Это был говорящий рукан. Вероятно, все руканы первого поколения были говорящие. История их могла бы служить примером той колоссальной глупости, на которую еще способна Земля, хотя вряд ли Оракул или те, кто за ним стоит, — если за ним действительно кто-то стоит — оценивают наши намерения и поступки в рамках чуждой для них земной морали.

Сразу же после получения первых сведений был объявлен приз за каждого найденного рукана. Тысячи вертолетов, частных и государственных, ринулись в сельву. Это называлось «Операцией по спасению внеземных форм жизни». Трудно сказать, чего здесь было больше — страха или азарта. Сведения о показаниях Борхварта просочились в печать: руканов боялись смертельно. Стреляли из пулеметов, стреляли парализующими иглами, бросали газовые гранаты — хотя за живой экземпляр давали вдвое дороже. Мы никогда не узнаем, сколько руканов было уничтожено. По некоторым данным около тридцати. Часть их попала в руки военных. Сыграла свою роль мгновенно распространившаяся (и, как потом оказалось, правильная) версия о том, что руканы не являются разумными существами. Британский музей приобрел труп рукана за полтора миллиона долларов. Государственный зоопарк ФРГ, заплатив невероятные деньги, выкупил полуживого рукана у какой-то таинственной организации «Экспорт-импорт». Рукан экспонировался два дня, билеты стоили до пятисот марок, специалисты Научного Комитета получили доступ к нему буквально в последние часы: наблюдали агонию. Потребовалось введение чрезвычайного закона об уголовной ответственности за нанесение вреда руканам и освещаемое средствами информации применение его, чтобы остановить вакханалию. Но даже через полгода после того, как все живые и неживые объекты, продуцируемые Оракулом, были взяты под контроль особой группы Научного Комитета, секта «Глас господень» в Миннесоте, возвестившая о втором пришествии и объявившая руканов тридцатью тремя апостолами космического Христа, в полном составе сошла с ума — во время богослужения и ритуальной пляски трехсот человек, индуктором которой был рукан, неизвестно как похищенный и доставленный на территорию США.

Возможно, прав был Нидемейер, утверждая, что в системе семиотических отношений «Земля — Оракул» именно говорящие руканы представляли собой универсальный механизм транскрипции, сообщество посредников — вроде живого словаря, и что, потеряв так трагически и так нелепо почти все первое поколение, человечество так же навсегда потеряло уникальную возможность добиться взаимопонимания с Оракулом. Дальнейшие усилия бессмысленны, потому что отсутствует главное связующее звено.

Факты, казалось, подтверждали это. Оракул поразительно равнодушно относился к любым попыткам установить с ним непосредственный Контакт, одинаково игнорируя и простейшие световые коды и громоздкие топологические модели Научного Комитета — модели, которые должны были (по мысли их создателей) объяснить Оракулу биологическую и социальную сущность человечества. Одно время большие надежды возлагались на органолептику. План симбиоза культур — «разумное в разумном» — захватывал воображение. Ученый совет Комитета дрогнул под натиском энтузиастов — это был период розовых надежд, апокалипсис еще не висел над миром, и Зона Информации не была открыта. Четверо ксенологов, следуя головокружительным концепциям доктора Саррота, знаменитого колумбийца, тогдашнего руководителя контактной группы, надев защитные костюмы и нагрузившись всей мыслимой микроаппаратурой, таща за собой телевизионный кабель, нырнули в мерцающий мокрыми пленками «грибной лес» Чистилища и навсегда исчезли среди гигантских зарослей двадцатиметровых бледных поганок, маслянистый сок которых звонко капал с пластин под шляпками прямо в зеленоватые, темные, слабо колеблющиеся языки вечно горящего мха. Связь продолжалась около двух минут, а затем наблюдатели вытащили остаток кабеля, он не был оборван или обрезан — жилы его, полностью сохраняя структуру, непонятным образом истончались до волоса и уходили за пределы разрешающей способности приборов. Еще четверо добровольцев были готовы пойти по следам первой группы — желающих хватало, но, к счастью, раздались трезвые голоса. Комитет, опомнившись, наложил вето. Против Колумбийца было возбуждено дело, которое, впрочем, закончилось ничем, как и большинство дел такого рода. Параллельно с этим Лазарев и Герц, получив официальное разрешение, пытались проникнуть внутрь Оракула без использования технических средств: теплая, коричневая, шершавая поверхность купола, похожая на голую кожу бегемота, легко вминалась при нажатии — до известного предела, выдавливала из себя голубой бисер влаги, но не обнаруживала никакого желания пропустить человека. Обследование продолжалось более шести часов. Результатов не было. Через трое суток после соприкосновения у Лазарева и почти сразу же у Герца начал развиваться быстро прогрессирующий паралич обеих рук. Летальный исход удалось предотвратить путем немедленного и полного протезирования. Кстати, именно Герц выдвинул в дальнейшем гипотезу о том, что Оракул является не механизмом, а живым существом, в масштабах Космоса — простейшим организмом и, как таковой, не обладает разумом. Проникновение его на Землю представляет собой паразитическую инфильтрацию, ликвидировать которую необходимо прежде, чем она необратимо поразит важнейшие области земной культуры. Сказалась ксенофобия — психологическая реакция, отмеченная у многих людей, имеющих дело с Оракулом.

Герц не был одинок. Собственно, уже появление руканов поставило под сомнение разумность Контакта. Граница Заповедника и, следовательно, предел биологического воздействия Оракула, находились всего в двадцати километрах от Инкубатора, где в огромных, живых, дышащих горькими испарениями чанах, холодно бурля, чмокало и вздымалось осыпанное фиолетовыми искрами, прозрачное, будто тлеющее желе «звездного студня». Была построена дорога, связывающая обе Зоны. Ночью она подсвечивалась слабыми люминофорами — на этом настаивали этологи. Но вылупившиеся руканы упорно шли в самые разные стороны — веером, наугад. Действительно, как слепые котята. Из десяти новорожденных до места доходил только один. Остальные погибали. Если, конечно, их сразу же не перехватывали и не доставляли в Заповедник. Что было весьма непросто: рождение очередного рукана влекло за собой магнитную бурю — ограниченной сферы, но такой мощности, что следящие установки будто накрывало свинцовым одеялом — экраны дрожали нетронутой голубизной. Трудно было поверить в подобную расточительность. Или следовало предположить, что руканы взаимозаменяемы, как элементарные винтики, и не представляют для Оракула никакой ценности. В известной степени так оно и было, но этот напрашивающийся вывод убедительно опровергался катастрофами в вычислительных центрах Боготы и Санта-Челлини, и наконец, — известным параличом всей панамериканской Единой Компьютерной Системы. Скорее уж можно было принять точку зрения экстравагантного Колумбийца, что руканы воспринимают пространство — время слитно, в единой целостности. Эта целостность имеет иную кривизну, и поэтому пространственная ориентация каждой особи происходит в измерениях, выходящих за рамки земных. Более того, сам Оракул с сопутствующей ему атрибутикой — это лишь часть гораздо более сложной системы, которая «высунулась» в земную геометрию из недоступного нам, развернутого по иным осям мира.