В машину мы загрузились быстро. Вещей у нас не так и много. По вещмешку на человека, да у бойцов оружие, ППД и СВТ. Мой трофейный МП-40 пришлось отдать, точнее, обменять на форсистую фуражку. Свой головной убор я оставил в немецком тылу, а когда бегал и подписывал документы у штабников, форму одежды необходимо было соблюдать.
Дорога оказалась не очень хорошего качества. Подвеска с неровностями справлялась, ход машины был достаточно мягок, но скорость не превышала сорока километров в час, а деревянный кузов слегка поскрипывал. Мы с Игорем Викторовичем разместились на заднем сидении, хотя я бы назвал это диваном, и неудобств не испытывали. Бойцы же получали от поездки искреннее удовольствие. Один с ППД, разместился рядом с водителем, причем переднее сидение ничем не уступало нашему «дивану», а второму выдвинули из пола раскладное сидение. Магнитолы в машине не было, и дорогу мы коротали за ни чем не обязывающим разговором. Игорь Викторович делился новостями, я рассказал пару фронтовых историй, а бойцы с восторгом смотрели по сторонам и в разговор старших не лезли. Я же за окном ни чего интересного не видел, предместье Москвы напоминало большую деревню, и в связи с дождливой погодой, картина была просто неприглядной. Перед въездом в город нас обогнала ЭМКа, плеснув на ЗИС грязью из лужи, на что наш водитель разразился гневной тирадой, чем невольно вызвал мою улыбку. Вспомнился водитель служебного автомобиля Александр, во времена, когда я был молод и работал заместителем начальника городского отдела УВД. Как-то подвозил он меня с пятилетней дочерью и в похожей ситуации выдал длинную тираду, умудрившись не употребить ни одного нецензурного слова, но при этом произведя на ребенка неизгладимое впечатление. Дочь от восторга даже запрыгала на месте, смеясь и хлопая в ладошки. Отвлекшись на воспоминания, я не сразу обратил внимание, что машина остановилась. Оказалось, что впереди пропускной пункт и к нам направляется пехотный майор, сопровождаемый двумя бойцами и лейтенантом НКВД.
- Что им нужно, - удивился мой сопровождающий. - Петрович, я а ты спецпропуск повесил?
- Да я его и не снимаю никогда, - ответил наш водитель.
- Хорошо, сейчас разберемся. На всякий случай, - обращается он ко мне, - вы вроде из окружения выходили, как у вас с документами?
- Полностью в порядке, со всеми отметками и предписанием о следовании к месту службы, - отвечаю не задумываясь. Не зря же потратил полдня, занимаясь бюрократией.
В это время подошедший майор представляется и просит предъявить документы. С интересом жду продолжения, что бы было понятно, это как ГИБДДшнику остановить машину депутата Госдумы. Вроде и службу несешь, а сделать то ни чего не можешь. Водитель, молча, показывает на спецпропуск, закрепленный на лобовом стекле.
- Прошу пассажиров предъявить документы, - повторяет командир блокпоста в открытое окно, - время военное у меня приказ досматривать все машины.
- И это дает Вам право досматривать машины со спецномерами и спецпропуском, - через плечо водителя говорит Игорь Викторович, - да Вы отважный человек товарищ майор. Я о таком распоряжении пока не слышал, мы же не в прифронтовом городе, или я не прав?
Майор отчаянно краснеет и беспомощно поворачивается в сторону лейтенанта НКВД. Теперь понятно, откуда дует ветер. Очевидно, это по мою душу, наверное, хотят первыми получить отчет о выполнении задания. Но как они меня нашли? Так я тайны из этого не делал, сам позвонил в штаб ВВС и сообщил, что задерживаюсь и где нахожусь. Вот заинтересованная сторона и подсуетилась.
- Мы располагаем сведениями, что в машине находится самовольно оставивший часть капитан Песиков, и хотели бы получить от него пояснения о его действиях в тылу немецких войск, - лейтенант приводит, как ему кажется убийственный аргумент.
- Капитан Песиков выполнял в тылу противника задание партии, - говорит в ответ Игорь Викторович, - а сейчас он сопровождает в ЦК важные документы. Если у Вас есть ордер на задержание капитана, то прошу предъявить его, в противном случае прошу нас не задерживать. В любом случае о ваших действиях будет доложено в военную прокуратуру и вашему непосредственному начальству. Товарищ майор надеюсь, Вы проверили документы у товарища лейтенанта госбезопасности и отразите все в рапорте своему руководству.
Лейтенант угрюмо молчит, потом козыряет и направляется в сторону ЭМКи, стоящей за блок постом, наверняка той самой, что плеснула грязью на нашу машину. Майор вздыхает с видимым облегчением, и дает отмашку пропустить нас.
- Не забудьте про рапорт, - напоминает ему мой сопровождающий.
Дальше мы следуем без происшествий. Ни какой вины я за собой не чувствую, оправдательные документы у меня железные, но вот какое-то чувство неудовлетворенности присутствует. Дурная слава карательных органов не дает успокоиться. Да и формулировочка «самовольно оставивший» мне совсем не нравится. Сами послали, а теперь дезертирство «шьют», или они так пытаются от странного приказа «откреститься». Я так до сих пор и не понял смысл выполнения этого задания, да еще и с определенными ограничениями. Нужно немного отредактировать версию моих приключений, особенно ту ее часть, когда я остался один на один с группой захвата. Пусть я и двумя словами с немцами не перемолвился, но и того, что формально предложил сдаться врагу, при умелой подаче, может и на высшую меру социальной защиты хватить. Значит, в отредактированной версии будет установка в доме минной ловушки и короткий бой с отходом через деревню в ближайший лес. В принципе и свидетели у меня есть, это два моих бойца - знаменосца. И деревенские подтвердят, что бой был и немцев мы немало побили, вот только майор-связист немного беспокоит, но его в ближайшее время точно допросить не смогут. А так больше и огрехов в моих действиях нет, в немецком тылу я, после встречи «комсомольцев», один не оставался, опять же принимал участие в боевой операции. Со всех сторон получается, чист, но береженного, как говорится, бог бережет, поэтому нужно будет подстраховаться и заручиться поддержкой партийных органов. Так за раздумьями мы и доехали, я даже Москву-то толком не рассмотрел.
Встреча прошла немного буднично. Илья Сергеевич провел нас в отдельный кабинет и нетерпеливо достал из сумки свернутое полотнище. Бойцы помогли развернуть немаленькое знамя, удерживая за углы.
- Ух, это запасное, - немного разочаровано выдохнул он, - но ничего так наверное даже лучше. В свое время было сделано два знамени, отличались они не значительно. Одно присутствовало на всех торжественных мероприятиях, а второе лежало в сейфе «на всякий случай». Эвакуация из Минска проходила в спешке, вывоз полотен был поручен ответственному работнику ЦК, вместе с другим имуществом. Однако в машину было прямое попадание авиабомбы, полагали, что все уничтожено, про второе знамя в спешке забыли. Кто и как его вывез, мы не знаем. Вы ни каких документов вместе с ним не обнаружили?
Я описал место, обстоятельства обнаружения и машину, в которой находилась сумка. Но по выражению лица понял, что никакой зацепки не дал. Нам принесли чай и печенье, а Илья Сергеевич умчался на доклад. Минут через пятнадцать меня пригласили к Пономаренко, где пришлось пересказать все историю целиком, начиная с вручения пакета и заканчивая выходом из окружения. Пантелеймон Кондратьевич слушал меня очень внимательно, его сильно волновали вопросы отношения населения Белоруссии к оккупантам. Пришлось рассказать и о плане «ОСТ» с его обширной программой закрепления господства Третьего рейха на захваченной территории с последовательным уничтожением и принудительным переселением двух третей проживающего там населения, и обращения оставшихся фактически в рабов. При этом я естественно ссылался на пленного немецкого полковника из отдела пропаганды, которой погиб от пули немецких солдат, на крыле нашего самолета. Беседа длилась больше часа, по окончании Пономаренко еще раз поблагодарил, за возвращение политического символа Белоруссии и сказал, что будет ходатайствовать о награждении меня и моих бойцов правительственными наградами. Помня о неудачах с прошлыми награждениями и не желая, что бы в политотделе опять возникли какие-нибудь препятствия, я честно попросил не упоминать мою роль в спасении знамени. Присутствующие при разговоре опешили от такого, наверное, впервые кто-то от награды отказывается. Я поспешил объяснить свою позицию, о конфликте с Мехлисом упомянув только вскользь, больше упирая на то, что у НКВД ко мне какой-то нездоровый интерес, связанный с выполнением последнего задания. Пономаренко ни когда бы не достиг такого высокого поста, если бы не умел разбираться в политических интригах, царивших в ЦК и сразу понял мою маленькую хитрость. Тем более, что и Илья Сергеевич, что-то пошептал ему на ушко.
