Хорошо оснащенный отряд расположился лагерем. Носильщики и аскари сидели на корточках вокруг костров для приготовления пищи, а перед центральным костром двое мужчин, которые не были местными жителями, разговаривали с Мбули, проводником, когда их ушей достиг слабый звук барабанов.

– Мбули говорит, что это страна каннибалов, – сказал Атан Том, – и что нам лучше поскорее убраться отсюда. Завтра мы можем намного приблизиться к Эшеру. Девушка потеряна. Эти барабаны, может быть, бьют по ней.

– Ее кровь на вашей совести, хозяин, – сказал Лал Тааск.

– Заткнись, – огрызнулся Том. – Она дура. Могла бы жить припеваючи и наслаждаться плодами богатства, когда мы достанем Отца бриллиантов.

Лал Тааск покачал головой.

– Женщин невозможно понять даже вам, хозяин. Она была очень молода и очень красива, она любила жизнь, а вы забрали ее у нее. Я предупреждал вас, но вы не слушали меня. Ее кровь на вашей совести.

Атан Том с раздражением повернул к своей палатке, но барабанная дробь не давала ему ни минуты покоя.

– Барабаны! – сказал д'Арно. – Мне они не нравятся; очень часто они означают смерть для какого-нибудь бедняги. Когда я впервые услышал их, я стоял, привязанный к высокому столбу, и сотни раскрашенных чертей прыгали вокруг меня, вонзая копья в мое тело. Они убивают не сразу, только мучают и как можно дольше заставляют страдать, так как страдания доставляют им удовольствие.

– Но как же вы спаслись? – спросил Лавак.

– Появился Тарзан, – ответил д'Арно.

– Он еще не вернулся. Я волнуюсь за него, – сказала Магра. – Может быть эти барабаны бьют по нему?

– Вы думаете, они могли схватить его? – спросил Грегори.

– Не смею на это надеяться, – язвительно заметил Вольф. – Эта чертова обезьяна живуча как кошка.

Д'Арно в раздражении ушел прочь. Грегори, Лавак и Магра последовали за ним, оставляя Вольфа в одиночестве.

Барабаны рассказали Тарзану о многом. Они сообщили ему о приближающейся пытке жертвы и ее смерти. Жизни чужестранцев ничего не значили для человека-обезьяны, который всю свою жизнь имел дело со смертью. Смерть – это было то, что происходило со всеми живыми созданиями. Он не боялся ее, он ничего не боялся. Игра со смертью была смыслом всей его жизни. Направить свою смелость, свою силу, ловкость и хитрость против смерти и победить – в этом была радость жизни для Тарзана. Когда-нибудь придет день, и смерть победит, но об этом дне Тарзан не думал, во всех ситуациях он не терял своего достоинства и самообладания, потому что только глупый человек бесцельно бросается своей жизнью; Тарзан не уважал бессмысленный риск, но если было необходимо, он совершал невероятно рискованные поступки.

Когда он услышал барабанный грохот, то меньше всего думал о его ужасном значении. Он подумал только о том, что он мог бы указать ему дорогу к местному селению, где потом можно было нанять носильщиков. Сначала, однако, он должен был разведать и изучить характер местных жителей. Если они были дикие и воинственные, он должен избежать их и отвести свой отряд стороной, а барабаны предупреждали, что именно так это и было.

Ориентируясь на звук дроби барабанов, Тарзан пробирался по деревьям к их селению. Он передвигался довольно быстро, готовый увидеть зрелище, которым не раз восторгался сам во времена своей дикой жизни – зрелище Гомангани, испытывающего мучения приближающейся смерти. Барабаны говорили ему о том, что жертва должна умереть, но время для смерти еще не пришло. Кто был этой жертвой, человека-обезьяну не интересовало. Для него имело значение только зрелище страданий. Возможно, он успеет вовремя, а может быть, и нет. А если успеет, то сумеет ли привести свой план в действие. Вот что интересовало Тарзана в дикой игре, которую он любил вести.

В то время, как Тарзан приближался к селению Мпингу-вождя, Атан Том и Лал Тааск сидели и курили у ярко горящего костра.

– Черт бы побрал эти барабаны! – пробурчал Лал Тааск. – У меня от них мурашки по телу бегают, они меня раздражают.

– Завтра ночью мы не услышим их, – сказал Атан Том, – завтра мы будем уже далеко на пути в Эшер – в Эшер и к Отцу бриллиантов.

– Вольфу будет трудно нас догнать, – сказал Лал Тааск, – и если мы будем возвращаться из Эшера другой дорогой, он никогда нас не найдет.

– Ты забыл о Магре, – сказал Атан Том.

– Нет, – ответил Тааск, – я не забыл о ней. Она найдет дорогу в Париж, как почтовый голубь свое гнездо.

– Ты недооцениваешь Вольфа, – сказал Том, – он ни за что не откажется от своей доли бриллианта, не бойся.

– И получит это! – Лал Тааск указал на свой нож.

– Ты неисправимый! – рассмеялся Том.

– О, эти барабаны! – простонал Лал Тааск.

– Эти барабаны! – воскликнула Магра. – Вы когда-нибудь слышали что-либо более ужасное в своей настойчивости?

– Вечерняя развлекательная программа, – сказал Грегори, – скучная трансляция, которую невозможно выключить.

– Я так беспокоюсь о Тарзане, – сказала Магра, – он один в этом ужасном лесу.

– Я бы о нем особенно не беспокоился, – поспешил уверить ее д'Арно, – он всю жизнь провел в ужасных лесах, и может сам о себе позаботиться.

Вольф пробурчал:

– Теперь он нам не нужен. Я могу провести вас в Эшер. Лучше избавиться от обезьяны.

– Я уже слышал об этом, Вольф, – сказал д'Арно. – Тарзан – наша единственная надежда попасть в Эшер и выбраться оттуда живыми. А ты занимайся своей охотой. Даже в этом ты не преуспел. Тарзан приносит для нас всю еду.

– Послушайте! – воскликнул Лавак. – Барабаны! Они умолкли.

Кричащая стая окружила беспомощную девушку. Время от времени копье касалось ее тела, и она невольно вздрагивала. Позже пытка может стать еще более изощренной, или какой-нибудь обезумевший дикарь, пришедший в неистовство от возбуждающего танца, может вонзить свое копье в ее сердце и с ненамеренным милосердием освободить ее от страданий.

Когда Тарзан приблизился к самому краю открытого места, где находилось селение вождя Мпингу, он спрыгнул на землю и быстро побежал к палисаду. Эта часть селения не была освещена, а он знал, что все племя соберется вокруг самого большого костра, который освещал листву деревьев, растущих в селении. Его не заметят, а какой бы шорох он ни произвел, он будет заглушен барабанным боем.

С гибкостью Шиты-пантеры он обогнул палисад и скрылся в тени дальних хижин, затем бесшумно прокрался к большому дереву, которое скрывало хижину вождя, и перед ним открылась вся деревня с танцующими и вопящими дикарями. Прыгая по веткам, он добрался до другой стороны дерева и посмотрел вниз на дикую сцену. С ужасом узнал он жертву, привязанную к столбу. Он увидел орду вооруженных воинов, доведенных до экстаза барабанами, танцами, жаждой человеческой плоти. Он взял в руки стрелу.

Когда один из танцующих дикарей, доведенный до критической точки, остановился перед девушкой и поднял свое копье над головой, чтобы пронзить ее сердце, наступила внезапная тишина; и Эллен закрыла глаза. Конец пришел! Она произнесла про себя молитву. Барабаны забили с бешеной силой, затем раздался крик предсмертной агонии.

Уверенность дикарей исчезла, когда стрела пронзила сердце палача. Вот тогда-то и замерли барабаны. Когда воин закричал, Эллен открыла глаза. Он лежал мертвый у ее ног, а на лицах дикарей племени Буирае было написано недоумение. Она увидела, как один из них, более смелый, крался к ней с ножом в руках; затем дикий крик раздался откуда-то сверху, и Тарзан из племени обезьян поднялся во весь свой рост, обратил взор на луну и издал победный клич самца обезьян. Он был громче, чем бой барабанов, и слышен далеко вокруг.

– Да, – сказал д'Арно, – барабаны смолкли, они, наверное, уже убили свою жертву. Какой-то бедняга нашел конец, успокоение от мучений.