— Понятия не имею! Эту ручку я потерял месяц назад. Я уж и забыл о ней, а в театре я был. Меня пригласил на репетицию с новым составом Антон Викторович. Мы вместе приехали в театр, но я даже в зал не попал. Мне позвонили по сотовому телефону и сказали, чтобы я срочно приехал за путевкой в пансионат. Горящая путевка, ее надо было срочно выкупать, а ее срок открывался на следующий день. До Сочи еще добраться надо. Я выкупил путевку, заехал домой, собрал вещи и помчался в аэропорт. Тем же вечером вылетел, а вчера меня нашла сочинская милиция и как преступника этапировала в Москву.

— Не преувеличивайте. Вас доставили к самолету, а в Москве встретили у трапа.

— Одно и то же. Не мог же я сбежать во время полета! Высоковато.

— Кто вам предложил путевку?

— Я постоянно пользуюсь одним и тем же турагентством. Меня оно устраивает. По их путевкам я ездил на Кипр и в Анталию. Зашел к ним за неделю и сказал, что хочу на Кавказ. У меня загранпаспорт просрочен. Но я не ожидал, что они меня так подставят.

— Они знают номер вашего сотового телефона? — вмешался Трифонов.

Колодяжный подумал и отрицательно покачал головой.

— Нет, я оставил им только домашний и служебный телефоны.

Черногоров все понял.

— Капитан Забелин, возьмите мою машину и пулей в агентство.

Кажется, на горизонте вновь появился черный человек.

— Разрешите идти?

— Разрешаю бежать.

Забелин выскочил из кабинета. Черногоров обратился к Трифонову:

— Кажется. Александр Иваныч, у вас есть еще вопросы к майору? Присаживайтесь к столу. Вы ведь с Колодяжным старые дуэлянты.

Трифонов сел напротив оппонента, но не увидел в его глазах былого азарта, он больше напоминал сдутый воздушный шарик.

— Вам нет смысла объяснять, майор, насколько серьезным делом мы здесь занимаемся. Вам придется сознаться в одной очень неприятной для вас вещи. Заранее заверяю вас, что все, что вы скажете, не дойдет до ваших читателей. Но нам нужна правда без елочных игрушек. Вопрос первый. Кто вам выдал дело Савелия Бражникова для ознакомления?

— Полковник Миронов.

— Кому вы его сдали?

— Полковнику Миронову.

— Так называемый список казней с замысловатыми полуфантастическими названиями прилагался к делу?

— Да, к делу был подшит конверт с печатью архива, а в нем лежал листок с распечаткой.

— Больше никаких печатей там не было?

— Нет.

— А вы знаете, что каждый документ в деле должен быть завизирован следователями прокуратуры, если дело касается соответствующих статей?

— Я даже не подумал об этом. Список стал для меня сенсацией. Ну кто же может предположить, что в архиве УВД находятся подложные документы! Да еще если они хранятся под надзором Андрея Сергеевича!

— Первую свою книгу полковник Миронов написал три года назад. Почему он выбрал вас в подставного автора?

Колодяжный покраснел. Он не решался открыть рта. Трифонов продолжил:

— Вы получали имя, популярность, а Миронов гонорары. Ему очень нужны были деньги. Во всяком случае, до того как появился спонсор. Почему вы? Согласно издательским договорам, дни выплаты вам гонораров совпадают с пополнением счетов на сберкнижке Миронова с разницей в одни сутки. В дальнейшем эти гонорары начали уходить со счета Миронова и пересылаться в конвертах Фишеру.

Выдавливая из себя каждое слово, Колодяжный заговорил:

— Андрей Сергеевич ко мне очень хорошо относился. Я часто пользовался архивом для своей работы, писал диссертацию. Он ее прочел и сказал мне, что у меня талант, почему бы мне не попробовать написать детективчик. Сейчас это модно. Если пишет сотрудник милиции, то ему больше верят, чем беллетристам, которые путают курок со спусковым крючком, револьверы с пистолетами, пули с патронами. И прочитал мне одну фразу из книжки популярного писателя: «Он сунул пули в барабан пистолета и откинул ствол». Мы долго смеялись над этой абракадаброй. Я попробовал, но у меня не получилось написать ни одной страницы. Тогда он дал мне свою рукопись и сказал: «Вот что, Петя, мне уже полтинник и в славе я не нуждаюсь, но от денег не откажусь. Отнеси издателю, я думаю, рукопись примут. Тебе слава — мне деньги». Я прочитал его роман, и мне понравилось. Я его размножил и отнес сразу в пять издательств. Через неделю мне позвонили и пригласили на собеседование. Так на свет родился писатель Колодяжный.

— Вас не удивило, когда он предложил вам пьесу?

— Удивило, но он сказал, что этим еще больше мы привлечем внимание читателей. На меня обратят внимание театралы.

— Миронов подсказал вам, в какой театр нести пьесу?

— Да, он был уверен, что ее возьмут. Мотивировка выглядела железной. Грановский любит камерные пьесы и вывозит их на гастроли. В его репертуаре нет ни одного отечественного автора и ни одного спектакля детек тивного жанра. Он как в воду смотрел. Грановский перезвонил мне через три дня и пригласил на читку. Я был на седьмом небе от радости. О деньгах я никогда не думал. Вам это трудно понять, когда обычный милицейский чиновник становится заметной фигурой, выступает по телевидению, дает интервью, видит свои портреты на обложках журналов и витринах книжных магазинов…

— У меня больше нет вопросов к майору Колодяжному. Вряд ли есть смысл его задерживать. Он может вернуться в Сочи и продолжить свой отпуск.

— Свободны, майор, — коротко сказал генерал.

Как только Колодяжный вышел, Черногоров сунул таблетку валидола под язык.

— Ну давай, Александр Иваныч, добивай меня наповал. Или ты опять блефуешь? Научился интригам у артистов! Бей до конца!

— Я ведь и сам, Виктор Николаич, получил удар ниже пояса. Правда, он не был для меня большой неожиданностью. Месяц назад я услышал одну случайно оброненную фразу из уст Миронова. Он ее даже не заметил. А если произнес ее умышленно, то, значит, намеренно ходил по проволоке без страховки. Похоже, он бросил мне вызов. С той минуты он начал игру и желал знать, достоин ли его противник.

— Что за фраза? — спросил Судаков.

— Мы обсуждали с Мироновым страсть убийцы к серебру, серебряным предметам и говорили о портсигаре с клеймом Фаберже и современным замком. Миронов высказал мысль, что Хмельницких нетрудно обмануть, достаточно пустить пыль внешним лоском, а на детали они не обратят внимания. Вполне резонное умозаключение, но, когда он произнес следующую фразу, я немного оторопел: «В их квартире немало подделок, и они даже не подозревают об этом». Удивительная осведомленность! В квартире Хмельницких не было ни одного нашего сотрудника, не производился обыск и даже осмотр, к ним никто не ездил для дознания. И что после этого я должен был думать?

— Но разве этого достаточно? — удивился Крюков.

— Для выводов нет, но для отправной точки вполне. Книгу о Савелии Бражникове могли читать многие, но о гипнотизере Фишере не знал никто. Он подбирал себе сообщников, зная о них все, даже их склонности и характер, Фишер жил тихо и незаметно. Так бы и жил, если бы его алчность не была разбужена Мироновым. Об остальном вы знаете. Я не могу считать полковника Миронова злодеем и преступником. У человека несправедливо засудили сына, и мальчик покончил жизнь самоубийством, следом от горя умерла жена, сам он перенес тяжелый инфаркт. Надежды на справедливое возмездие не осталось. Он знает, как умеют затыкать рот нашему брату. Искать справедливость в этих стенах бесполезно. Миронов проработал здесь четверть века. С его талантом и фантазией он жил тихо и честно, выполняя свой долг. И только вопиющая несправедливость пробудила в нем злого гения и заставила его взяться за оружие. С таким противником состязаться очень трудно.

В кабинет вошел дежурный офицер, извинился и положил перед Крюковым лист бумаги.

— Что это? — спросил подполковник.

— Ответ на ваш запрос.

— Какой запрос?

— Извини, Денис Михалыч, запрос в кадры давал я от твоего имени. — Трифонов протянул руку.

Крюков передал ему листок. Глянув в него, Трифонов кивнул, будто увидел правильный ответ, данный любимым учеником.