– Интересно, как? – осведомился Зеленцов.
– Я не знаю…
– Может, и могу, – неожиданно сказал Зеленцов. – Если остановить кровь. Но учти: я ничего не понимаю в твоей физиологии.
– Я тоже, – сказала русалка. И тихо, утробно засмеялась. – У нас есть общее! – добавила она, как будто это обстоятельство прибавляло ей радости.
– Я перевяжу тебя, – сказал Зеленцов, – но при условии: ты прекратишь приставать к десантникам и топить их. Они тебя не любят. Тебе дозволяется только любоваться ими издалека, из-под воды. Ситуация ясна?
Она стукнула по земле сросшимися ногами – точь-в-точь, как собака бьет хвостом по земле, когда любезный хозяин обращается к ней.
– Ситуация ясна, – сказала русалка.
– Ладно. Спускаюсь к тебе. При первой же попытке покушения – бью беспощадно.
– Ситуация ясна, – повторила русалка.
Зеленцов спустился. Ему не хватало света, поэтому он вытащил из кармана газету и поджег ее, бросив на скамье. Нож торчал в боку русалки, прямо под ребрами. Если бы такой удар поразил человека, тот был бы уже мертв. Но она недурно себя чувствовала, если судить по тому, как бойко она разговаривает.
– Ладно, – сказал наконец Зеленцов. – Попробуем. Я перевязываю тебя. Пока я это делаю, ты лежишь неподвижно. Ясно? Просто лежишь.
Газета догорела. У Зеленцова была еще одна. Он повременил зажигать ее, пока готовил полосу для перевязки, для чего пришлось расстаться с любимой тельняшкой. Затем при свете корчащихся на скамье, в инквизиторском пламени, бесплатных объявлений о ремонтах и круизах выдернул из раны нож и быстро затянул повязку. Тельняшка мгновенно пропиталась кровью, но, как ни странно, темная лужа под боком русалки больше не увеличивалась.
«Может, и выживет», – подумал Зеленцов. Он и сам не понимал, чего бы ему больше хотелось: смерти страшного существа (для чего ему жить, в одиночестве, на дне вечно заросшего пруда?) или его спасения?
– Ладно, – сказал Зеленцов. – Сдается мне, ты – тоже жертва обстоятельств.
– Я хочу быть жертвой! – сказала русалка. И села, простирая к Зеленцову руки.
– Эй, ты опять за свое? – он отшатнулся и показал ей нож. – На сей раз буду бить прямо в глаз! Понятно тебе?
Русалка закрыла лицо руками.
– Ты притворялась! – догадался Зеленцов. – Ты вовсе не была смертельно ранена!
– Может быть, – сказала русалка.
– Это реально исправить, – пригрозил Зеленцов.
– Может быть, – повторила русалка, но куда более задумчиво.
Зеленцов сдался.
– Рассказывай о себе, – приказал он. – Как ты здесь оказалась?
Русалка принялась причесываться, пропуская волосы между пальцами.
– Я была здесь всегда, – сказала она наконец. – Еще до всякого города. Это мое место. Мое место в великом болоте. Понятно?
– Более-менее. Дальше!
– Когда люди сделали пруд, у меня появился выход на поверхность. Я подплывала к самой кромке воды и смотрела на людей. Многие представляются мне прекрасными. Похожими на меня.
– Похожими на тебя? – изумился Зеленцов. – Но ведь ты…
– Тебе представляется, что я – чудовище, – сказала русалка. – Поверь, я очень хорошо тебя понимаю. Потому что здесь, на воздухе, и ты представляешься мне отвратительным. Ты не похож на меня! Ты не похож на таких, как я! Здесь ты совершенно другой. Но если бы мы с тобой оказались под водой, то все бы изменилось. Это происходило со всеми, кого я забирала к себе. Только жаль, что они умирали. Я не знала, что это случится…
– Погоди. Будем разбираться поэтапно. Что значит – на воздухе я не похож на тебя? Разумеется, не похож. Мы с тобой принадлежим к разным биологическим видам.
– Это иллюзия, – убежденно проговорила русалка. – Все, что происходит на воздухе, – иллюзия. Воздушная стихия обладает свойством искажать истинную природу вещей. Это понятно? Это достаточно поэтапно?
– Ну, ты и выражаешься! – восхитился Зеленцов. – Я думал, ты едва лепечешь.
– Я насобачилась, – с гордостью объявила русалка. – К тому же были случаи, когда люди под водой дышали.
– Когда это?
– Один поручик, – сказала русалка. – Очень давно. Похож был на тебя. Когда я смотрела на него из-под воды, он заметил меня. Мы поговорили. Его жизнь была лишена смысла. Он сказал, что я – его единственная любовь. Так я узнала, что такое любовь и в чем ее сладость. Он нашел способ дышать.
– Через соломинку! – догадался Зеленцов. – Ай да поручик!
– С тех пор я люблю таких, как он, – призналась русалка. – Он был моей единственной любовью. Другие не смогли. Только он. Он рассказал мне, что такое поручик. Однажды он ушел навсегда, и больше я его не видела.
– А что ты делала, когда здесь чистили пруд? Насколько я помню, из него спускали воду…
– Иногда – уходила в болото. А однажды не успела. Я очнулась – и воды нет, некуда скрыться… – Русалка замолчала, выжидая, пока долгая дрожь не утихнет в ее теле. Затем продолжила: – Я пробралась к фонтану и легла там. Люди думали, что это гипсовая фигура, и бросали в меня монетки. Мне нравится такой обычай. У меня теперь много монеток. Я хотела просить тебя, чтобы ты купил мне сладостей.
– Ты любишь сладости?
– Не знаю… О них иногда с улыбкой говорят люди. Я ни разу не пробовала. Я не решаюсь подойти к продавцам и предложить им мои деньги.
– Мороженое под водой растает, – деловито заметил Зеленцов. – Конфеты, шоколад – тоже… Придется есть на суше.
Тут он сообразил, что едва не согласился покупать мороженое какому-то чудищу, которое год назад зверски утопило Серегу Половникова, и свирепо нахмурился.
– Ну нет, меня не разжалобишь! – сказал он. – Никаких тебе сладостей! Ты понимаешь, что натворила?
– Они умерли по ошибке, – сказала русалка и шевельнула хвостом. – Они умерли из-за любви…
Зеленцов встал со скамьи и помог русалке подняться.
– Идем, – великодушно предложил он. – Я отведу тебя в пруд. Но учти: больше никаких покушений! Ты поняла меня? Живи здесь и жить давай другим! Ни один человек не дышит под водой, даже десантник.
– А как же тот поручик?
– Ну знаешь!.. Это было давно, еще в царской армии. И он знал, с кем имеет дело. А нынешние – не знают. Сперва нужно познакомиться с человеком, открыться ему, установить протокол общения…
– Я думала, что они знакомились со мной…
– Знакомятся трезвые. А пьяные – они как дети, – назидательно сказал Зеленцов. – Идем. Хватит тут околачиваться. Неровен час встретим кого-нибудь.
Он дотащил русалку до пруда. Она была тяжелой, громоздкой, ее тело, кроме жуткого запаха, обладало еще и неприятной фактурой: на ощупь склизкое, холодное, несопоставимо хуже жабы. Жаба – существо природное и в ряде случаев вполне милое, а в русалке все-таки было нечто противоестественное.
Возле пруда русалка упала на живот и быстро поползла, минуя клумбу, к воде. Раздался плеск, ряска панически разбежалась в стороны, и на воде закачались возмущенные волны. Затем все улеглось. Повинуясь странному импульсу, Зеленцов приблизился к краю пруда и заглянул в окно, образовавшееся там, где погрузилась русалка.
Из-под хрустальной поверхности на него глядела дева болезненной красоты. Замечтавшемуся художнику-прерафаэлиту могла бы пригрезиться такая, но при всем его таланте вряд ли он сумел бы воплотить свое видение на полотне. Тугие темно-русые кудри переплетались на ее голове, расширенные черные глаза источали сладость, губы подрагивали в ожидании улыбки и поцелуя. Ее серебристые плечи окутывал легкий зеленоватый шелк, слегка покачивающийся при малейшем ее движении.
Почти целую минуту Зеленцов смотрел на русалку. Затем видение подернулось рябью и исчезло. Он очнулся и сильно тряхнул головой. Несколько раз ему чудилось, будто все глубже и глубже под водой он различает сияющий любовью взгляд, но после все исчезло, и Зеленцов, ошеломленный, покачивающийся, медленно побрел домой. В городе уже светало.
Диянка – рыцарский пес
Мимо этого старика я каждое утро хожу на работу – и каждый день возвращаюсь с работы. И всякий раз у меня на несколько минут портится настроение, когда я вижу его.