В глазах Джорджа Рэндалла появилась хитринка.

– А вдруг им захочется взять Д.К. в Вашингтон на штатную работу в центральный аппарат? Мне будет жаль с ним расстаться, но как американский патриот, я чувствую…

– Папа! – воскликнула Ингрид.

– Взгляните-ка на него! – Все повернули головы. Посреди заднего двора у маленькой норки сидел Д.К. и внимательно ее изучал. – Не знаю, как ему удается сохранить нос, ведь он все время суется в сусликовые норы. Между прочим, за те пять лет, что он тут живет, он не поймал ни одного суслика. Ни единого! А если я увижу, что кто-нибудь из вас кормит того, второго кота… Что бы с ним сделать? Нельзя ли заложить под него мину?

Майк мотнул головой в сторону двора.

– Рано или поздно там кто-нибудь сломает ногу, если мы не придумаем чего-нибудь с этими сусликами. Мне пришло в голову…

Отец обильно мазал тост джемом.

– Сколько за идею?

– Пять долларов.

– Два.

– Три.

– Хорошо, пусть три, но при условии, что мы избавимся от всех до единого сусликов.

Они пожали друг другу руки, как делали множество раз с тех пор, как Майк, от горшка два вершка, заключил первую «сделку» такого рода.

– Папа, а ты случайно не знаешь, где можно сбывать улиток? Я тут поразмыслил кое над чем. Мы бы заработали на этом целое состояние.

– Их едят во многих местах, – заметила Пэтти.

Майк покачал головой.

– В нашей округе этот товар с трудом пробивается на рынок.

– Майк, – обратилась Ингрид. Услышав нежные интонации в ее голосе, Майк мгновенно насторожился. – Мне надо пять долларов…

– С тобой риск весьма велик. Мне придется счесть залогом твой телевизор и начислять десять процентов. Но это на восемь процентов годовых меньше, чем требуют универмаги при продаже в кредит.

– Ты хоть раз, – твердо произнесла Пэтти, – в состоянии помочь сестре просто так, без процентов?

– А почему?

– Да потому, что ты ее любишь.

– Какое отношение ко всему этому имеет любовь?

– Майк!

– Мне нужно бережно относиться к деньгам. Иначе кто окажет ей же материальную помощь в старости? Ну ладно, только ты воспитываешь у меня дурные привычки. – Он нехотя вытащил из бумажника пятидолларовую купюру.

– Сделка века! – выпалила Ингрид. – Можно подумать, что я просила миллион.

– Базовый экономический принцип остается одним и тем же, независимо от суммы. – Майк повернулся к Пэтти. – Ты разрушаешь систему. Мистер Уолтон говорит на уроках, что наша система свободного предпринимательства построена на наличии денежной массы в обращении, кредит основывается на гарантированном обеспечении, а процентные ставки…

Пэтти выдернула из сети электрокофеварку.

– Когда я увижу мистера Уолтона, я принесу ему свои извинения.

– Если ты и дальше будешь ставить мне палки в колеса, я займусь археологией. Знаешь, что это такое? Наука, которая занимается тем, что выкапывает что-нибудь старенькое и придумывает подходящие к случаю истории.

Ингрид вздохнула.

– Может быть, папа добудет тебе должность комика-эксцентрика. – Она подлила себе молока. – Джимми берет меня на классный вечер. Он пригласил меня вчера в конце дня.

– Что ж, рада за Джимми. – Пэтти знала, что Ингрид чуть ли не сна лишилась в ожидании этого приглашения. С деланной легкостью Ингрид продолжала:

– Потом мы решили, что объединимся с одной-двумя парами и поедем на пляж в Ньюпорт-Бич. В Диснейленде будет такая толкучка!

Все разом смолкли. Тиканье часов с кукушкой, казалось, предвещало взрыв. Слышно было, как на улице по гравию шуршат шины. Все, кроме Ингрид, перестали есть.

Майк поглядел на отца.

– Я бы не советовал ей это делать. Там происходят страшные вещи. Я читал…

– Не твоего ума это дело, – произнес Джордж Рэндалл.

– А я не хочу, чтобы она опозорила семью.

– Майк, прошу тебя! – Пэтти повернулась к Ингрид. – Не думаю… – Фраза повисла в воздухе. Обсуждать вопрос было несвоевременно. Ингрид подняла голову.

– Папа, скажи же что-нибудь. Можно мне ехать или нет?

– Тебе семнадцать. Решай сама.

– Когда ты так говоришь, значит, нельзя, только я сама должна это сказать.

Отец аккуратно сложил салфетку.

– Если ты спрашиваешь меня, одобряю ли я эту идею, то я отвечаю – нет. Я не считаю правильным, когда класс разбивается на группки, и я не в восторге от поездки двух или трех парочек среди ночи на маленький курортный пляж.

Ингрид с шумом уронила вилку на тарелку и встала.

– Я пообещала Джимми, что поеду. Если не поеду, он выберет другую. А если он это сделает – просто умру!

– А если я поговорю с ним…

– Папа! Папа! Брось свои допотопные привычки.

В дверь позвонили, потом стали громко стучать.

– Интересно, кто бы это мог быть? – вслух спросила Пэтти и помчалась открывать.

В дверях стоял мальчик лет шести с взъерошенными волосами, курносым носиком и измазанным подбородком.

– Я хочу посмотреть на своего кролика.

– На своего кролика? – разозлилась Пэтти.

Майк закричал из-за стола:

– Давай заходи, Мервин.

Мервин по-деловому прошагал через гостиную туда, где все завтракали.

– Твой кролик прогуливается на заднем дворе, – сказал Майк.

– Спасибо.

– Приходи в любое время, – продолжал Майк. – Когда хочешь. Я за ним хорошо ухаживаю. А с тебя начисляю десять центов в день на его питание.

Как только Мервин ушел, Джордж Рэндалл бросил тяжелый взгляд на Майка.

– Слушай-ка, я ведь ничего об этом не знаю. У тебя тут, оказывается, настоящий ломбард!

– Я скопил почти пятьсот долларов. И собираюсь собрать деньги на весь первый курс колледжа. Тебе, папа, не придется потратить на меня ни цента.

На улице требовательно загудела машина. Ингрид смахнула слезу, собрала учебники и, нагнувшись, поцеловала отца.

– Я люблю тебя, папа.

Она выбежала через парадную дверь и помчалась к машине старомодного вида. Джимми сказал: «Привет!», и она ответила: «Привет!» Не переводя дыхания, она скользнула на сиденье.

– Эй! – раздался голос по ту сторону улицы. Это, улыбаясь, подходил Грег. – Решила меня бросить?

– Простите, Грег. Я собиралась забежать и предупредить. Я просто позабыла. Теперь по утрам меня будет подвозить Джимми. Через неделю у нас классный вечер. Нам надо столько обсудить. Представляете? Остается всего неделя. Но я должна была заранее сказать вам об этом, Грег. Это Джимми Уайльдер. Грег Болтер. Вы так заботливо относились ко мне, Грег. Я никогда не забуду, как вы подвозили меня по утрам, и как мы беседовали, и как это было для меня важно. Никогда.

– Как сестра?

– Если хотите знать, сердится ли она на вас, то да. Но я поговорю с ней. Не беспокойтесь. Думаю, что мы должны оплатить перекраску машины, но если вы против… А пока до свидания.

Машина лишь внешне казалась старой. Под историческим корпусом все было сверхсовременно, и на малейшее прикосновение Джимми машина реагировала столь резким ускорением, что у каждого старше двадцати лет аж дух захватывало.

– О чем ты с ним беседовала? – спросил Джимми.

– О жизни, – ответила Ингрид. – О жизни. – И добавила: – Разве со стариками обсуждают, чем заниматься с более молодыми людьми?

Миссис Макдугалл, подрезая розы, внимательно наблюдала за их отъездом. Она покачала головой. Она прочла много статей об этом молодом поколении. Никаких моральных принципов. Никаких.

Где-то около шести вечера Зику позвонил начальник финансового отдела графства. Он предупредил, что некий Тимоти Зайберт пытался выяснить, работает ли в отделе оценщик недвижимости Эд Франкус. Зайберта заверили, что такой работник имеется.

– Так сколько времени вы уже трудитесь у нас, Зик? – смеясь, спросил финансист.

– Достаточно, чтобы просить о прибавке, – парировал Зик. Когда он клал трубку, секретарь принес телетайпограмму из нью-йоркского управления: «СОСЕДИ СООБЩАЮТ, ЧТО КЭЛВИН ТЭРМЕН, ОН ЖЕ МЕМОРАНДУМ, КОШЕК ЛЮБИТ, УНЕГО СИАМСКИЙ КОТ, КОТОРОГО ОН ХОРОШО КОРМИТ, СВЕДЕНИЯ ОБ ОТНОШЕНИИ К КОШКАМ У АРТУРА КВИНСЛЕНДА РИЧФИЛДА ОТСУТСТВУЮТ, ОН ЖИВЕТ ОДИН В ЗАБРОШЕННОМ КВАРТАЛЕ, ПРОВОДИТ ВРЕМЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ, НЕТ НИ СОСЕДЕЙ, НИ ДРУЗЕЙ, КОШЕК НА ТЕРРИТОРИИ НЕ ЗАМЕЧЕНО, НО МАЛЬЧИК-ПОЧТАЛЬОН, ДОСТАВЛЯЮЩИЙ УТРЕННЮЮ ГАЗЕТУ, В ОТСУТСТВИЕ ХОЗЯИНА КОРМИТ ДВУХ ОХОТНИЧЬИХ СОБАК, МАЛЬЧИК СООБЩАЕТ, ЧТО СОБАКИ В ПРЕКРАСНОЙ ФОРМЕ, РАССЛЕДОВАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ».