Пока они разговаривали наедине, я занимался своими делами, читал свежий номер «Гранмы», навел порядок в бумагах, записал последние дела Лидера максимо в ежедневник.

Беседа затянулась… Прошел час, потом второй. Как ни странно, Фидель не просил меня принести ни вискисито (маленький стаканчик виски) себе, ни кортадито (крепкий кофе) своему собеседнику, который обычно пил его в больших количествах. Никогда прежде министр внутренних дел не находился в кабинете Лидера максимо столь продолжительное время. И тут, отчасти из любопытства, а отчасти затем, чтобы убить время, я надел наушники и повернул ключ номер один, чтобы услышать, что происходит за стеной.

Так я перехватил разговор, который не должен был слышать.

Их беседа крутилась вокруг одного кубинского ланчеро[42], живущего в Штатах и явно связанного с режимом делами. И какими делами! Масштабной торговлей наркотиками, ведущейся с санкции высшего руководства страны!

Абрантес просил у Фиделя разрешения временно принять на Кубе этого наркоторговца, который хотел устроить себе недельные каникулы на родине, в обществе своих родителей, в Санта-Мария-дель-Мар – пляже, расположенном в девятнадцати километрах к востоку от Гаваны, где море бирюзовое, а песок мелкий, словно мука. За этот отдых, уточнил Абрантес, ланчеро заплатит семьдесят пять тысяч долларов, которые будут совсем нелишними во времена экономического кризиса… Фидель не имел ничего против. Но он выразил беспокойство: как гарантировать то, что родители ланчеро сохранят тайну и не разболтают всем и каждому, что с ними целую неделю провел сын, о котором известно, что он живет в Штатах? Министр предложил решение: достаточно их убедить в том, что их сын является кубинским разведчиком, внедренным в США, и что если они не сохранят в абсолютном секрете факт его приезда на Кубу, его жизни будет угрожать серьезная опасность. «Отлично», – заключил Фидель и дал свое согласие. В завершение разговора Абрантес предложил Команданте, чтобы вопросами пребывания ланчеро занялся Антонио де ла Гуардиа, называемый Тони, привыкший к специальным заданиям и участник освободительной борьбы в третьем мире. Команданте ничего не возразил и на это.

Мне словно небо упало на голову. Оглушенный, остолбеневший, не веря собственным ушам, я хотел думать, что просто плохо расслышал или что мне это просто приснилось, но, увы, это была реальность. В несколько секунд весь мой мир, все мои идеалы рухнули. Я осознал, что человек, которому я посвятил всю мою жизнь, Вождь, которого я почитал, словно бога, и который в моих глазах значил больше, чем моя собственная семья, оказался замешанным в торговлю кокаином настолько, что руководил этим преступным бизнесом, будто настоящий крестный отец. Совершенно подавленный, я положил наушники на место и повернул ключ, чтобы отключить микрофон номер один, ощутив при этом чувство полнейшего одиночества…

Абрантес наконец вышел из кабинета, и в тот момент, когда он шагнул через порог, я уже полностью владел собой. Но с этого момента я уже не мог смотреть на Фиделя Кастро как прежде. Однако я решил сохранить при себе эту страшную государственную тайну и никому о ней не говорить, даже жене. Но, хотя я был хорошим профи и пытался прогнать эту историю из памяти, разочарование оставалось. Хотел я того или нет, моя жизнь изменилась навсегда. Еще сильнее она изменилась меньше чем через год, когда Фидель принес в жертву своего преданного Абрантеса, отправив в тюрьму, чтобы показать всему миру, что сам он не причастен к наркотрафику, поскольку это могло разрушить его репутацию.

А пока Команданте, у которого искусство притворства является не последним талантом, как ни в чем не бывало вернулся к работе. Надо правильно понять его логику. Для него торговля наркотиками была в бо?льшей степени оружием революционной борьбы, чем средством обогащения. Рассуждал он так: если янки такие тупые, что употребляют наркотики, идущие из Колумбии, это не просто не его проблема – по крайней мере, пока его участие не обнаружили, – но, кроме того, служит его революционным целям, поскольку разлагает и дестабилизирует американское общество. И немного приятного: дополнительные средства для ведения подрывной деятельности. И вот, по мере развития в Латинской Америке торговли кокаином, граница между герильей и наркотрафиком постепенно стиралась. Что было правильно для Колумбии, так же правильно и для Кубы. Лично я никогда не мог принять эти извращенные рассуждения, абсолютно противоречившие моей революционной этике.

Год 1989-й начался празднованием тридцатой годовщины «победы революции», которая, напомним, произошла 1 января. Однако для мировой коммунистической системы это год должен был стать тяжелым. В Китае манифестанты готовились противостоять танкам на площади Тяньаньмэнь, вот-вот должна была рухнуть Берлинская стена. А остров Куба, лишившийся советских субсидий, ожидал неслыханный скандал: в июле, после проведенного в сталинских традициях процесса, будут расстреляны славный генерал Арнальдо Очоа и еще трое обвиняемых по одному с ним делу; их объявят виновными в том, что они «опозорили революцию» и «предали Фиделя», занимаясь торговлей наркотиками, о которой Верховный Команданте якобы ничего не знал. «Дело Очоа» нанесло нации тяжелейшую травму и унесло последние иллюзии относительно кастровского режима: на Кубе время делится на до и после 1989 года.

Чтобы понять это «дело», надо вернуться немного назад, к моменту создания в 1986 году Департамента MC, когда экономическая помощь Москвы начала сокращаться. Подчиненный МИНИНТу, то есть министру Хосе Абрантесу, и руководимый полковником Тони де ла Гуардиа, департамент должен был добывать валюту с помощью подставных фирм, зарегистрированных главным образом в Панаме, Мексике и Никарагуа. Отсюда и неофициальное толкование шифра отдела – «конвертируемая валюта», хотя изначально буквы MC в его обозначении не имели никакого особого смысла, а соответствовали принятой в министерстве системе обозначений подразделений.

Наследник Департамента Z, созданного в начале 1980 годов, Департамент MC делал деньги на всем и торговал всем: табаком, лангустами и сигарами, контрабандно ввозимыми в США, одеждой и электробытовой техникой, экспортировавшейся в Африку, произведениями искусства и антиквариатом, поставляемыми в Испанию, а также алмазами и слоновой костью, привозимыми из Африки и продававшимися в Латинской Америке и в других местах. Некоторые виды торговли были законными, другие нет. Само существование департамента отнюдь не было засекречено. Напротив, официальная ежедневная газета «Гранма» однажды объяснила цель его существования в таких выражениях: «Речь идет о борьбе против экономической блокады – или эмбарго – Соединенных Штатов, существующей с 1962 года, о том, чтобы иметь средства для закупки таких товаров, как медицинское оборудование, лекарства, компьютеры и т. д.».

Зато тайной оставались направление финансовых потоков, бухгалтерский учет. Управляемый тайно, с беспорядками и с импровизациями, Департамент MC имел одно непреложное правило: получить плату наличными долларами в третьих странах, в первую очередь в Панаме, которая всегда была главной тыловой базой кубинской нелегальной коммерческой деятельности в царствование Фиделя Кастро. В эти годы и в этом регионе пути-дорожки «флибустьеров» из Департамента Z, а потом MC неизбежно сталкивались с путями колумбийских наркодельцов, также искавших легкие деньги. И поэтому не случайно в народе Департамент MC скоро получил прозвище «Марихуана и кокаин» (Marijuana et Cocaine)!

Первые подозрения в этом отношении против Кубы у американцев появились в начале 1980-х годов. Они подпитывались свидетельствами перебежчиков из различных кубинских спецслужб, высокопоставленных чиновников панамского правительства, тесно сотрудничавших с президентом Мануэлем Норьегой, и арестованных во Флориде наркоторговцев, из которых некоторые утверждали, будто кубинский режим связан с Пабло Эскобаром и его Медельинским картелем. В середине 1980-х годов в американской прессе все чаще стали появляться статьи, в которых говорилось о развитии торговли наркотиками на Кубе, служившей перевалочным пунктом для транзита колумбийского белого порошка, а также о возможности связей наркодельцов с самыми высшими представителями кубинской власти.