Никто и не думал приплывать за ним с Рокка. К тому времени, когда они впервые заговорили об этом, обычный корабль еще не успел бы добраться до Гонта, если, конечно, в его паруса на протяжении всего пути не дул магический ветер. Но шло время, а с Рокка не-прежнему не было никаких вестей. Тенар показалось странным, что их, судя по всему, ничуть не обеспокоило отсутствие Верховного Мага. Должно быть, Гед запретил посылать за ним, а, может, он окружил себя непроницаемой магической стеной, так что они просто не знали, где его искать. Да и жители деревни, вопреки своему обыкновению, практически не обращали на него никакого внимания.

То, что никто не пришел сюда из поместья Лорда Ре Альби, не вызывало особого удивления. Его владельцы никогда не были дружны с Огионом. В деревне шептались, что женщины в той семье не чурались темных сил. Ходили слухи, что одна из них вышла замуж за знатного лорда с севера, и тот замуровал ее заживо. Другая наложила чары на дитя в своем чреве, желая превратить его в могущественнейшего волшебника, и стоило тому родиться, как он уже умел говорить, но в теле его не было ни единой кости.

– Точь-в-точь как кожаный бурдюк с глазами, – рассказывала деревенским кумушкам акушерка, – даже сосать не умел, зато разговаривал на каком-то непонятном языке, и вскоре умер… – Была в тех историях толика правды или нет, но Лорды Ре Альби всегда держались особняком. Будучи соратницей мага Сокола, ученицей мага Огиона, героиней, вернувшей Кольцо Эррет-Акбе на Хавнор, Тенар, судя по всему, могла бы, когда она впервые появилась в Ре Альби, если бы захотела, остановиться в поместье – стоило ей только попросить. Но она не стала этою делать. Тенар тогда с удовольствием остановилась в маленьком домике, который принадлежал деревенскому ткачу Фану и был предоставлен в ее полное распоряжение, а людей из поместья она видела лишь изредка и издалека. Теперь, по словам Мосс, в доме не было хозяйки. Там жили старый Лорд, уже древний старик, его внук и молодой волшебник по имени Аспен, окончивший Школу на Рокке, который работал на них.

Тенар не видела Аспена с тех пор, как Огиона похоронили под буком у горной тропинки с талисманом тетушки Мосс в руке. Казалось странным, что молодой маг не почувствовал присутствия Верховного Мага Земноморья в окрестной деревушке, хотя, возможно, у него были причины держаться в стороне. Однако и чародей из Порт-Гонта, который так же присутствовал на похоронах Огиона, тоже больше не возвращался. Даже если он и не знал, что Гед здесь, ему, без сомненья, было известно, что она – та самая Белая Леди, некогда носившая Кольце Эррет-Акбе на своем запястье и воссоединившая Руну Мира… «Вспомни, сколько лет прошло с тех пор, старуха! – одернула она себя. – А ты все по-прежнему задираешь нос».

Как бы то ни было, именно она сообщила им Настоящее Имя Огиона. Хотя бы из-за этого с ней следовало обращаться учтиво.

Но от чародеев ей учтивости не дождаться. Они – люди, наделенные властью, которые воспринимают всерьез лишь себе подобных. А обладает ли она сейчас какой-либо властью? И обладала ли она ей когда-либо? В детстве, будучи жрицей, она служила проводником темных сил, которые струились по ее телу, использовали его и бесследно уходили, не затрагивая ее сущности. В юности Тенар училась у искуснейшего мага могущественнейшему искусству, но не приняла его, отвернулась от него. Она подчинилась власти женского начала, была хорошей женой и матерью, но и это уже в прошлом. В ней не осталось ничего, ни капельки силы, способной внушить кому-либо уважение.

Но дракон разговаривал с ней.

– Я – Калессин, – сказал он ей, и она ответила:

– Я – Тенар.

– Кто такие Повелители Драконов? – спросила она Геда во тьме Лабиринта, пытаясь унизить его, заставить подчиниться ей. И он ответил с обезоружившей ее честностью:

– Люди, с которыми драконы разговаривают.

И она стала женщиной, с которой разговаривают драконы. Было ли это той новой чертой, скрытым знанием, непроросшим семенем, что она почувствовала в себе, проснувшись на кровати под маленьким окошком, смотрящим на запад?

Прошло несколько дней после того короткого разговора за столом. Тенар пропалывала на огороде Огиона заросший летними сорняками лук, который старый маг посадил весной. Из калитки в высокой изгороди, защищавшей огород от коз, появился Гед и сразу принялся полоть с другого конца грядки. Поработав немного, он выпрямился и посмотрел на свои руки.

– Дай им еще немного поджить, – мягко сказала Тенар.

Он кивнул, соглашаясь.

На соседней грядке зацвели поддерживаемые колышками высокие бобы, распространяя вокруг приторный аромат. Гед сидел на корточках, упираясь исхудалыми руками в колени, и пристально всматривался в залитую солнечным светом путаницу лоз, цветов и стручков. Тенар сказала, не прекращая работы:

– Когда Айхал умирал, он прошептал: «Все изменилось…» С тех пор я не перестаю горевать и оплакивать его, но что-то все же не дает мне упасть духом, поскольку нечто новое родилось… освободилось от оков. Я тогда проснулась утром и почувствовала: что-то в мире переменилось.

– Да, – сказал он. – Зло ушло. И…

Гед продолжил лишь после долгий паузы. Он по-прежнему избегал ее взгляда. Но голос мага впервые был таким, каким она его помнила – мягким, тихим, с заметным гонтийским акцентом.

– Помнишь, Тенар, как мы с тобой припыли на Хавнор?

«Как я могла забыть такое?» – ответило ее сердце, но она промолчала, боясь, что спугнет его, и он вновь замкнется в себе.

– Привязав «Ясноглазку», мы стали подниматься по мраморным ступеням на набережную. Там собрался весь город… и ты подняла руку, чтобы показать им Кольцо…

– А другой рукой цеплялась за тебя, потому что была вне себя от страха: лица, голоса, буйство красок, белоснежные башни, флаги и знамена… но видела я только одного тебя, идущего рядом со мной…

– Слуги из Королевского Дворца отвели нас по запруженным народом улицам к подножию башни Эррет-Акбе. Но по ее высоким ступеням поднялись лишь мы вдвоем. Ты помнишь это?

Она кивнула и прижала ладони к земле, ощущая ее животворную прохладу.

– Я открыл дверь. Она была жутко тяжелой и поддалась не сразу. И мы вошли. Помнишь?

Казалось, его обуревали сомнения: не приснилось ли мне все это? Не подводит ли меня память?

– Мы очутились в огромном зале с высоким потолком, – продолжила она за него. – Это заставило меня вспомнить о том Зале, в котором я ела, хотя походили они друг на друга лишь гигантскими размерами. Свет падал из окон, прорезанных где-то на невообразимой вышине в куполе башни. Солнечные лучи скрещивались, словно шпаги.

– И там был трон, – напомнил Гед.

– Да, огромный, пурпурно-золотистый трон. Но пустой, как и трон в Зале на Атуане.

– Но теперь все переменилось, – сказал Гед и взглянул на нее поверх зеленых побегов лука. На его лице лежала печать задумчивости и скрытого напряжения, словно его переполняла радость, которую он не мог выразить словами.

– На троне в Хавноре, в центре мира, сидит Король, – сказал он. – Пророчество сбылось. Руна восстановлена, и Архипелаг вновь стал единым целым. Междоусобице пришел конец.

Гед замолчал и, опустив глаза, сжал руки в кулаки.

– Он вернул меня к жизни. Аррен с Энлада. В песнях, которые сложат о нем, он будет известен под своим Настоящим Именем – Лебаннен, Король Земноморья.

– Значит, вот откуда, – сказала она, не сводя с него глаз, – эта радость, этот свет, рассеявший тьму.

Он промолчал.

Король на Хавноре, подумала она, и произнесла вслух:

– Король на Хавноре!

Перед ее мысленным взором встал образ прекрасного города с широкими улицами, башнями из мрамора, покрытыми черепицей и бронзой крышами, сверкающими белизной парусов кораблями в гавани; величественным тронным залом, где солнечные лучи падали, словно копья. Там сам воздух был пропитан богатством, достоинством и гармонией. Она представила себе, как из этого ослепительного средоточия власти во все стороны, словно круги на воде, со стремительностью влекомого попутным ветром корабля распространяются закон и порядок, неся с собой мир. Все постепенно встает на свои места.