— Постой, Андрей Ильич, дай сказать.

— Ну давай кукарекай. Послушаю твои куплеты.

— Мальчишку надо искать, и кажется, я знаю где. — Савченко подошел к столу и положил газету. — Вот, только что вышел вечерний выпуск. Вчера авария произошла на Волхонке, наезд на ребенка. Какой-то хмырь сумел сделать фотографии и продал их редакции, поэтому и напечатали с опозданием на сутки. Я хорошо изучил фотографии мальчишки, и мне кажется, что это он. Подробностей тут никаких нет. Краткое изложение происшествий по Москве. — Тимохин развернул газету. — Тут три снимка с места происшествия, но, я думаю, сделано больше. Если постараться, можно найти и другие, но и этих хватает. Я уверен, что это тот мальчишка, — комментировал Савченко.

— И где он сейчас?

— Полагаю, в больнице. Можем выяснить.

— А это что за баба?

— Не знаю, но на последнем снимке видно, как она садится вместе с санитарами в «скорую помощь». Значит, неслучайная прохожая. Свидетелей в участок доставили.

— Ладно, попробуем, только без базара. Сделаем все сами, по-тихому. Получится — значит, утрем нос Ксюшке, а нет, так и шуметь бессмысленно. Мне твоя затея не очень нравится.

— Может, взять кого-нибудь из ребят для поддержки?

— Ты еще ОМОН вызови, чтобы бабу с ребенком в больнице навестить! Выясни, кто из дорожников обслуживает Волхонку, и узнай, в какую больницу их отправили. Не забудь фотографии мальчишки с собой взять.

Савченко взял телефонную трубку. Но не только их заинтересовала газета с фотографиями. У госпожи Грановской имелся свой пресс-секретарь, в обязанности которого входило просматривать все периодические издания. Необходимо держать руку на пульсе событий и знать, кто что думает, о чем говорят и кем власти довольны, а кем нет. О мальчике пресс-секретарь ничего не знал и знать не мог, но то, что служба безопасности вела поиски Анны Железняк, было известно всем, кто вплотную работал с хозяйкой. Заметив снимок женщины со знакомым лицом на третьей полосе газеты, пресс-секретарь тут же отправился к руководителю службы безопасности Корякину.

Бывший генерал находился в комнате охраны, где размещались мониторы слежения за территорией усадьбы, пульты управления электронными замками и прочая аппаратура, гарантирующая безопасность. Шел девятый час вечера, и перед уходом домой Корякин проверял посты, давая поднадоевшие всем инструкции. Однако люди все были в прошлом военные и привыкли к дисциплине. Никто не позволял себе пить спиртное, дремать на посту и расслабляться. Высокооплачиваемую работу потерять легко, а найти очень трудно. Все, кто не находил, шли в криминал, но не каждого такая перспектива устраивала. Если уж попадешь в болото, из него не выберешься.

— Извините, Федор Иванович, кажется, Анна Железняк прорезалась. Утверждать не берусь, живьем ее не видел, но похожа. Уж больно внешность у дамочки примечательная. Взгляните сами.

Пресс-секретарь подал Корякину газету, открытую на нужной странице.

Рассмотрев снимки, он кивнул.

— Пятьдесят на пятьдесят. Меня ребенок смущает. На нее это никак не похоже. Не такая она дура, устраивать громкие скандалы в центре Москвы. Но лицо и фигура очень похожи. Хочешь не хочешь, но проверить обязаны. — Он снял трубку и набрал нужный номер. — Егор, возьми с собой троих боевиков и выезжай с ними к Калужской площади, я срываюсь с дачи и буду там минут через сорок. Обеспечь всех связью. Кузьму посади на телефон, он должен за это время установить, в какой больнице находится женщина с ребенком, попавшим в дорожно-транспортное происшествие вчера днем на Волхонке. И еще. Меня интересует некто Радченко И.В., сделавший фотографии на месте аварии. В газете стоит странная подпись — «общественный корреспондент». Возможно, мне понадобится вся пленка, отснятая на Волхонке. Действуй, Егор, я выезжаю.

В больнице тем временем все было спокойно. Анну с мальчиком поместили в отдельный бокс, куда обычно кладут послеоперационных больных. Не из милосердия, разумеется, а за хорошие деньги, которые она вытащила из Кешкиного кармана, других взять было негде. Для Анны нашли раскладушку. Ночью Кешка метался и стонал, но к полудню пришел в себя, а к обеду уже улыбался.

— С этой повязкой на голове ты похож на раненого бойца из фильмов о Гражданской войне. Голова болит?

— Не очень, только когда делаю резкое движение, стреляет в затылке.

Он лежал в кровати, а она сидела рядом на табуретке и с тоской смотрела на мальчугана.

— А нога?

— Нога побаливает. Под коленкой.

— Слава Богу, перелома нет. Скоро заживет.

— Проблема не в том, Аня. В моих очках. Лицо твое я вижу, но не знаю, улыбаешься ты или нет. Просто размытое пятно, как в тумане. Жаль. Плохо быть слепым.

— Ерунда! Очки мы тебе новые купим.

— На меня не купишь. Заказывать надо. Взрослых сколько угодно, а для меня не найдешь.

Он избегал слов «детские», «ребенок», «мальчик», Анна это давно поняла и старалась не произносить их.

— Очки — мелочь! Важно, что жив остался. Улица тебе противопоказана. А как же ты один в школу ходил?

— Я ходил с Катюшей. Теперь не знаю. Хорошая у меня была сестра, хоть и вредная. Ветер в голове, как у всех девчонок. Компьютер для нее как космический аппарат, ничего не рубила.

— И я тоже ничего не рублю. Техника — дело хорошее, но для мужчин, а у женщин других забот хватает.

Кешка улыбнулся. Поставил он ее на место, осознала. Разговаривать научилась по-человечески, как с равным, без «сюсю-мусю». Они нашли общий язык, но что дальше? Оставаться вместе они не могли. Анна висела на волоске, каждая минута, проведенная в городе, чревата непредсказуемыми последствиями. Ее ищут, и не для того, чтобы поцеловать в щечку. Подвергая себя риску, она не имела права подставлять мальчишку, он тут ни при чем. Но и бросить его тоже нельзя.

Чем это может кончиться, уже известно. Их совместное путешествие началось с больницы. Хороши цветочки, о ягодках и подумать страшно. Она думала. Сидела всю ночь на раскладушке и думала, но так ничего путного на ум и не пришло.

Сплошные тупики, в какую сторону ни глянь. Дверь открылась, и вошла дежурная медсестра.

— Ну как у вас дела?

— Отлично! — сказал Кешка. — Обдумываем турнир по футболу. Завтра дам заявку в школу. Молоденькая девушка улыбнулась.

— Настроение боевое, значит, дела идут на поправку, но раньше чем через неделю тебя не выпишут, герой. Ты и без футбола уже стал знаменитостью. — Девушка протянула Анне газету. — На третьей странице, можете на себя полюбоваться.

Весело кивнув мальчику, она вышла.

— Что там, Анна? Я же ничего не вижу без этих дурацких очков.

— Дело наше дрянь, Иннокентий! Засветились мы. Нашелся какой-то прохвост с фотоаппаратом во время наезда на тебя.

Анна отшвырнула газету и бросилась к стенному шкафу.

— Что ты делаешь?

— Мы уходим. С минуты на минуту здесь может появиться кто угодног менты, убийцы, мафия, черт их знает, мы все равно понять не успеем, как нас нашпигуют свинцом.

Она одела Кешку прямо поверх больничной пижамы, а сама осталась в белом халате, накинутом поверх платья. Схватив Кешку на руки, она услышала, как он застонал, но все же стерпел. Молодец, настоящий мужик.

В конце коридора стоял стол медсестры с настольной лампой, а сам коридор освещался слабым светом. Анна знала, что лестницы есть по обеим сторонам коридора и лучше уйти по ближней, где не наткнешься на медсестру, которой не было на месте. Времени на размышления не оставалось. Она бросилась в темную часть коридора. Добежав до конца, она плечом толкнула дверь, едва не разбив стекло, но дверь не поддалась. Анна дергала за ручку, но дверь была заперта на ключ.

В тот же момент в противоположном конце коридора распахнулись двери и в отделение ввалились четверо мужчин. Анна прижалась к стене за выступ дверного проема.

— Ни звука, Иннокентий.

Из палаты напротив выскочила медсестра.

— Что это такое? Куда вы?

— Мы из милиции, веди нас к этим! — он ткнул пальцем в газету. — Кажется, Ушаковы?