– Вы грубо толкнули женщину! Это подлость!

Штабс-капитан побледнел. Некоторое время он стоял ошеломленный; однако, прежде чем он сумел что-нибудь ответить, Томек добавил:

– Так поступает только трус и подлец!

Штабс-капитан покраснел до ушей. Замахнулся правой рукой и дал Томеку пощечину. Томек отшатнулся, потом подошел к офицеру, но не ударил его.

– Вы мне заплатите за это оскорбление! – зловеще сказал он. Гости, находившиеся вблизи, заметили неприятное происшествие. Они окружили противников. Среди них был и Смуга.

– В чем дело, Томек? – спросил он по-русски, окидывая взглядом своего друга и девушку, которую тот опять держал под руку.

– Что здесь происходит? – раздался бас боцмана, который вырос словно из-под земли.

Томек нарочно не спешил с объяснениями, потому что заметил сотника Тухольского, пытавшегося пробиться к ним через толпу. Сотник был в погонах подъесаула. Значит за «разгром» банды хунхузов он уже успел получить повышение.

– Этот офицер сначала грубо оттолкнул даму, танцевавшую со мной, а потом нанес мне оскорбление, – сказал Томек, когда Тухольский подошел к ним. – Я требую удовлетворения!

– Вот скотина! Напился пьяным, надо его свести в участок, чтобы там протрезвел, – просипел штабс-капитан Голосов.

– Вы ведете себя, как во время следствия! – воскликнула Наташа. – К счастью, этот господин не арестант!

Смуга повернулся к штабс-капитану, смерил его презрительным взглядом и громко сказал:

– Попридержите-ка свой язык, господин штабс-капитан, чтобы мне не пришлось укоротить его вам, даже не вызывая на дуэль.

– Разрешите, я поговорю с этим... – сказал боцман, протягивая лапу к штабс-капитану.

– Извините меня, но это мое личное дело, ведь оскорблен я, – вмешался Томек.

– Одну минуту, господа, не станем мешать гостям. Разрешите пригласить вас в отдельную комнату, – предложил Тухольский. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Три друга в обществе Голосова оставили бальный зал вслед за Тухольским.

– Ты с ума сошел! Что ты наделал? – шепнул Смуга Томеку.

– Потом расскажу... Нам грозит большая опасность... Я нарочно его вызвал... – тоже шепотом ответил Томек.

Все вошли в кабинет. Тухольский сухо сказал:

– Господин штабс-капитан Голосов, эти господа оказали нашим военным властям огромную услугу. Его превосходительство генерал-губернатор интересуется ими. Вы обязаны дать им удовлетворение!

Голосов бросил на Тухольского злобный взгляд. Тухольский был офицером для специальных поручений и любимцем губернатора. Его мнение могло повлиять на дальнейшую карьеру, поэтому Голосов удержался от проклятий и, подавляя бешенство, буркнул:

– У меня вовсе не было плохих намерений, он сам пристал... Чего вы от меня хотите?

В этот момент в кабинет быстрым шагом вошел Нашкин:

– Господи, какая неприятность приключилась с вами в моем доме! – воскликнул он. – Извинитесь, штабс-капитан, перед нашим дорогим гостем, потому что иначе он бог знает что подумает о нас!

– Да скорее, а то у меня чертовски чешутся руки, – добавил боцман, подходя к жандарму.

Но Смуга заступил ему дорогу, не спуская внимательного взгляда с Томека. Голосов дрожал от возмущения, но чувствовал все свое бессилие. Если против него выступают любимец губернатора и сибирский воротила, то противиться им совершенно невозможно.

Томек боялся, что боцман или Смуга могут помешать ему в его намерении, поэтому он подошел к Нашкину и твердо заявил:

– Мне очень неприятно, что это... случилось в вашем доме, но среди людей чести за пощечину нельзя заплатить простым извинением. Я требую удовлетворения с оружием в руках.

– Что ж, вы правы, но я прошу принять во внимание, что дуэли у нас запрещены, – обеспокоился Нашкин. – Что вы скажете, господин подъесаул?

Тухольский, к которому были обращены эти слова Нашкина, зло посмотрел на штабс-капитана. Многие военные, в том числе казаки, недолюбливали жандармов.

– Запрещение запрещением, а честь – честью, в особенности честь офицера! – ответил Тухольский. – Дуэль можно устроить при условии сохранения ее в тайне.

– А что будет, если во время поединка этот господин встретится с более крупной неприятностью? – не скрывая гнева, спросил Голосов.

– Если у вас достаточно храбрости, то можете обо мне не беспокоиться, – вмешался Томек.

– Довольно, присылайте секундантов, – проворчал Голосов.

– Эй, я не выдержу, честное слово, – разозлился боцман.

– Господа, господа, я прошу вашего внимания, – примирительно воскликнул Нашкин. – Пусть лучше секунданты обсудят дело между собой. Я предлагаю обмен выстрелами. Думаю, что это удовлетворит обоих.

Боцман наклонился к Смуге.

– С ума, что ли, сошел наш парень? – спросил он. – На кой лад ему стреляться с жандармом?! Если он не мог ответить ему пощечиной, то я сейчас сделаю это за него и мы квиты!

– Уже поздно, боцман, – ответил Смуга, удерживая горячего моряка за руку. – Томек сказал, что нарочно вызвал жандарма на дуэль. Нам грозит какая-то опасность...

– Неужели он что-нибудь разнюхал?

– Думаю, что да. Пока помолчите...

Смуга с тревогой следил за Томеком. Одновременно он терялся в догадках, что могло вынудить всегда рассудительного юношу решиться на столь опасный шаг. Это было непонятно, тем более что Томек всегда старался избежать борьбы с оружием в руках, а дуэли считал глупым фарсом. В чем причина такого странного поведения Томека? Предложенный Нашкиным обмен выстрелами не представлял особого риска для противников. Во время поединка на этих условиях противники в большинстве случаев пускают пули в воздух. Но какую цель преследовал Томек, стремясь дойти до пародии дуэли?

У Смуги не оставалось времени на размышления, потому что Томек поклонился Нашкину и сказал:

– Я согласен. Пусть секунданты обсудят условия поединка. Можно ли просить вас, господин Смуга, и вас, господин Броль, принять на себя обязанности моих секундантов?

– Конечно, пожалуйста, – ответил Смуга. А кто будет представлять господина Голосова?

С издевательской усмешкой жандармский офицер обратился к Тухольскому и Нашкину. Те не отказались. Довольный штабс-капитан мерил противника презрительным взглядом. В своей военной карьере он уже не раз дрался на дуэли и всегда выходил целым. Запрещенная дуэль, в которой принимали участие такие влиятельные лица, как Тухольский и Нашкин, не грозила неприятными последствиями, даже если бы он убил противника. Согласно кодексу чести секунданты удалились в отдельную комнату, чтобы обсудить дело и определить условия дуэли.

Как только три друга очутились в уютном кабинете, боцмана взорвало:

– Видно, бешеная акула цапнула тебя, Томек, и ты... С ума ты, верно, сошел! Что ты наделал?!

– Молчите, боцман! – остановил его Смуга. – Мы сейчас узнаем, почему Томек вызвал Голосова на дуэль.

Не говоря ни слова, юноша достал из кармана письмо Павлова к Голосову и подал его друзьям.

– Ага, значит Павлов отгадал правду, – сказал Смуга после того, как прочел письмо вслух.

– А я и не думал, что этот гад такой хитрый, – удивился боцман. – Вот вернемся в лагерь, и я сверну ему голову!

– Это еще не все, – добавил Томек и рассказал друзьям содержание своей беседы с Наташей.

Выслушав, каким образом дошло до ссоры со штабс-капитаном, боцман похвалил Томека.

– Ты это ловко придумал, браток! Но, черт возьми, меня тошнит от одной мысли, что ты должен подставить голову под пулю этого жандарма! Скажите, Смуга, как по-вашему, нет никакой возможности заменить Томека в дуэли?!

– Я с самого начала скандала ищу способ, как это сделать, – задумчиво ответил Смуга. – Гм... Томек еще несовершеннолетний. Думаю, что опекун имеет право выступить в дуэли вместо него.

– Честное слово, прекрасная мысль, – обрадовался боцман.

– Нашкин и Тухольский, кажется, люди порядочные, они, наверное, согласятся, чтобы я заменил Томека.

– Ничего подобного! – порывисто заявил моряк. – Отец Томека поручил его моей опеке, значит, и стреляться за него буду я. Не дай бог, чтобы что-то случилось, я тогда не смог бы показаться на глаза Вильмовскому и Салли!