Было бы, однако, наивно и ненаучно считать это решение окончательным, последним. Коллективистское общество тоже высокодифференцированная система, и между его частями или разными сторонами его жизни должны возникать новые и новые расхождения. Какие именно — мы этого сейчас научно предусматривать еще не можем, можем только сказать, что не сословно-правовые и не экономически-классовые, так как эти исключены выясненными решениями. Для новых задач найдутся и новые методы; а наше дело — овладеть теми, которые выработаны, оформить тектологию настоящего, которая все еще остается наукой будущего.
Попробуем теперь применить намеченные закономерности к одному частному, но жизненно-интересному вопросу — о методах борьбы со старостью. До сих пор он рассматривался как вопрос специальных прикладных наук — медицины и гигиены, опирающихся на специальные теоретические — физиологию и патологию. Но если старость, как указано в предыдущем, есть частный случай общего организационного факта — противоречий системного расхождения, то вопрос может быть поставлен и тектологически, а эта постановка всегда является наиболее широкообобщающей, т. е. наиболее пригодной для выяснения методов решения задачи.
Старое, специализированное научное мышление подходило к задаче следующим образом. Оно старалось анализировать явления старости, как всякой другой болезни, и затем искало против них соответственные лекарства и предупреждающую диету. Так, одни видели основу процесса в порче кровообращения — утрате упругости сосудов и обызвествлении их стенок, — и против этого направляли гигиенические и лечебные меры; другие, придавая особенное значение утрате некоторых внутренних выделений, связанных с половой жизнью, пытались заместить их дополнением извне, приемами вытяжек из семенных желез и т. п.; третьи, принимая за исходный пункт хроническое отравление организма ядами кишечника, вырабатывали против него пищевую диету и т. д. Во всем этом, несомненно, очень много верного, и на этих путях уже сделаны ценные завоевания. Но такие методы все ограничены в одном смысле: они принципиально частичны. Между тем старость по своей природе не частичное повреждение организма и даже не простая сумма частичных повреждений, хотя бы очень многих. Это болезнь, так сказать, тектологическая, охватывающая все строение организма; частичные методы против нее, по медицинскому выражению, только паллиативы, т. е. средства борьбы не с болезнью в целом, не с ее основой, а только с отдельными «симптомами», частными проявлениями. И сами творцы указанных методов большей частью признают это, считая, что они борются скорее против «преждевременной» старости за «нормальную», «естественную», а таковой, по их мнению, является самая поздняя старость, какая возможна при наилучшей жизненной обстановке. И эта старость понимается уже как нечто непреложное; для нее сознательно или бессознательно, скрыто или явно принимается, в сущности, метафизическое основание, какое-то «исчерпывание» жизнеспособности элементов организма — как будто она есть какая-то особая, в определенном количестве вложенная в него сила, а не постоянно изменяющееся отношение между его активностями и активностями, его разрушающими.
Из этой характеристики не составляют исключения и новейшие смелые опыты «омоложения», с большим, чем все прежние, успехом выполняемые Э. Штейнахом, С. А. Вороновым и другими. В них роль «жизненного эликсира» играют внутренние выделения — гормоны так называемой «пубертатной» железы, клеток, ткани, расположенной между канальцами семенной железы, где образуются сперматозоиды[32]. «Омоложение» достигается или путем прививки свежих семенников, а следовательно, с ними и пубертатных желез из другого организма, или путем перевязки семяпроводов, которая, прекращая образование сперматозоидов, вызывает усиленное развитие «пубертатной» ткани и усиленное выделение гормонов в собственных семенниках организма. Частая, но непостоянная успешность этих опытов, как и предыдущих, зависит от того, насколько они совпадают с линией «закона наименьших».
В самом деле, все системы органов живого организма в их неразрывной цепной связи взаимно необходимы и должны быть взаимно достаточны: каждая дает для других некоторые условия жизни, и жизнь целого поэтому необходимо ограничивается уровнем жизнедеятельности наиболее слабых, наиболее отстающих систем. Если, например, источник слабости и упадка заключается в системе дыхательных органов или органов выделения, то поддержать именно их — значит поднять и жизнь целого до уровня следующей наиболее отстающей от других системы. Если гормоны пубертатной железы необходимы для нормального функционирования организма, а выделение их уменьшено, то вся жизнь целого должна понизиться соответственно этому уменьшению, и тогда усиление этого маленького органа поведет к общему повышению всех функций. Значит, достаточно принять, что у большинства самцов высших организмов с их интенсивной половой жизнью крушение начинается именно с данного органа и функции, чтобы стал понятен успех многих опытов в этом направлении, успех, конечно, частичный и временный.
Впрочем, омоложение посредством перевязки семяпроводов, подавляющей образование сперматозоидов, наводит на мысль, что здесь дело идет также о другой «наименьшей», именно об ослаблении клеток центрального нервного аппарата и об их поддержании путем повышения их жизненного баланса. Дело в том, что производство сперматозоидов, несомненно, конкурирует с жизнедеятельностью нервных клеток, требуя относительно большой затраты необходимых им фосфоробелковых или «нуклеопротеидных» веществ: наибольшую долю сперматозоида составляет ведь ядро, столь богатое ими. Если принять во внимание тяжелую для ослабевших нервных клеток борьбу с окружающими их соединительно-тканными клетками «нейроглии» и клетками мозговых оболочек, то вполне можно себе представить, что очень малый недочет в балансе этих драгоценных материалов может быть роковым для нервных клеток, которые тогда стесняются и подавляются низшими элементами. И понятно, что улучшение баланса путем вычета немалой затраты может тогда надолго поправить дело. Прививка же свежих семенников дает аналогичное улучшение баланса другим путем: она вводит сразу в организм большой запас тех же нужных нервным клеткам материалов, которые постепенно усваиваются через лимфу и кровь при регрессивных превращениях семяобразующих клеток введенной чужой железы.
С таким взглядом гораздо легче согласовать и совершенно иное отношение организмов самок к аналогичным методам омолаживания, равно как и к кастрации. С одной стороны, в смысле «омолаживания» не получается таких результатов, как там[33], но, с другой стороны, и удаление яичников у самок гораздо слабее и медленнее влияет в сторону вырождения, чем удаление семенных желез у самцов. Дело в том, что образование женских яичек гораздо меньше в количественном смысле конкурирует с нервными клетками за ядерные вещества, меньше влияет на их баланс: одно женское яичко приходится на миллиарды сперматозоидов, тогда как оно только в сотни или тысячи раз их больше, и следовательно, действие зависит только от изменения выработки гормонов, без изменения фосфорного баланса мозга. Так ясно, что здесь дело идет о частичных поправках в жизненной системе. Но с тектологической точки зрения возможна и иная, принципиально общая постановка задачи, какая именно, это должно быть уже ясно из предыдущего. Дело идет о разрешении противоречий системного расхождения. Метод — не частичный только, а целостный тоже нам известен: контрдифференциация. Вопрос же заключается в том, как его возможно было бы применить.
Если при исследовании вопроса мы будем иметь в виду только отдельный организм, то немедленно обнаруживаются трудности, по-видимому, непреодолимые. Во-первых, конъюгация вообще дает положительные результаты только до известной степени расхождения; когда оно зашло дальше этой ступени, слияние оказывается слишком дисгармонично, сопровождается слишком большой растратой активностей; а еще дальше дело сводится к неизбежному неуспеху, к полному крушению, к разрушению. В организме человека степень дифференциации клеток разных тканей несравнимо больше, чем то расхождение, какое существует между способными к конъюгации клетками одного вида, хотя бы и сравнительно высоко развитого, как, положим, инфузории Paramoecium. Для биолога ясно, что, например, конъюгация нервной клетки с поперечно-полосатым волокном мышцы была бы жизненной нелепостью. Притом же всякая подобная контрдифференциация неминуемо расстраивала бы в корне сложные дополнительные соотношения — основу жизненной устойчивости организма; а задачи этого типа вообще разрешимы лишь постольку, поскольку после конъюгации сохраняются необходимые дополнительные связи.
