В 5-й главе, где речь шла о процессе ритуализации, я попытался показать, каким образом это явление, причины которого все еще весьма загадочны, создает совершенно новые инстинкты, диктующие организму свои собственные имеющие силу закона «ты должен…»[11] столь же категорично, как каждый из, казалось бы, самодержавных «больших» инстинктов голода, страха и любви. В предыдущей 6-й главе я стремился решить еще более трудную задачу: коротко и доступно показать, как происходит взаимодействие между различными автономными инстинктами, каким общим правилам оно подчиняется и какими способами можно, несмотря на все сложности, получить некоторое представление о структуре взаимодействий, участвующих в тех формах поведения, которые порождаются несколькими соперничающими побуждениями.

Я тешу себя надеждой, быть может обманчивой, что мне удалось разрешить обе эти задачи настолько, чтобы быть в состоянии не только произвести синтез изложенного в двух последних главах, но и применить то, что мы из них узнали, к решению вопроса, которым мы теперь займемся: как ритуал выполняет почти невыполнимую задачу – предотвращает все проявления внутривидовой агрессии, которые могли бы серьезно повредить сохранению вида, таким образом, что ее функции, необходимые для сохранения вида, не выключаются? Условие, содержащееся в выделенной курсивом части предыдущей фразы, уже дает ответ на вопрос, который на первый взгляд напрашивается, но возможен лишь при полном непонимании сущности агрессии – почему у тех видов животных, для которых совместная жизнь в небольших тесных сообществах является преимуществом, агрессия не была попросту «отменена»: потому, что без ее функций, которым была посвящена 3-я глава, нельзя обойтись!

Решение проблемы, возникающей таким образом перед обоими Великими Конструкторами Эволюции, достигается всегда одним и тем же способом: инстинкт, в большинстве случаев полезный и даже необходимый, остается без изменения, но в особых случаях, где его проявление было бы вредно, встраиваются весьма специальные механизмы торможения, созданные ad hoc. Культурно-историческое развитие народов и в этом отношении происходит аналогичным образом; именно поэтому важнейшие требования Моисеевых и всех прочих скрижалей – не предписания (Ge-bote), а запреты (Ver-bote). Нам еще придется подробнее говорить о том, о чем мы здесь лишь предварительно упомянем: передаваемые традицией и привычно соблюдаемые табу могут иметь какое-то отношение к разумной морали в смысле Иммануила Канта только у вдохновенного законодателя, но не у его верующих последователей. Как инстинктивные торможения и ритуалы, так и человеческие табу порождают поведение, аналогичное истинно моральному лишь функционально; во всем остальном оно так же далеко от морали, как животное от человека! Но даже постигнув сущность этих связей, невозможно не восхищаться снова и снова, видя работу физиологических механизмов, которые побуждают животных к самоотверженному поведению, направленному на благо сообщества, так же, как это предписывает нам, людям, нравственный закон.

Впечатляющий пример такого поведения, аналогичного человеческой морали, являют так называемые турнирные бои (Kommentkämpfe). Вся их организация направлена на то, чтобы выполнить важнейшую задачу поединка – выяснить, кто сильнее, – не причинив при этом серьезного вреда более слабому. Такую же цель преследуют рыцарский турнир и спортивное состязание; поэтому турнирные бои животных не могут не производить даже на знающих людей впечатления «рыцарственности», или «спортивного благородства»[12]. Среди цихлид есть вид Cichlasoma biocellatum, который именно этому обязан своим названием, распространенным у американских любителей: у них эта рыба называется «Джек Дэмпси» по имени чемпиона мира по боксу, вошедшего в пословицу как образец безупречного спортивного поведения.

О турнирных боях рыб и в частности о процессах ритуализации, которые привели к их возникновению из первоначальных подлинных боев, мы знаем довольно много. Почти у всех костистых рыб настоящей схватке предшествуют угрожающие позы, которые всегда возникают из-за конфликта между стремлениями к нападению и к бегству. Среди этих поз в наибольшей степени развилась в специальный ритуал так называемое импонирование развернутым боком. Первоначально это, несомненно, было мотивированное страхом отворачивание от противника одновременно с растопыриванием вертикальных плавников, мотивом которого также было стремление к бегству. Поскольку при этих движениях противнику предъявляется контур тела наибольших возможных размеров, из них путем мимического преувеличения с дополнительными морфологическими изменениями плавников смогло развиться то впечатляющее импонирование развернутым боком, которое знакомо всем любителям аквариумов и не только им по сиамским бойцовым рыбам и другим популярным породам.

В тесной связи с угрозой развернутым боком у костистых рыб возник весьма широко распространенный запугивающий жест – так называемый удар хвостом. В позиции развернутого бока рыба, напрягши все тело и широко растопырив хвостовой плавник, сильно ударяет хвостом в сторону противника. Хотя сам удар не затрагивает противника, рецепторы давления на его боковой линии воспринимают волну, сила которой, очевидно, дает ему представление о величине и боеспособности соперника – как и размеры контура, видимого при импонировании развернутым боком.

Другая форма угрозы возникла у многих окунеобразных и у других костистых рыб из заторможенного страхом фронтального удара. В исходной позиции для броска вперед оба противника изгибаются, словно напряженные S-образные пружины, и медленно плывут друг другу навстречу, по большей части топорща жаберные крышки или раздувая жаберную кожу. Это соответствует растопыриванию плавников при угрозе боком, поскольку увеличивает видимый противнику контур тела. При фронтальной угрозе у очень многих рыб иногда случается, что противники одновременно хватают друг друга за пасть, но в соответствии с конфликтной ситуацией, из которой возникает фронтальная угроза, они всегда делают это не яростным, решительным таранным толчком, а заторможенно, словно колеблясь. Из этой формы «борьбы ртами» у некоторых семейств рыб – как у лабиринтовых, нетипичных представителей большой группы окунеобразных, так и у цихлид, самых типичных рыб этой группы, – возникла интереснейшая ритуализованная борьба, при которой соперники в буквальном смысле слова «меряются силами», не причиняя друг другу вреда. Они хватают друг друга за челюсти – а у всех видов, для которых характерен этот способ турнирного боя, челюсти покрыты толстой, трудно уязвимой кожей – и тянут изо всех сил. Такая борьба очень похожа на старые состязания швейцарских крестьян, когда соперники тянули друг друга за штаны; если встречаются равные противники, она может продолжаться несколько часов. У двух в точности равных по силе самцов красивого вида синих широколобых цихлид мы запротоколировали однажды такой поединок, длившийся с 8.30 утра до 2.30 пополудни.

За этим так называемым «перетягиванием пасти» (“Maulzerren”) – у некоторых видов это скорее «переталкивание» (“Mauldrücken”), потому что рыбы не тянут, а толкают друг друга, – через какое-то время, очень разное для разных видов, следует настоящая схватка в первоначальной форме, при которой рыбы без всякого торможения бьют друг друга по незащищенным бокам, стараясь нанести как можно более серьезные раны. Таким образом, препятствующий кровопролитию «турнир» угроз и следующее непосредственно за ним состязание в силе первоначально были, несомненно, лишь вступлением к подлинной «мужей истребляющей битве». Однако такой обстоятельный пролог уже выполняет чрезвычайно важную задачу, поскольку дает более слабому сопернику возможность вовремя отказаться от безнадежной борьбы. Именно так выполняется в большинстве случаев важнейшая видосохраняющая функция поединка – выбор сильнейшего, причем ни один из соперников не приносится в жертву и даже не получает повреждений. Лишь в том редком случае, когда бойцы в точности равны по силе, к решению приходится идти кровавым путем.