— Урожай Фламель? — спросила она у владельца таверны, обменявшись с ним поцелуями.

— Улучшенный с момента последней встречи. Я провел дистилляцию с помощью Эфира, — сообщил он, подмигнув ей.

Он наполнил стакан через кран в дне бочки. Роберта попробовала вино, подмигнула в ответ и с раскрасневшимися щеками присоединилась к Роземонду и Ванденбергу, которые вели оживленный спор с муниципом.

— Мисс Моргенстерн. — Старик поклонился ей. — Слышал, что вы покидаете Криминальный отдел?

— Новость о моей отставке уже дошла до вас?

— Вы не просто кто-то. А господин Фулд еще несколько дней остается одним из моих пятнадцати министров. Должен признать, что пользуюсь этим, чтобы устроить ему тяжелую жизнь. Конечно, с административной точки зрения. — Он пожал плечами. — Честное слово, мне непонятен ваш уход. И заранее благодарен своему министру безопасности, что он наконец отсылает меня к частным заботам.

— Вы еще можете выиграть выборы, — сказал Ванденберг.

— Я, безусловно, пройду первый тур. А потом? — Ректор колледжа молчал. — Поверьте, служить городу, вновь познавшему ненависть и нетерпимость, малоприятная перспектива. Кстати, вино меня преображает, а вас? Мне действительно кажется, что я попал в средневековый Париж. Меня восхищают эти путешествия, не требующие перемещений. Этот запах навоза… Чтобы поверить в истинность, недостает только чумы и холеры.

— Прекрасно сказано, — пробурчала колдунья.

На площади появилось с десяток кабриолетов.

Из них выпрыгнули милиционеры в штатском и заняли ключевые позиции на улице Парижа, пока головной кабриолет продолжал двигаться к буфету. На заднем сиденье восседали Фулд и Мартино — один сиял улыбкой, второй был явно не в себе. Муницип поспешил проглотить содержимое стакана и скривился. Но не из-за вина.

— Простите меня. Обязанности муниципа.

Он пошел навстречу министру безопасности.

— Это было предусмотрено программой? — проворчала колдунья, наблюдая, как они жмут друг другу руки.

— Не думаю, — ответил Роземонд.

Ванденберг протиснулся между ними.

— Нам хотелось бы с вами поговорить. Мы — это я, Аматас, Эльзеар и наши ученики. По поводу метчиков. Вы правы. Надо что-то делать.

Роберта едва не ответила, что уже ушла из Криминального отдела. Но вспомнила, что по-прежнему является членом Колледжа колдуний.

— Если хотите, — ответила она.

— В зале игры в мяч, — вполголоса сказал Роземонд. — Там будет спокойнее.

— Прекрасно. Через час на улице Мехико, — подтвердила Роберта.

Отто Ванденберг покинул их.

— Похоже, шевеление началось, — прокомментировал Роземонд, провожая взглядом старого ректора, который назначал тайную встречу заговорщикам. И вдруг напрягся. — Королева.

Роберта впервые видела ее. Властительница судеб цыганской колонии шла от дома с пони. Она была одета в простое сари из золотистого шелка, которое оставляло открытым одно плечо. Матовая кожа лица, черные волосы и синие глаза, которые ловили свет, как озера светлой воды.

Она направилась к муниципу и поздоровалась с ним. Потом вместе с муниципом присоединилась к Моргенстерн и Роземонду. Фулд шел позади. Мартино отошел в сторону и пил вино, стараясь не встречаться взглядом с колдуньей.

— Ваше величество, — поклонился профессор истории.

Королева цыган воплощала Богемию, древнюю Испанию, Индию и Персию «Тысяча и одной Ночи». Она обладала грациозностью древних принцесс, воспоминание о которых хранили цветные миниатюры и легенды.

— Реконструкция — настоящая удача, — поздравил ее Роземонд.

— Да. И вы помогли во многом. Хотя она не завершена.

Ее голос журчал, как фонтан Кастильи.

Фулд игриво спросил:

— Как не завершена?

— Я хотела установить в центре столб. Но некоторые журналисты-невежи неправильно истолковали мои намерения. Вы же не будете против, господин министр?

Фулд покраснел. А королева уже повернулась к нему спиной и обратилась к Роземонду:

— Не окажете любезность показать Большой Конек почетным гостям? Мне хотелось бы побеседовать с мисс Моргенстерн.

— Конечно.

Грегуар удалился вместе с Фулдом и муниципом, а в сердце Роберты разыгралась буря. Она подозревала королеву и Роземонда в самом худшем. И не могла подавить внезапной вспышки ревности, что не было свойственно ученику Огня. Она молча последовала за королевой к самой короткой стороне площади, туда, где пытался спрятаться Мартино.

— Роберта, — простонал последний, когда она оказалась в метре от него.

— Вы не присоединились к визитерам? — бросила колдунья. — А надо было бы. Профессор истории — человек удивительный.

— Вы правы. Я иду.

Мартино допил вино, поставил стакан и уныло удалился.

Роберта окликнула его:

— Кстати, Штруддль не говорил вам, что провел дистилляцию последнего урожая с помощью Эфира?

Новый руководитель Криминального отдела не понял, почему это его касается. А потому, обернувшись, не заметил официанта с полным подносом, на которого с размаху налетел. Колдунья догнала королеву, считая, что Штруддль немного переборщил с Эфиром. И правильно сделал.

Коридор дома с голубятней выходил на венецианский мостик. Роберта не успела полюбоваться спектаклем на улице, проходившей внизу. Королева дошла по коридору-тупику до двери из красного дерева. За ней начиналась винтовая лестница пагоды. Табличка извещала, что чайный салон будет закрыт весь день.

Последний этаж не имел окон. На полу валялись подушки. Женщины уселись лицом друг к другу. Цыганка улыбалась, разглядывая Роберту.

— Вы все еще танцуете танго с профессором истории?

— Когда хватает сил, когда позволяют события, — настороженно ответила колдунья.

— И вам каждый раз удается спровоцировать… видение?

— Вы хотите сказать — дух?

Неужели королева собиралась говорить с ней об этих незначительных метафизических опытах? Роберте и Роземонду нечего было скрывать от цыган. Она решила стать поразговорчивее.

— Это скорее не дух, а гений. Грегуар Роземонд пытается составить некий каталог существ, которых рождает каждый танец. И доказать, что богов изобрели люди, а не наоборот.

— Понимаю, — кивнула после некоторого раздумья королева. — И танго оказалось весьма продуктивным.

— Как вальс и калипсо. Мы очень надеемся на островные танцы. Мамбо, ча-ча-ча, самба… — Колдунья решила, что вправе задать свой вопрос. — Вокруг вас создается атмосфера ненависти… Чем это закончится, по вашему мнению?

— Ненависть преследует нас долгие века, — ответила королева. — О нас сочинили такое множество легенд. Кочевники и оседлые никогда не ладили между собой.

Роберте вдруг показалось необходимым открыто объявить, к какому лагерю она принадлежит.

— Я люблю ваш народ, — сказала она.

— Знаю. Вы любите ежей. И это одна из причин, по которой я хочу вас вовлечь в некий проект, который, если базельцы не свернут с опасного пути, будет в скором времени реализован.

— Как видите сами, фасад Большого Конька читается, как книга с картинками.

Арчибальд Фулд и муницип вертели головами, любуясь барельефами, встроенными в фасад в виде каменно-мозаичной загадки.

— Вечный господь держит главную притолоку. Поклонение магов здесь, а бегство из Египта — там.

— Все эти темы подходят для человека, называвшего себя алхимиком, — сказал муницип.

— Для такого рода деятельности нужна была скрытность. Но поглядите на боковые сюжеты: проклятые, драконы, перевернутые кресты. А на капителях есть даже пара ангелов, изваянных вниз головой. Иконографическая отрава распространяется из центра, от Господа, к периферии. Фасад Большого Конька есть истинный сатанинский памфлет для тех, кто умеет читать.

Фулд приблизился к одной из капителей, спрашивая себя, не положил ли каменщик-цыган камень вверх тормашками.

— Обратите внимание, — вновь заговорил Роземонд, — герб Никола Фламеля.

— Рука, держащая футляр, — сказал муницип.