Как Томек убедился позднее, якуты под кафтанами носили сорочки и короткие кожаные штаны, которые называют «сиали». К этим штанам с пришитыми к ним металлическими кольцами они прикрепляют ногавки. Сиали якуты не снимают даже на ночь.

Якуты окружили путешественников полукругом. Смуга соскочил с седла и приветствовал якутов по-русски.

– Приветствую вас! – ответил на ломаном русском языке один из якутов. – Вы нуча?

Смуга не понял вопроса, потому что название «нуча» якуты употребляют для определения вообще белых людей с юга. Поэтому он вопросительно посмотрел на Вильмовского. Однако тот не мог понять, о чем спрашивают якуты. Как вдруг Павлов соскочил с лошади и, прежде чем боцман успел задержать его, остановился рядом со Смугой.

– Он не нуча, он – беляк! – воскликнул Павлов.

В этот момент Павлов почувствовал на своем плече тяжелую руку боцмана. Он оглянулся и, встретив угрожающий взгляд моряка, услужливо пояснил:

– Они русских называют нуча, а поляков – беляк... Я ничего плохого не сказал!

– Спасибо за... помощь, но в будущем прошу без разрешения в разговоры не вступать, – предупредил Смуга.

Полицейский агент замолчал, злорадно улыбаясь. Якуты знали поляков в основном как ссыльных, потому что суровый, безлюдный край был для царского правительства местом ссылки особо опасных политических преступников. Большинство ссыльных умирало здесь от истощения. Некоторых ссыльных административные власти направляли в якутские селения, где якуты вынуждены были содержать их на свой счет. На этой почве здесь возникали иногда споры, которые вызывали неприязнь якутов к ссыльным.

Но на этот раз злорадство агента оказалось преждевременным, потому что якуты смотрели на Смугу благожелательно.

– У нас был один такой, – сказал якут. – Все умел, учил нас. Беляк хороший... Здравствуйте, рассказывайте, что и как.

После обычного у якутов приветствия Смуга и Вильмовский начали объяснять им то по-русски, то жестами цель своего прибытия в поселок. После длительных переговоров пришли к соглашению. Якуты решили за небольшое вознаграждение снабдить их свежими лошадьми, задержав в качестве залога изнуренных коней путешественников. Возвращаясь с Алдана, надо было снова обменять лошадей, и тем самым они возвращались к своим первоначальным владельцам. Таким образом, это была выгодная сделка для обеих сторон.

Как только переговоры окончились, владелец табуна пригласил путешественников к себе на обед. За время обеда его сыновья должны были привести лошадей с пастбища. Путешественники вошли в урасу. Лучи дневного света, преломляясь вверху на светло-желтых берестяных стенах, приобретали характерный оттенок. Но несмотря на это, внизу царил полумрак, хотя на каменном очаге, устроенном в виде углубления в земле, горел огонь. Над огнем на деревянных жердях висели котел и чайник, от которых вились клубы пара; на рожне жарился кусок мяса с приятным для голодных путешественников запахом.

Как только в урасу вошли путешественники, находившиеся там женщины стыдливо спрятались в углу, бросая на гостей любопытные взгляды. Около очага, в своеобразной колыбели, лежал ребенок, укрытый меховым одеялом, привязанным к ее деревянным бокам. Стоя рядом с колыбелью, косматый пес широким языком слизывал липкий жир, блестевший на круглом личике ребенка. Собаку никто не отгонял, да и ребенок не проявлял никаких признаков неудовольствия по поводу столь бесцеремонного обращения. Лица всех других якутов тоже блестели от жира, потому что холод, господствующий во все времена года в якутских жилищах мешает частому мытью, а натирание всего тела жиром является местным обычаем. Вокруг стен урасы находились низкие скамьи, покрытые шкурами, на которых днем сидели, а ночью спали. Каждый обитатель урасы, как и каждый гость, в зависимости от своего положения, располагался на заранее назначенном месте. У входа, с левой стороны, как правило, садились менее значительные гости. У самого очага были места почетных гостей или родных. Перед их лавкой стоял небольшой столик, над которым висела полочка с иконами. Несколько поодаль находилась скамья хозяев, сзади нее были места молодежи и наемных работников.

Хозяин указал путешественникам на почетные места. Видимо, это был довольно богатый человек, потому что пожилая женщина поставила перед ним затирку из муки, миску с жареной говядиной, костный мозг и язык, который у якутов считается лакомством. На столе появился также кирпичный чай и жбаны с кумысом, облегчающим пищеварение после жирной еды.

Хозяин и его домашние стали подсовывать гостям яства, наливали кумыс и приглашали всех присутствующих отведать еды. Якуты считают еду общим достоянием, поэтому они никогда не берут с собой запасов продовольствия. Повсеместно господствующий среди них старый обычай возлагает на каждого якута обязанность бесплатно угощать путешественников.

Порядком проголодавшийся Томек с аппетитом поглощал куски мяса, несмотря на то, что оно было наполовину сырое. Одновременно он с опаской следил за якутами, которые, усевшись вокруг надетой на рожон говядины, отрезали от нее кусок поджаренного мяса и брали его в зубы, отрезая ножом у самого рта мелкие кусочки. При каждом таком движении ножа Томеку казалось, что они могут отрезать себе носы. Однако ничего подобного не произошло. Удовлетворив свой голод, хозяин присоединился к гостям и стал угощать их кумысом. Это значило, что он предлагает свою дружбу. Для полноты церемониала он подарил Смуге как руководителю экспедиции, свой нож с рукояткой из бивня мамонта[70] и получил от путешественника взамен индийский кинжал.

Довольный хозяин поставил на столике «симир» – кожаный мешок с кумысом – и стал наполнять жбаны свежим, слегка пенящимся напитком.

Сын хозяина стал играть на «хамисе». Это единственный музыкальный инструмент якутов. Играющий берет его в рот и языком, а также зубами регулирует звуки пружинки, находящейся в железной рамке.

Якуты чрезвычайно общительны, поэтому хозяин, хотя и не очень хорошо понимал русский язык, все время расспрашивал гостей о новостях из широкого мира. Когда не менее общительный боцман упомянул о путешествиях по многим морям, на лице хозяина появилось выражение недоверия. Наблюдая за тем, как Павлов прислушивается к словам боцмана, Смуга и Вильмовский всячески старались приостановить его красноречие. Желая удовлетворить любопытство якута, Смуга как бы мимоходом сказал, что они едут в Алдан, чтобы купить там меха. К счастью, вскоре сыновья хозяина привели с пастбища лошадей и все вышли поглядеть на них.

Томек сразу заметил, что якутские кони очень отличаются от забайкальских. Они ниже ростом, туловища у них короткие; большие, удлиненные головы, широкая морда, горбатый нос; масть, как правило, серая или сивая. Хотя лошади на первый взгляд казались неловкими и невзрачными, у них было много достоинств. Якутские лошади могли со всадником на спине, с его вьюками и постелью, которую здесь все возят с собой, преодолевать участки дороги большой протяженности. Кроме того, они весьма неприхотливы. На постоях довольствуются сухой травой и ветками карликовых деревьев, которые отгребают зимой из-под снега.

Именно такие лошади и были нужны участникам опасной экспедиции, поэтому они, не торгуясь, вручили якуту условленное вознаграждение.

Приближался вечер. Гостеприимный хозяин пригласил путешественников переночевать у него. Это устранило бы необходимость разбивать палатки, потому что нигде вблизи не было постоялого двора. Смуга колебался, ведь в тесной хижине якута обитала вся его семья. Но когда узнал, что на расстоянии около двух километров по дороге находится пустующая зимняя юрта хозяина, он охотно воспользовался приглашением.

При помощи якутов путешественники оседлали свежих лошадей, простились с хозяином и, взяв с собой в проводники младшего его сына, отправились в путь.

Зимняя юрта, которую в Якутии повсеместно зовут «балаганом», представляла собой сооружение в виде пирамиды с низко усеченной вершиной. Боковые стены юрты наклонены к двухскатной крыше под острым углом и создают внутри нечто вроде ниш, где размещаются широкие скамьи для сидения и сна. Вся юрта, построенная из бревен, была сверху обмазана глиной и навозом, а до уровня небольших окошек обложена землей. Кровля из коры лиственниц тоже для сохранения тепла была присыпана глиной и землей. Построенная так зимняя юрта больше напоминала землянку, чем деревянный дом. Летом два окна закрывались бычьими пузырями, зимой их закладывали кусками льда. В юрту вела дверь из досок, обитых кожей.