Чернов прекрасно понимал, что нервы ему дома потреплют, всё же он был сбит над оккупированной территорией, правда то, что документы при нём и он вернулся назад на трофейном самолёте, да еще и наших раненых вывез, играло в его пользу. Комполка был нормальным мужиком, да и полковой особист не был сволочью, так что Чернов рассчитывал на объективное расследование и отсутствие каких-то претензий к нему и его парням. Тем неожиданней был для него срочный вызов в штаб фронта, но это удивило не только его одного, но и комполка с особистом, а потому опрос свернули и на связном У-2 отправили в штаб фронта. Пилот связника был опытным, пользуясь тем, что верх самолёта был окрашен в зелёный цвет, он летел над самыми кронами деревьев, чуть не подстригая их своим винтом. По возможности он облетал открытые места, а потому заметить его было очень трудно. Несколько раз они видели немецкие мессеры, но каждый раз обходилось, те просто не замечали низко летящий прямо над лесом самолёт. Всё внимание немецких пилотов было выделено небу и дороге, а потому они и не видели наш У-2. Вот так благополучно они и долетели, а на аэродроме его уже ждала машина, и уже спустя полчаса Чернов входил в штаб фронта. В приёмной командующего ожидали приёма несколько командиров, но Чернова провели без очереди. Сразу, как только он зашел в приёмную с сопровождающим, его провели в кабинет Тимошенко. В кабинете находилось трое, сам командующий, маршал Тимошенко, начальник штаба и начальник разведки. Приведший его капитан тут же вышел, а на Чернова насел с вопросами Тимошенко.
— Добрый день товарищ Чернов, что вы можете сказать о сержанте Нечаевой?
Чернова очень удивил этот вопрос, он думал, что его будут спрашивать о крайнем вылете и как он вернулся назад, а тут прямо в лоб без всякий предварительного расспрашивания, исключительно о Нечаевой.
— Товарищ маршал, сержант Нечаева показалась мне умной, хитрой и очень жестокой, но несмотря на это она отличный командир и её бойцы готовы идти за ней до конца.
— А почему вы так решили?
— У меня было время и своими глазами посмотреть на её отряд и побеседовать с её бойцами.
— И?
— В отряде полный порядок, бойцы накормлены, прекрасно вооружены и экипированы, а кроме того там много техники.
— А почему жестокая?
— Да порассказывали мне её бойцы, как они немцев казнили по её приказу, так просто жуть берёт, настоящее средневековье.
— Но хоть за дело или для развлечения?
— За дело, все эти немцы совершили военные преступления против наших раненых и гражданского населения, а так она просто приказывает всех пленных убить, так как у неё нет возможности с ними возится, а отпустить их глупо.
Тимошенко ещё с полчаса подробно расспрашивал Чернова о Нечаевой и её отряде, после чего поблагодарил и отпустил. Затем был обратный путь, сначала машина до аэродрома, правда на этот раз не эмка, а полуторка, но всё равно подвезли, а не пришлось назад пешком топать на своих двоих, а затем снова полёт на связном У-2 и снова удачный и приземление в своём полку. Тут как раз начали приземлятся немецкие Хенкели, которые тоже удачно долетели и Чернов пошел встречать свои экипажи, а вечером в столовой был торжественный ужин, что все смогли благополучно вернуться назад и как водится выпили за невернувшихся.
А в это время маршал Тимошенко обсуждал со своим начальником штаба и начальником разведки способ связи с отрядом Нечаевой. Теперь, получив последние данные, он не сомневался, что максимум завтра связь будет установлена. Сегодня ночью на этот аэродром будет сброшена группа разведки, которая и должна войти с ней в контакт. Если отряд Нечаевой всё ещё будет на аэродроме, то тогда они сразу установят с ней связь, если же она уже ушла, то разведчики легко определят, куда уйдёт её отряд, и бросятся его догонять. Учитывая, что отряд имеет танки, то проследить, куда они двинутся, будет легко, гусеничная техника оставляет такие следы, что даже малосмыслящий в этом человек легко их проследит.
Отправив ближе к вечеру остатки бомбардировщиков и истребителей, мы ушли, подпалив перед этим всё что можно, оставаться здесь дальше было опасно. Готов голову прозакладывать, что немцы уже знают, что их аэродром уничтожен, другое дело, что они не знают какими силами. Хоть мы и перерезали связь, но одно то, что аэродром внезапно пропал со связи и не выполняет боевых вылетов уже должно насторожить противника и это его насторожило, уже в полдень над аэродромом кружился их разведчик. Разумеется, что всю лишнюю технику мы разместили в лесу, но следы боя и несколько сгоревших зданий было не спрятать. В середине дня наш заслон перехватил группу немецкой разведки на четырёх мотоциклах и бронетранспортёре. В паре километров от аэродрома было удобное место для засады, с десяток больших деревьев, которые росли небольшой кучкой прямо у дороги. Один из бойцов, спрятавшийся среди ветвей, закинул в открытый кузов бронетранспортёра наступательную гранату РГД-33, правда без оборонительной рубашки, но находившимся в нём немцам хватило и этого чтобы если и не убить, то качественно оглушить, и в тоже самое время остальные бойцы срезали из ручных пулемётов мотоциклистов и все четыре мотоцикла остановились кто где, в том числе и съехав в кювет, одновременно с этим встал и бронетранспортёр к которому уже метнулись бойцы. Они быстро провели контроль, оставив в живых только офицера, который сидел рядом с водителем. Забрав у немцев их документы, они после этого выкинули из бронетранспортёра их тела, даже не озаботившись их спрятать, а просто кинув в кювет, а технику погнали на аэродром, лишней она точно не будет, а кому на ней ездить у нас найдётся. Быстро допросив немецкого лейтенанта, его не мудрствуя, просто пристрелили. Пленные нам не нужны, а устраивать показательную казнь обычному вояке, которого не застали на месте совершения военного преступления, я не собирался. Я хотел только донести до немцев, что за любые преступления против раненых, пленных и мирного населения мы будем жестоко мстить самыми изуверскими казнями, а обычных солдат просто убьём без всяких мучений.
Первые немцы появились на аэродроме уже вечером, это была рота в полном составе. Они осторожно двигались вперёд, особенно после того, как сначала пропала со связи высланная вперёд разведка, а затем, когда в придорожной канаве были найдены их тела. На аэродроме немцы уже ни кого не застали, зато то, как тут разошлись русские, были прекрасно видно. Все строения и техника уже даже не горели, а лишь несильно чадили, а по всей территории аэродрома лежали тела убитых немецких солдат и лётного персонала. Всё, что тут теперь можно было сделать, так это похоронить убитых и отправить в германию на переплавку сожженную технику, использовать снова аэродром было нельзя. Можно конечно было снести все сгоревшие здания, разровнять взлётно-посадочную полосу и снова построить здания или разбить палатки, вот только это было напрасной тратой ресурсов. Ни кто не сомневался, что скоро русские снова откатятся назад и придётся в очередной раз переносить аэродром ближе к линии фронта. Было конечно жаль уничтоженного аэродрома, но учитывая появившуюся для люфтваффе угрозу, как ни как но это уже второй аэродром вместе со всей техникой и персоналом был уничтожен, было принято решение по усилению наземной обороны аэродромов. Для этого к каждому аэродрому приставлялся пехотный батальон и две противотанковые батареи. Скрепя сердце, командующий Группой армий Центр генерал-фельдмаршал Фёдор фон Бок был вынужден пойти на это решение под давлением Геринга, которому очень не понравилось, что русские убивают его лётчиков как скот на земле. Несмотря на то, что ему требовались все силы для борьбы с яростно сопротивляющимися русскими, всё же пришлось выделить эти силы, так в противном случае они могли лишиться значительной части своей авиации, которая играла одну из ведущих ролей в Блицкриге. Разумеется, что ни чего этого я не знал, но уже оказал достаточное влияние на историю и чем дольше, тем сильнее оно будет, это вам не случайно раздавленная бабочка. (Рассказ Рэя Бредбери — И грянул гром)