- Хорошо. Я подумала.

- Что именно? – собрался я.

- Я не буду больше обвинять её. Ради тебя. И ради взвода.

Я медленно покачал головой.

- Не надо ничего делать ради меня. И ради взвода тоже.

- Но она предала нас! Такое не прощают!

- Нет. Ты должна её простить. И не ради кого-то. Ради себя самой.

- Но…

Я вздохнул и подался вперед:

- Пойми, Кассандра…

- Патрисия… - потупила она глаза. – Меня зовут Патрисия…

Значит, дорос. Что ж, вот и славненько!

- Пойми, Патрисия, - начал я с новой силой. – Все, что ты делаешь ради кого-то и ради чего-то, не исчезает. Оно останется, и будет лишь накапливаться. И в один прекрасный момент взорвется, пробив плотину «ради». Только прощение! Полное и безоговорочное!

- Ещё будешь? – вновь взялась… Патрисия за кофейник. Я кивнул. Хороший кофе, мозги прочищает. Да и подъем скоро, «час собаки», лишний кофеин не помешает.

- Она предала нас, - продолжила девушка, разливая напиток по чашкам. – Что бы ты ни говорил, как бы не оправдывал её, это так. Она могла связаться со мной, закатить истерику. И обратиться к Норме только тогда, когда её послала бы я. Но она мне не звонила. Понимаешь?

Я кивнул. Задумчиво хмыкнул.

- Знаешь, был такой один человек. Ходил по земле, учил людей, облегчал их страдания. Однажды зашел в одну деревню, где жители хотели побить камнями женщину. Женщина была виновата, безусловно виновата! Но ты помнишь, что сказал им этот человек?

Кассандра опустила глаза.

- «Кто без греха – пусть первым кинет камень»…

- Да, знаешь. Ты же христианка. Вспомни, чему он учил? Прощению. Безусловному. Паула старалась помочь и помогла, как могла. Как считала, что будет лучше. Благими намерениями вымощена дорога в ад, согласен, но всё же если ты без греха – кидай этот камень. Я не скажу ни слова.

Она задумалась. Сделала солидный глоток. Наконец, ответила:

- Никто не без греха. Но у меня такое было, когда я в «малышне» ходила, до Полигона.

- А она прошла Полигон только весною.

Кассандра вновь опустила голову. Я же продолжил:

- Ты видишь в ней соперницу, конкурентку, не так ли? Потому, что она умнеё тебя. Потому ты подсознательно всё время держишь её на расстоянии, не считаешь полноправным членом взвода. «Чертова дюжина» это четверо вас и Паула, и никак иначе. А теперь ещё и я, но я всегда буду стоять отдельно.

А так нельзя, Кассандра. Надо принять её, принять в мыслях, окончательно. И тогда с её стороны подобных финтов больше не последует. Когда ей будет проще позвонить тебе, а не идти к дежурному офицеру. Ты меня понимаешь?

Она кивнула. И долго сидела в задумчивости, смакуя подостывший от такой скорости пития напиток.

- Откуда ты всё это знаешь, Хуан? – Она поставила чашку и перелезла ко мне на диван. Села рядом, закинув ногу на ногу. Я же поймал себя на мысли, что мы с нею сейчас действительно напоминаем семью. Супруги приняли ванную и пьют на кухне кофе при свечах. И знаете, мне это понравилось. Не знаю, когда я на самом деле женюсь, когда у меня будет истинная супруга, но и это мимолетное ощущение близости пришлось по душе.

Я вздохнул:

- Понятия не имею. Просто вижу. Девчонки её приняли, ты – нет. Потому и говорила она с Мией, а не с тобой. С Мией ей проще. Подумай об этом!

- Подумаю.

- А фамилия у тебя какая? – усмехнулся я, закрывая тему. – Если не секрет?

- Лаваль. Патрисия Лаваль.

- Француженка?

Она отрицательно покачала головой.

- А Мишель – француженка?

- Мишель родилась здесь. Как и её отец. А ты из Европы.

При слове «Европа» она нахмурилась. Затем её лицо разгладилось, по нему пробежали тени воспоминаний.

- Мы жили в Италии. На севере. Из нашего дома по утрам было видно Альпы. Я не знаю, кто мои родители, но кто-то из них был подданный Короны. Скорее всего, они убегали, прятались от венерианской Agencia de Inteligencia. Почему – не знаю. Наверное, разведка искала отца, мне так кажется, а мать могла быть как венерианкой, так и итальянкой. Спросить теперь не у кого. Но назвали они меня так, как назвали.

- А ты…

В этот момент дверь открылась, и в оранжерею вошли две девчонки с оружием за плечами в голубых повязках дежурных. Не наказующие, из взвода Белоснежки, обе хорошо мне знакомые.

- Ой, а что это у вас… - начала одна, но осеклась. Вторая, окинув помещение взглядом, притушенный свет, свечи и Кассандру в полотенце, кстати, почти съехавшем и почти ничего не прикрывающем, потянула её за рукав назад, в коридор.

- О-о-о-о-о!.. – воскликнула та. Взгляд её наливался желанием как можно скорее поделиться увиденным со всем белым светом. – Не будем мешать!

Дверь закрылась.

- Иногда я жалею, что нельзя повесить сюда замок, - воскликнула девушка и села, поджав колени. – Завтра весь корпус будет знать.

- Знать что? – усмехнулся я, вспоминая мысли относительно супружеского уюта. На лицо мне неумолимо набегала улыбка.

- Что у нас с тобой… - Кассандра осеклась.

- Мне кажется, это не их дело. Это наш взвод, и все, что происходит внутри него – только наши проблемы.

- Да, конечно, но все-таки…

Что все-таки она договорить не успела. Я притянул её к себе и впился ей в губы.

- Хуан, ты сошел с ума! – все-таки отстранилась она через пару минут, в продолжение которых как-то не особо сопротивлялась.

- Я знаю! – снова притянул я её, скидывая ненавистные полотенца, и одно, и второе.

После этого как прорвало плотину. У меня уже давно никого не было, даже Катарины. Кассандра… Пардон, Патрисия же была совершенно не такая, как та черноволосая стерва. Да, у той солиднеё формы, интереснеё тело; от Катарины за версту несет красотой женщины в самом соку… Но эта девочка была именно девочкой, а не опытной наглой стервой. Искреннеё и неумелое существо, с которым интересно, потому, что интересно. А её тело… Я сходил от него с ума, несмотря на то, что оно не дотягивало даже до параметров Паулы. Я был в состоянии безумия…

…Которое резко закончилось перевернутым кофейником.

- Ай! Ай! Ты что?!

Она сделала это специально. Села мне на колени, мы сползли на пол, я был в двух мгновениях от того, чтобы взять её… И тут её рука и кофейник!

Надо отдать должное справедливости, кофе в нем основательно подостыл, ожога не будет. И было там его на дне. Да и перевернула она его не только на меня, но частично и на себя. Но подействовало это, как отрезвляющий душ.

- Прости! – испуганно бросила она, схватила полотенце и тут же выбежала в коридор.

Я приподнялся, залез на диван и дал волю своим эмоциям, используя весь доступный арсенал гадких слов, какой знал, благо, меня никто не слышал. И только минут через десять почувствовал, что прихожу в норму.

Жизнь не окончена, надо жить дальше, и то, что случилось… Если бы она не вылила этот долбанный кофейник, у меня было бы гораздо больше проблем, чем сейчас!

…Но, блин, как же хочется залезть на стенку!

Понимая, что мало что соображаю, я решил бросить все, как есть, и идти спать. Во всяком случае, пытаться. Два часа – тоже сон. Хоть и маленький, но лучше, чем ничего. А обдумать произошедшее лучше потом, завтра, на спокойную голову.

Уснуть сразу у меня не получилось. Да и не получилось бы – рядом, на соседней кровати, лежала и точно так же делала вид, что спит, девушка, с которой только что чуть не произошла близость. Лежала и тяжело сопела в подушку. А я все-таки был мальчиком, сопливым юнцом – мне далеко до выдержки взрослых умудренных опытом и битых жизнью мужиков. Я знал, что это неправильно, что так нельзя, но мне ХОТЕЛОСЬ этого. И промаявшись минут двадцать, все-таки не выдержал.

Откинул одеяло. Сел. Ничего. Потихоньку пересел на её кровать. Вновь ничего. Нет, она так же не спала, как и я. Положил руку ей на плечо, принялся гладить. Прошелся по её шее, волосам. Почесал за ушком – девчонкам это нравится, как и кошкам. Почувствовал, как она дрожит под моими прикосновениями. Затем моя рука осмелела и двинулась дальше, ниже и ниже, по её спине, и ещё дальше…