От острой боли нового разоблачения Лиз заплакала еще сильнее. Признание своего легковерия подействовало, как соль на рану, и ее гнев разгорелся с новой силой. Она ведь с самого начала предупреждала себя об угрозе, которая таится в мужчине, так убийственно красивом, как Грэй! Он подтвердил жестокую правду ее самых худших опасений. Она поддалась на его хитрости с той легкостью, на какую он и рассчитывал. О, черт, проклятье, – легче, ведь она сама пришла к нему с предложением дать наследника! Она была дурой; она и есть дура, потому что любит его так сильно, что готова простить ему это правомерное хвастовство. Но она не может и никогда не простит ему другую женщину. Утонченные английские леди пусть закрывают глаза на такие дела, но не американка!

– Такой бесчувственный мужчина, как Грэй, – снова зашептал Лоренс в ушко, спрятанное в рыжих колечках, выбившихся из неспособных удержать их преград, – недостоин такой чудесной жены, как вы.

Внезапно осознав компрометирующее положение, в котором оказалась – в крепких объятиях мужчины, который вовсе ей не муж, и, таким образом, виноватая так же, как Грэй, – Лиз высвободилась и попыталась привести себя в порядок. Сразу же стало ясно, что это невозможно. Часть шпилек навсегда утрачена в узких щелях между досками пола, соломка шляпки непоправимо помята, и слезы, хотя и не такие обильные, все продолжают струиться по щекам.

– Позвольте мне помочь, – начал Лоренс, в темных глазах его тепло светилось сочувствие.

От энергичного отрицательного жеста головой вылетели последние шпильки, и роскошные огненные локоны упали на тонкие плечи, закрыв их беспорядочно спутанным покрывалом.

– Вы должны, Лиззи. Поскольку вы не можете вернуться на прием с распущенными волосами, как бы они ни были прекрасны, у вас нет другого выбора. Поэтому позвольте мне проводить вас до Брандт Хаус.

Лиз решительно затрясла головой и попыталась заговорить, но не смогла выдавить из себя ни слова из-за застрявшего в горле комка.

– Успокойтесь, пока я распоряжусь передать леди Юфимии, что у вас страшная головная боль, но вы не хотите мешать ее и леди Друсиллы развлечению.

Он был прав, и Лиз знала это. У нее не было выбора. Пока он отсутствовал, она возобновила поиск шпилек и нашла достаточно, чтобы закрепить рассыпавшиеся волосы не очень-то модным узлом на затылке. Он держался безнадежно слабо, но она молилась, чтобы он продержался, пока она не войдет в Брандт Хаус, не вызвав своим видом подозрений и не дав почвы для разговоров среди слуг.

К тому времени как Лоренс появился снова, она уже справилась со слезами, но под зловещим спокойствием закипали буйные эмоции. Она глупо ревновала к умершей жене, когда Грэй, очевидно, и ей был не верен. Спаситель Лиз провел ее вдоль садовой стены, скрытой зеленью, к калитке для слуг, со стороны огорода. Его карета уже ждала.

Путь до Брандт Хаус прошел в молчании, но, когда они остановились у конюшен перед калиткой, той самой задней калиткой, через которую прокралась Лиз прошлой ночью, Лоренс заговорил:

– Я буду в охотничьем домике в ближайшие несколько дней – в связи с полицейским расследованием происшествия с Грэем возникли проблемы. Но если я могу что-нибудь сделать для вас, если вам что-нибудь понадобится, пошлите записку, и я немедленно вернусь.

Стремясь поскорее и незаметно войти в дом, Лиз рассеянно кивнула и почти выпала из кареты, не заметив протянутой в помощь руки лакея.

– Ваша светлость, – нерешительно остановила герцога, направлявшегося в свою комнату, Анни. Когда он остановился и устремил на нее свои проницательные глаза, она почти запнулась. – Леди Элизабет просит вас зайти к ней.

– Что? – У Грэя на этот вечер были тайные планы, и он надеялся уйти, не прибегая к обману своей жены. – Я думал, что Лилибет сегодня на садовом приеме.

– Она действительно ездила, но вчерашняя головная боль возобновилась, и она вернулась домой рано. – Анни так нервничала, что, поклонившись, собиралась тут же умчаться прочь, но примерзла к месту под его ледяным взглядом.

Грэй кивнул и стремительно прошел мимо служанки, встревоженный этим признаком более серьезного недомогания, чем Лилибет призналась вчера ночью. Быстро войдя в комнату и ожидая найти ее в постели, он шагнул в том направлении.

– Грэйсон! – Все еще в розовом платье, в котором была на садовом приеме, Лиз заговорила от двери, соединявшей спальню с гостиной. – Я послала Анни пригласить тебя сюда, где, я уверена, достаточно конфиденциальности для честного разговора.

Остатки дневного света, падавшие между тяжелыми бархатными портьерами, осветили серебро на его висках, когда он наклонил голову, пытаясь понять это явление неожиданно здоровой жены, болтающей о честности.

– Ты знаешь, я терпеть не могу ложь и полуправду. – Только что увидев несомненный страх своего мужа из-за ее здоровья, Лиз обнаружила, что ей труднее, чем она ожидала, начать разговор, который почти наверняка закончится резкой ссорой. – Поскольку это так, ты не удивишься моей просьбе сказать, правда ли то, что ты содержишь женщину в Сент – Джонс Вуд.

Грэй был ошеломлен. Это недомогающая жена? Эта ведьма, требующая от него правды, – женщина, которую он боялся потерять? Ее нападки были тем более возмутительны, что он потратил последние десять лет на то, чтобы искупить юношеские безрассудства. Теперь, когда он невинен, она его обвиняет.

Тепло, которое Лиз встречала в его глазах в последние дни, превратилось в лед. Чтобы побороть растущее паническое сомнение, правильно ли она делает, спрашивая его, Лиз ухватилась за мысль о другой женщине в его объятиях и потребовала ответа:

– Ты можешь сказать мне правду, Грэй?

– Правду? – прогремел Грэй. – Что знает о ней женщина – жертва злостных головных болей, которые удобным образом проходят? Ты требуешь от меня правды? Я требую правды от тебя – где ты была на самом деле прошлой ночью, когда я так «несвоевременно» вернулся?

Лиз почувствовала, будто из нее выпустили воздух, определенно почва под ее праведной добродетелью заколебалась. Не в состоянии дать ему ответа, которого он требовал, она не имела права ожидать правдивых ответов от него.