Отряд преодолел скалы и вышел к кромке леса. В лагерь возвращались в мрачном, подавленном настроении, а, обнаружив на месте развал, приуныли еще больше.

Членам вернувшейся экспедиции тут же рассказали историю с часовым, которого уволок ночью в джунгли демон и которому удалось бежать прежде, чем тот его сожрал. Еще свежа была в их памяти загадочная смерть Рагханата Джафара, и те, кто воротились от стен Опара, пребывали в крайне взвинченном состоянии, которое не улеглось и ночью, когда люди расположились биваком под темными деревьями на опушке мрачного леса. Наступление рассвета было встречено вздохами облегчения.

Позже, когда они строем двинулись к базовому лагерю, к чернокожим постепенно вернулось нормальное настроение, и вскоре напряжение, в котором они пребывали в течение дней, разрядилось песнями и смехом, белые же продолжали хмуриться. Зверев и Ромеро не разговаривали друг с другом, а Ивич, что вообще свойственно людям со слабым характером, затаил против всех злобу из-за проявленной им же трусости.

Малыш Нкима, прятавшийся в дупле дерева, увидел проходящую мимо колонну и, когда та отошла на безопасное расстояние, выбрался из своего укрытия и стал носиться вверх-вниз по стволу дерева, выкрикивая им вслед страшные угрозы и обидные оскорбления.

Тарзан из племени обезьян лежал у слона Тантора на спине, опершись локтями на широкую голову животного и положив подбородок на сведенные вместе ладони. Тщетным оказался его поиск следов Лэ из Опара. Та как сквозь землю провалилась.

Сегодня Тарзану повстречался Тантор, и, как это повелось у него с детства, человек-обезьяна обрадовался возможности молчаливого общения с мудрым старым патриархом леса, от которого ему всегда передавались огромная сила характера и уравновешенность. От Тантора веяло умиротворяющим спокойствием, вернувшим Тарзану душевное равновесие. Тантор, в свою очередь, испытывал радость от общества Повелителя джунглей, к которому, единственному из всех двуногих созданий, относился с дружеской привязанностью.

Звери джунглей не признают никаких хозяев и меньше всего – жестокого тирана, который безудержно торопит цивилизованного человека по жизненному пути от колыбели до могилы. Имя этого жестокого тирана, повелевающего миллионами рабов, – Время. Время, имеющее измеримую протяженность, для Тарзана и Тантора было безграничным. Из всех ресурсов, которыми одарила их Природа, наиболее щедро она обошлась со Временем, ибо каждому досталось столько, сколько требуется для жизни, как бы расточительно с ним ни обходились. Настолько велик был его запас, что казался неисчерпаемым вплоть до самой смерти, после чего время, как и все остальное, теряло свое значение. Посему Тантор и Тарзан не тратили времени понапрасну, а общались друг с другом в молчаливой медитации. Но хотя время и пространство длятся вечно, по спирали ли или по прямой, все остальное имеет неотвратимый конец. Так и с безмятежной тишиной, которой упивались два друга и которую внезапно нарушил взволнованный крик маленькой обезьянки, раздавшийся у них над головами из листвы большущего дерева.

Это был Нкима. Он нашел-таки своего Тарзана, и испытываемое им чувство радостного облегчения растревожило джунгли. Тарзан лениво перевернулся и увидел над собой вопящую обезьянку. Окончательно убедившись в том, что это действительно его хозяин, Нкима бросился вниз и вскарабкался на бронзовое плечо человека-обезьяны. Тонкие мохнатые лапки обхватили Тарзана за шею, и Нкима тесно прижался к нему, испытывая то блаженное состояние защищенности, которое позволяло ему время от времени предаваться восторгам комплекса превосходства. На плече Тарзана он ничего не боялся и мог безнаказанно оскорблять весь свет.

– Где ты пропадал, Нкима? – спросил Тарзан.

– Искал Тарзана, – ответила обезьянка.

– И что ты видел с тех пор, как я оставил тебя возле стен Опара? – осведомился человек-обезьяна.

– Много всего видел. Видел, как великие Мангани танцевали при свете луны вокруг мертвого тела Шиты. Видел врагов Тарзана, шедших по лесу. Видел Гисту, жадно поедавшую тушу Бары.

– А самку Тармангани видел? – допытывался Тарзан.

– Нет, – ответил Нкима. – Среди Гомангани и Тармангани, врагов Тарзана, самок не было. Только самцы, и они повернули назад к тому месту, где их впервые увидел Нкима.

– Когда это было? – спросил Тарзан.

– Куду не успел подняться высоко из темноты, когда Нкима увидел, как враги Тарзана идут обратно к тому месту, где он впервые их встретил.

– Пожалуй, пора узнать, что они затевают, – сказал человек-обезьяна.

Он любовно похлопал Тантора в знак расставания, скользнул вниз и ловко запрыгнул на нижние ветки дерева. Тем временем далеко от этого места Зверев и его отряд брели сквозь джунгли к своему базовому лагерю.

Тарзан из племени обезьян старался не ходить земными тропами там, где густой лес дарует свободу передвижения в вышине среди листвы, и развивал при этом такую скорость, которая озадачивала противника.

Сейчас он двигался почти по прямой, поэтому нагнал экспедицию, когда та устроила привал на ночь. Следя за людьми из густой листвы, он обнаружил, впрочем без удивления, что никаких сокровищ Опара они не нашли.

Поскольку удача и счастье, даже более того, – жизнь обитателей джунглей в значительной степени зависят от их наблюдательности, Тарзан отточил эту способность до высокой степени совершенства. При первой встрече с отрядом он постарался запомнить физиономии и внешний облик всех главных лиц, а также многих рядовых воинов и носильщиков, поэтому смог тут же определить, что Коулта в отряде нет. Жизненный опыт позволил Тарзану нарисовать весьма точную картину того, что произошло в Опаре, и вероятной участи отсутствующего.

Некогда в прошлом он оказался свидетелем того, как обратились в бегство его собственные отважные вазири, когда впервые услышали из разрушенного города жуткие предостерегающие крики, и он без труда догадался, что Коулт, пытаясь провести захватчиков в город, был ими брошен и либо погиб, либо попал в плен в самом городе. Однако Тарзан не особенно беспокоился по этому поводу. Хотя он и испытывал к Коулту необъяснимое влечение, как к личности незаурядной, но все же относился к нему, как к противнику, и если его убили или захватили в плен, то Тарзану это было только на руку.

Нкима с плеча Тарзана поглядел вниз на лагерь, но держался тихо, как велел ему Тарзан. Нкима увидел много вещей, от которых бы и сам не отказался, особенно ему приглянулась красная ситцевая рубашка на одном из аскари. Рубашка поразила его своим великолепием, так как выгодно выделялась на фоне ничем не прикрытых тел большинства чернокожих. Нкиме хотелось, чтобы его хозяин спустился вниз и убил всех, и в первую очередь человека в красной рубашке, ибо в душе Нкима был существом кровожадным, а посему, с точки зрения спокойствия в джунглях, их обитателям повезло, что Нкима родился не гориллой. Но Тарзан вовсе не помышлял о кровавой бойне. У него были иные способы помешать этим чужакам. Еще днем он запасся пищей и теперь отошел на безопасное расстояние от лагеря и удовлетворил чувство голода, пока Нкима был занят поиском птичьих яиц, фруктов и насекомых.

Незаметно наступила ночь, и, когда она обволокла джунгли непроглядной тьмой и люди в лагере развели костры для отпугивания диких зверей, Тарзан вернулся на дерево, откуда хорошо просматривалась стоянка. Долгое время наблюдал он в молчании и вдруг испустил громкий протяжный крик – точь-в-точь жуткий предостерегающий крик защитников Опара.

Эффект оказался мгновенным. Разговоры, песни и смех стихли. Людей на какой-то миг словно парализовало от ужаса. Затем, схватив оружие, они сгрудились у костра.

Тарзан улыбнулся краешком рта и растворился в джунглях.

Ибн Даммук выжидал подходящего момента и теперь в лагере возле вспучившейся реки на границе земли галла наконец-то дождался. Надзор за пленницами несколько поослаб, так как Абу Батн решил, что женщины не рискнут искушать судьбу и бежать в полные опасностей джунгли из-под охраны, которая единственная могла защитить их от опасностей и пострашнее. Однако он явно недооценивал отвагу и изобретательность своих пленниц, которые, о чем он не догадывался, постоянно ожидали первой возможности для побега. И этот факт тоже сыграл на руку Ибн Даммуку.