Возвращаясь к планам Фиделя относительно Венесуэлы, следует вспомнить, что с начала 1960-х годов Лидер максимо, не поладив с президентом Ромуло Бетанкуром, стал активно поддерживать вооруженное сопротивление ему советами, военной подготовкой бойцов герильи на Кубе и тайными поставками в Венесуэлу оружия. Когда Бетанкур, добропорядочный социал-демократ, узнал об этом и получил доказательства, он действовал железной рукой и добился в 1962 году исключения Кубы из Организации американских государств (ОАГ), объединяющей все страны Северной и Южной Америки. Фидель оказался изолированным на дипломатической сцене. Но, несмотря на это, не отказался от своей венесуэльской навязчивой идеи.

В 1974 году он завязал дружбу с новым президентом Карлосом Андресом Пересом, который восстановил отношения с Кубой, сохраняя дружеские отношения и с Вашингтоном. Вице-президент Социалистического интернационала, глава Венесуэльского государства, как и Фидель Кастро, выступал против диктатуры Сомосы в Никарагуа. Отныне у Фиделя появился в регионе влиятельный союзник, поддерживавший его в ООН и в других международных организациях. Благодаря «нефтяному шоку» и скачку цен на черное золото первый президентский срок Карлоса Андреса Переса (1974–1979), прозванного КАП, совпал с периодом неслыханного процветания. Это была эпоха, когда страну называли Саудовской Венесуэлой, в венесуэльцев – дамедосами (от dame dos, то есть «дайте мне два»), потому что их покупательная способность многократно превышала покупательную способность жителей других стран региона.

В ореоле успеха после первого срока КАП вернулся к власти, будучи вновь избранным на второй (с 1989 по 1993 год). Это я, в качестве разведчика (или «первопроходца»), ездил в Каракас с заданием обеспечить безопасность Фиделя во время его нахождения там по случаю церемонии вступления Переса в должность в 1989 году. Однако после нескольких дней, проведенных в отеле «Каракас Хилтон», министр внутренних дел Хосе Абрантес подбросил Фиделю идею, чтобы вся кубинская делегация переехала в другую гостиницу, «Евробилдинг», недавно открывшуюся, несколько эксцентричную, но зато более спокойную. В «Хилтоне», где остановилось большинство президентов, царила суета: холл кишел журналистами, осаждавшими Фиделя, кресла занимали советники и сотрудники служб безопасности президентов, приехавших из самых разных стран. Кроме того, лифты там были постоянно переполнены. В результате личная охрана Фиделя, не контролировавшая ситуацию, не могла работать спокойно.

Фидель принял предложение Абрантеса и отправил меня вперед уладить практические вопросы переезда. Прибыв на место, я оказался заблокированным в лифте, на котором мой патрон должен был ехать двумя часами позже. Я разработал запасной план: Фидель поднимается на грузовом лифте, расположенном рядом. Я сам опробовал его, проверил со специалистами его техническое состояние, самым тщательнейшим образом осмотрел на предмет возможного наличия там взрывчатки и, наконец, поставил одного кубинского телохранителя перед дверью, еще одного на этаже Фиделя, а третьего – на подземном этаже. Пока я этим занимался, Команданте вошел в холл гостиницы, а я не успел предупредить ни Абрантеса, ни начальника эскорта обо всех этих изменений.

Тогда я направился к Фиделю и остановился перед ним, чтобы задержать посреди холла. Ничего не сказав, я кивком велел ему следовать за мной к грузовому лифту. Абрантес бросил на меня недовольный взгляд и попытался мне возразить, но напрасно. С полным доверием ко мне, Фидель пошел за мной; уже в грузовом лифте я увидел мрачный взгляд и искаженное от злости лицо Абрантеса: он не мог стерпеть, чтобы мое мнение взяло верх. Когда мы поднялись на нужный этаж, они вдвоем закрылись в номере Фиделя, а через пять минут меня вызвали и потребовали объяснить мою инициативу. Я объяснил все от А до Я, и Фидель, ни слова не говоря, с улыбкой посмотрел на Абрантеса, словно говоря: «Вот видишь, Санчес – профессионал, он знает, что делает». Министр внутренних дел до самого возвращения в Гавану не заговаривал со мной…