Космическая оберегательная сила яйца и его магическое значение явственно прослеживается в некоторых сказках, древняя мифологическая подоплека которых как-то упускалась из виду специалистами. В сказке, записанной на русском Севере Е. В. Барсовым, рассказывается о девушке с одной ступней золотой, другой — серебряной, которая стала царицей, обращенной ведьмой в утку с одним крылом золотым, а другим серебряным. После встречи с мужем-царем, когда он плюнул три раза, утка родила от той слюны двух мальчиков-самобратов и отдельно — волшебное яйцо. Говорящее яйцо (известен вариант, где оно золотое) охраняет братьев от всех козней ведьмы-мачехи, но когда они забывают о наставлениях матери-утки, яйцо, ранее предупреждавшее братьев обо всех опасностях, испекается в горячем песке и замолкает, а те погибают. Счастливое окончание этой сказки записал И. А. Худяков в Нижегородской губернии. Золотая Утка приносит живой и мертвой воды, оживляет детей, принимает человеческий вид и вновь становится женой царя. Интересно, что царица, которая сначала была простой девушкой, имела золотую и серебряную ступни (что в славянском фольклоре соответствует солнечному и лунному свету), стала золотой Уткой (вариант с золотым и серебряным крыльями).

Сюжет о золотой утке, несущей золотые яйца (вариант: одно золотое, другое — серебряное), широко известен среди русского населения. Он был настолько популярен, что в прошлом веке повсеместно распространялся в виде лубочного издания. В афанасьевском Сборнике приводятся два варианта сказки про утку с золотыми яйцами. В одной из них есть словесная формула, которая звучит как заклинание: «Есть зеленый луг, на том лугу береза, у той березы под кореньями утка; обруби у березы коренья и возьми утку домой, она станет нести тебе яички — один день золотое, другой день серебряное». В другой сказке из афанасьевского Сборника рассказывается о Царевне Серой Утке, но такой, что сродни Жар-птице. Обернувшись уткой, девушка «все царство собой осияла: крыльями машет, а с них словно жар сыпется!». Материально-вещественным закреплением памяти тех давних — не веков — тысячелетий стала традиция делать деревянные ковши для воды (вина, пива, меда, браги) в виде утки.

Наконец, пришло время и остановиться. Столь подробный анализ древних космогонических преданий, сопряженных с калевальским сюжетом, потребовался потому, что именно они позволяют проникнуться архаичным миропониманием наших далеких предков и прапредков.

* * *

После уrлубленноrо экскурса в разные исторические пласты народного мировоззрения вновь вернемся к героям «Калевалы». Былая общность культур явственно обнаруживается и в мотиве расчлененного человеческого тела, части которого становятся стихиями и объектами Вселенной. В индоарийской традиции классическим образом такого типа, как было показано выше, выступает вселенский великан Пуруша, из частей которого создается весь видимый и невидимый мир. Но аналогичные представления имеются во множестве других древних культурах и мифологиях — как индоевропейских, так и неиндоевропейских. Данный почти что навязчивый образ связан, по-видимому, с тем, что на заре мировой истории повсюду были распространены человеческие жертвоприношения, имевшие магический смысл.

Точно так же и в «Калевале» содержатся реминисценции архаичных и общих некогда для всех народов Евразии представлений о расчлененном теле. Например, на много кусков разрубается и тело убитого Лемминкяйнена; их потом с огромным трудом собирает его мать и с помощью заклинаний оживляет сына (рис. 69-а). По существу здесь тот же сюжет, что и в древнеегипетском мифе об убийстве и расчленении тела Осириса, которого потом по кускам собирала и оживляла Исида. Налицо также параллели между карело-финской «Калевалой» и русской «Голубиной книгой» — прямое свидетельство былой общности культур и мифологий.

Реликт космического расчленения отчетливо просматривается и в эпизоде гибели Айно — первой из несостоявшихся невест Вянямёйнена, которые, не сговариваясь, отказываются выходить замуж за старика. Встреча безутешной Айно с Морскими Девами, попытка доплыть до них через залив и погружение вместе с надтреснутой скалою в пучину вод — всё это несомненные мифологические аллюзии. Сказанное подкрепляется и концовкой трагической истории — части тела утопленницы становятся частями природы, о чем девушка-лопарка сама сообщает белому свету:

«…Ведь все волны в этом море —
Только кровь из жил девицы;
Ведь все рыбы в этом море —
Тело девушки погибшей;
Здесь по берегу кустарник —
Это косточки девицы;
А прибрежные здесь травы
Из моих волос все будут».

Черты первобытной мифологической архаики несет на себе и образ другого героя «Калевалы» — кузнеца Ильмаринена. «Вековечный кователь», как именует его «Калевала», из рода волшебных космический кузнецов, известных многим народам. Когда-то в незапамятные времена он выковал небесный свод (а по ходу развития событий эпоса ему пришлось выковывать — правда, неудачно — еще и Луну с Солнцем, когда настоящие оказались украденными и спрятанными злыми силами). Но в большинстве рун кузнец озабочен чисто житейскими проблемами — поисками невест, сватовством и женитьбой. Впрочем, и здесь Ильмаринен постоянно демонстрирует свои чудесные способности.

Так, в одной из карельских рун кузнец-богатырь повторяет «тринадцатый подвиг» Геракла — тот, как известно, в одну ночь лишил невинности сто девственниц. Ильмаринен же превзошел последнего десятикратно:

С сотней девушек сошелся,
С тысячей невест-молодок
За одну ночь летнюю-то…

В «Калевале» эти любовные подвиги отнесены на счет Лемминкяйнена:

Тысячу невест познал он,
целых сотню вдов утешил.
Не сыскать и двух в десятке,
даже в сотне — трех красавиц,
чтоб с девицей не сошелся,
с вдовушкою не обнялся.
(Перевод Э. Киуру и А. Мишина)

Так, после потери первой жены он тотчас же выковал себе другую — из золота и серебра, но она частично парализовала (заморозила) тело могучего кузнеца. Ранее он же — Ильмаринен — выковал в уплату за невесту волшебную мельницу Сампо.

Главным стержнем «Калевалы», собственно, и является борьба за обладание этой волшебной мельницей — источник беспрестанного процветания и символ Золотого века. Вначале владетельницей чудесной мельницы, позволяющей людям жить в достатке, не беспокоясь о завтрашнем дне, становится Лоухи (рис. 66) — хозяйка далекой северной страны Похъёлы-Лапландии (другое название — Сариола), финно-угорского коррелята античной Гипербореи, где, по преданиям, как раз и царил Золотой век.

Тайник Русского Севера (с иллюстрациями) - i_069.jpg
* * *

В поэме нередко используется и другие названия Похъёлы — в частности, Сариола (от финского saari — «остров»). Речь идет о какой-то загадочной островной стране или северной территории, окруженной морем, что как раз и наводит на мысль о древней Гиперборее. Героев «Калевалы», как птиц, постоянно тянет на Север — быть может, именно там и находится их историческая прародина.

Там, в Стране Счастья (по-фински — Оннела) ищут себе невест Вяйнямёйнен, Ильмаринен, Лемминкяйнен. Каждый из-них изначально наделен неповторимыми чертами, что в совокупности и превращает «Калевалу» в полифоническую поэму. Если провидец Вяйно олицетворяет вековечную мудрость, а Ильмаринен — неисчерпаемую мощь и энергию, то разудалый и никогда не унывающий Лемминкяйнен — это сплав веселья и безудержной отваги. В лице калевальского сорви-головы, ухаря и задиры легко угадываются черты будущего викинга. Любимец женщин всех возрастов, северный дон-жуан беспрестанно волочится за красотками и каждой готов «подарить в подол младенчика». Вместе с тем Лемминкяйнен — такой же шаман и чародей, как и остальные герои: владея колдовским знанием и приемами древней магии, он способен при помощи заклинаний запросто усыпить народ Похъёлы или нейтрализовать злобного змея — властителя Подземного царства. Впрочем, если надо, Ахти (таково его второе имя) виртуозно владеет мечом и с маху рубит головы врагам.