После пересечения линии фронта, нас даже не побеспокоили сотрудники особого отдела. Я передал вещмешок с наградами, получил на руки документ подтверждающий выполнение задания и предписание о направлении по месту службы. Так же выписал сопроводительные и на «комсомольцев» нечего им в фильтрационном лагере сидеть, куда направлялись все окруженцы, присоединившиеся к частям корпуса во время прорыва, тем более, что их часть сгинула где-то на просторах Белоруссии. Пылить на трофейном мотоцикле около 300 километров до Вязьмы мне было откровенно лень, за последние двое суток я достаточно накатался. Выручили братья авиаторы, я подарил им трофейный мотоцикл, а они посадили нас в штабной самолет, направлявшийся на подмосковный аэродром, где нас ждала пересадка до дома. Там же, через коммутатор узла связи я дозвонился до своего руководства и доложил о скором прибытии. Оказывается, меня потеряли, чуть ли не в дезертиры записали, так как НКВДшники ни кому не сказали, куда меня направили. Ребята видели, что я вылетел, а с кем и куда неизвестно. Вот такой вот номер. Худяков сказал, что «губа» по мне плачет, а то и трибунал. Ну, это он погорячился, не зря же я время потратил, но все документы оформил, как полагается, а еще и подтверждение на участие в боевой операции взял, подписанное командиром корпуса генералом Кармановым Иваном Петровичем.

Подмосковье встретило нас не ласково. Низкая облачность, которая готова была вот-вот пролиться дождем. Попутный самолет придется ждать несколько часов, заняться нечем, а выспаться за последние сутки я успел. Это моим бойцам хорошо, они отъедаются и отсыпаются, компенсирую тяготы и лишения последних дней. Решил позвонить по оставленному Ильей Сергеевичем номеру, нужно пристроить мою находку. Первоначально хотел передать ее через политотдел штаба ВВС, но сейчас показалось, что правильнее будет отдать знамя не через официальные каналы, громкая слава мне не нужна, хватит простой благодарности. Оказалось, что попал в приемную Пономаренко. Я представился и сообщил, от кого получил данный номер, так же сказал, что имею важный разговор и некий предмет, являющейся собственностью ЦК Белоруссии. Собеседник слегка удивился и предложил мне приехать, к чему, мол, такие тайны. Я ответил, что только что с фронта, в Москве проездом, жду самолет в свою часть. Секретарь попросил номер коммутатора войсковой части, где я нахожусь, и подождать, пока со мной не свяжутся. Делать все равно было не чего, и я остался, развлекая свободных от смены телефонисток. Тем более, что я снял трофейный плащ и щеголял в мериносовской форме без знаков различия, чем вносил некоторую интригу в свой образ. Через полчаса меня пригласили к телефону и судя по выражению лица девчушки, передавшей мне трубку телефона, мои «акции» резко подросли. То-то разговоров у них будет после смены, как же звонили из ЦК.

- Добрый день, - раздалось из трубки. Связь на удивление была хорошей, и я без труда узнал знакомый голос.

- И Вам не хворать Илья Сергеевич. Я можно сказать только что из командировки. Был с поручением за линией фронта и вышел вчера с 62-м корпусом.

- Как же, как же, за новостями следим. Про прорыв и освобождение Великих Лук слышали, даже знаю, что дана команда, подготовить приказ о награждении командования корпуса. А вас то, какими путями туда занесло, я понимаю, что ты Владлен Владимирович личность героическая, овеянная печатной славой.

- Вот Илья Сергеевич, вроде как ты меня похвалил, а осадочек то остался, а я ведь не просто так позвонил, о здоровье твоем драгоценном побеспокоиться. У меня ведь подарочек есть, да не простой. Хочу вернуть одну вещь, из имущества ЦК Белоруссии, во время отступления утраченную.

- Заинтриговал. Что-то из наших архивов?

- Да нет, это кое, что красного цвета с золотым шитьем.

На том конце провода повисла пауза, только слышно было вдруг тяжело задышавшего собеседника. Я тоже замолчал, растерявшись от такой неожиданной реакции.

- Если это-то о чем я подумал, - хрипло раздалось в трубке, - то готовь место под орден, а пока молчок.

И после небольшой паузы градом посыпались вопросы и указания.

- Кто еще об этом знает? Где точно находишься? Охрану обеспечить можешь? Находись на месте, ни с кем не разговаривай, ни куда не уходи. А еще лучше позови к трубке командира части, я дам ему указания.

- Тихо, тихо, Илья Сергеевич, не суетись. Я на подмосковном аэродроме, со мной два бойца охраны. Мы ни куда не торопимся, до самолета еще несколько часов, нас ни кто не обижает, а вот лишнее внимание, согласись, ни мне, ни вам не нужно.

- Какой самолет? Жди я срочно выезжаю, командировку ЦК тебе продлит насколько потребуется. Твоему командованию сами сообщим. Все жди, я уже еду.

В трубке раздаются короткие гудки. Возвращаю аппарат связистке, а у той глаза стали круглыми от удивления, и щеки начинают разгораться румянцем. Я понимаю, что это не от внезапно проснувшейся ко мне страсти, а от того, что она разговор слышала. Понимает, что стала причастна к большой тайне. Ей и любопытно и страшно одновременно, а ну как я ее в шпионаже обвинят. Жестом показываю, что бы о разговоре молчала. И на всякий случай говорю, что услышанное является гостайной и разглашению не подлежит. Для усиления эффекта, хотел взять подписку о неразглашении, но подумал, что это уже перебор. На самом деле ни чего такого она не услышала, просто впечатлилась должностью звонившего, все-таки ЦК партии, а не какой-нибудь генералишко.

В штаб ВВС я все-таки позвонил, и доложил о возможной задержке. Не хватало еще, что бы меня снова потеряли, а то действительно объявят дезертиром. Примерно через полтора часа на аэродром приехал ЗИС-101А, не смотря на лужи на дороге, сверкающий лаком и хромом. Машина представительского класса, по местным меркам - очень круто. Переплюнуть это семиместное чудо может только Паккард. Не сказать, что машина настолько уж уникальная, до войны в Москве ЗИС-101 и в качестве такси использовался. Пускай в гараже ЦК машина не прижилась, так как руководство страны, как обычно выбрало для себя иностранного производителя, но простому обывателю получить такую, в личное пользование, было не реально. Лимузин, хотя и выполненный частично из дерева, считался наградным и выделялся только «заслуженным» руководителям и деятелям культуры.

Однако к машине мы торопиться не стали, так как вместо ожидаемого Ильи Сергеевича из нее вышел незнакомый мне мужчина в форме без знаков различия. Оглядевшись по сторонам, он уверенно направился в нашу сторону.

- Добрый день. Вы капитан Песиков? - обратился он ко мне.

- Да, это я. Простите, с кем имею честь? - ответил немного настороженно, так как пакостей со стороны приехавшего не ожидал, но ситуация как-то напрягала.

- Я доверенное лицо Пантелеймона Кондратьевича, зовут меня Игорь Викторвич. К сожалению, Илью Сергеевича в последний момент срочно вызвал к себе Пономаренко, а мне поручил отправиться за вами. И вот еще, что бы не возникло недопонимания, Вам записка.

Развернув бумагу, с трудом разобрал торопливый почерк: «Приехать не могу. Этому человеку можно доверять, он друг Самуила Яковлевича». Последняя приписка сделана, очевидно, для того, что бы я не сомневался, что записка от Ильи Сергеевича. Какие-то шпионские игры. Можно подумать, что если бы мне просто предложили проследовать в Москву, то я бы отказался.