— Слушай, Дональд, ты вот мне скажи… Ты не знаешь, что это с нашей Людочкой?

— А что такое? — обеспокоился Андрей.

— Понимаешь… она какая-то странная стала. Как только выловит меня наедине, так сразу начинает со мной говорить про какие-то вещи… даже повторить такое не могу. Про Веймар какой-то… Про Терезиенвейз<Терезиенвейз — буквально «Луг Терезы», место почти в центре Мюнхена, где проводится ежегодный пивной фестиваль «Октоберфест». В принципе, этот праздник есть не что иное, как несколько затянувшаяся свадебная церемония по случаю бракосочетания в 1810 году баварского кронпринца Людвига Первого и принцессы Терезы Саксонской.>... Ты не знаешь, случайно, где эти Веймар и Терезиенвейз? А то я ей брякнул, что в Австралии, так она обиделась... Сказала, что я напрасно считаю ее дурой. Я ее вообще дурой не считаю, но я парень простой. Дерево, в общем, неструганное. Заготовка для Буратино... Ну — понимаешь? Мне бы чего попроще, про Розенбаума, или другого великого поэта, а она все спрашивает, отчего это Вертер застрелился. Да хрен его знает, отчего он застрелился! Была пушка под рукой — вот и застрелился! Была б веревка — повесился бы... И послать ее нафиг с ее Вертером неудобно… хорошая девчонка…

— Веймар — это город, в котором жил Гете. — сказал Лехельт очень серьезно, насупив брови. — Вертер — герой его книги. А то, что Людка с тобой об этом разговаривает, значит, что она на тебя запала. Точно тебе говорю. Поверь чутью старого разведчика.

— Да я верю… Это не удивительно… на меня все западают. — признался Морзик. — Я парень что надо... Только как-то она странно это делает. Попроще нельзя разве? Я думаю, это кто-то из вас ей про меня что-нибудь насвистел... Предупреждаю сразу: узнаю кто — убью на месте! Клюв расплющу! Никакое каратэ не спасет. И ким-ке особенно. Учти! Я в гневе страшен...

— Я верю, верю…, — зафыркал Андрей, сдерживая смех.

— А чего тогда скалишься? Знаешь ведь что-то, темнила! Колись, редиска! — Морзик зажал Лехельта в углу и принялся в шутку его душить. Тот задергался и придурашливо заорал.

На шум из кухни выглянула Кира с дочерью. Вид у хозяйки дома был несколько озабоченный.

— Никаких трупов в моей прихожей! — крикнула она расшалившейся молодежи.

— Не будет трупов! — пыхтел Морзик. — Я его… расчленю… и спущу в унитаз… Или вот лучше собачке скормлю! Песик, съешь его! Р-р-р!..

И он сунул закатившего глаза и свесившего набок язык разведчика Лехельта крошечному хозяйскому пекинесу.

Пес испуганно шарахнулся в сторону, залился звонким лаем.

— Видишь — даже собака тебя есть не хочет! Знает, какая ты зараза! Сознавайся, откуда Людка знает цвет твоих простыней? Используешь служебное положение, развратник?

В этот раз он притиснул Лехельта сильнее, тот и впрямь засипел и охотно сознался в провокационной подсказке.

— То-то же! — успокоено убрал руки Морзик. — Не позволю марать честь боевого товарища!

Тут Андрей вывернулся и запрыгнул ему на спину.

Маринка с Людкой запоздало навалились на них с визгом и возня продолжилась.

Тем временем Кира подсела за стол к Зимородку и его маленькой, тихонькой, как мышка, жене.

— Скучаете?

— Отдыхаем! Нине очень нравится твой салат. Поделишься рецептом?

— Непременно. А что еще?

— Так… все больше о божественном. Не могу понять, что делал Гога в ЛДТ, когда мы его «грохнули». Проверялся — или ждал кого-то?

— Костюмчик примерял. — хмыкнула Кира.

Ей неприятно было вспоминать свою промашку, хотя особых угрызений она не испытывала. Уже не стажерка, чай.

— Это вряд ли… Он ведь и «контрика» своего отпустил. Я думаю — у него была забита встреча с кем-то. Может быть, эта встреча и была целью его приезда.

— А может он специально отпустил «контру», чтобы мы расслабились! — возразила Кира.

Ей не хотелось соглашаться с мыслью, что она завалила важнейший момент операции.

— Это вряд ли…, — повторил Зимородок. — Ты, пожалуйста, прокачай в памяти всех, кого видела в зале, и я тоже, и Старый. Может быть, когда-нибудь всплывет… Завтра сядем и запишем словесные портреты, хорошо?

Жена Зимородка сидела отстраненно, сложив сухонькие ручки на острых коленях, обтянутых праздничным платьем. Странные разговоры мужа и именинницы не удивляли и не волновали ее. Она привыкла.

— Костя, у меня к тебе дело. — поманила Кира пальцем удивленного капитана.

— Да чего ты? Говори здесь, Нинка свой человек!

— Это здесь не могу. Маленький секрет праздничного пирога.

Они вышли на кухоньку. В малогабаритной двухкомнатной квартирке было не развернуться, но бездомному капитану и его жене и такое жилье показалось бы хоромами.

— Что случилось? — посерьезнел Клякса при виде особого, служебного выражения Кириных глаз.

— Пока ничего, но… Это все Лариска. Она приволокла этого… Василия. Я его первый раз вижу.

— Ну и что?

— Он мне не нравится.

— Дело вкуса… мне тоже. Но ты давай, все выкладывай.

— Понимаешь… он тут под шумок выспрашивал у моей девочки, не менты ли мы.

Зимородок вздернул брови, как-то весь тотчас заострился, почерствел скуластым, немного деспотическим лицом. Когда посторонние интересуются семьей разведчика — настораживается вся служба, подобно дикобразу.

— Что за человек твоя подруга?

— Так… семейная неудачница, как и я. Не надо, не говори ничего. Только я делаю свое дело… ращу зайчика, а она ищет женского счастья. Этот Василий у нее невесть какой по счету.

— Понятно… Припоминаю: он, когда вошел, осмотрел всю квартиру. Даже в спальню к вам заглянул. Я засек — но не задумался.

— Что будем делать?

— Для начала — сфотографируемся. Сегодняшний сабантуйчик просто необходимо увековечить. Для семейного альбома… и на всякий случай.

* * *

Когда после перекура с танцами все расселись за столом, и разомлевший от закусок и комплиментов Василий опять взял в ласковые руки Кирину гитару, Морзик по знаку узких губ Кляксы потребовал фотоаппарат.

Через некоторое время Клякса отлучился под благовидным предлогом, пошумел водой в туалете и, вернувшись, потирая влажные руки, шепнул имениннице на ухо с прикольной улыбочкой, но серьезным шепотом:

— У него липовое водительское удостоверение. Фотка переклеена. Работа грубая, халтура. Печать пририсовали — и вся недолга...

Кира покачала головой и прыснула, сузив глаза, будто от удачной шуточки.

— Да что ты говоришь! Как же мне теперь поступить?

— Предупредишь подругу?

Оба внимательно посмотрели на противоположный край праздничного стола, где на диване молодящаяся Лариса, с крашеными в платиновый цвет короткими волосами, льнула к плечу почти двухметрового красавца с героическим подбородком.

— Не думаю, что это выход…, — ответила Кира. — Попробуй вот это блюдо. Оно называется «козел в огороде». Я за тобой поухаживаю…

— "Козел в огороде"? Здорово. Как раз наш случай…

Некоторое время Зимородок чревоугодствовал, не поднимая глаз от тарелки.

Его мышка-жена Нина уже догадалась, в чем дело, и ничем не мешала, не привлекала к мужу чужого внимания. Когда-то давно, в молодости она ревновала капитана к работе, даже грозилась уехать к маме, но, посидев на шифровках и делах службы контрразведки, приняла, как закон, простые истины: без этоговсе погибнут, и этонельзя делать иначе, чем делает ее героический Костик. Ничего не получится, лучше и не пробовать.

С тех пор у Кляксы не было друга надежнее и беззаветнее, чем собственная жена. Такое еще встречается в природе русских женщин, и, к счастью, не редкость. Они и есть, наверное, тайный оплот государства.

— Попрошу Мишу прокачать этого жирафа через МВД. — вздохнула Кира. — Надеюсь, он не серийный маньяк, а всего лишь аферист-многоженец… Как мне это надоело — шпионы, маньяки, террористы…

— По роже подходит. — буркнул Клякса с набитым ртом. — Ты расстроилась… Этот гад испортил тебе день рождения.