Так случилось и на этот раз. На место происшествия отправили следователя по особо важным делам Ксению Михайловну Задорину. Бедняжку подняли среди ночи по телефону и сообщили, что за ней выехала машина. Появление молодой, интересной женщины вызвало у членов бригады скрытую улыбку. В райотделе ее хорошо знали, дамочка заслуживала уважения, но ухмылки появились по другому поводу. Тимохина лишили его главного оружия — аргументации с помощью трехэтажного мата. Когда капитан делал свои выводы, из пяти фраз удавалось насчитать пять-шесть литературных слов, еще пяток просторечных, остальное — сплошная нецензурщина. Впрочем, ребята его понимали, никто из них не преподавал словесность в институте благородных девиц, и в основном они имели дело с низами общества, где придерживались жестких форм общения. Увидев Ксению, капитан не очень расстроился. Им уже приходилось работать вместе. К тому же она ему нравилась, что он всячески старался скрывать. Это не его поля ягода, недосягаемая галактика, куда там ему.

— Рад видеть тебя, Ксюша. Опять наши тропки на покойничках пересекаются.

— Такие свидания радости не приносят, Андрюша. Показывай, чем нас сегодня огорошили.

Задорина сняла плащ, и Тимохин скинул простыню с лежавшего в коридоре трупа.

— Девочка. Лет тринадцать. Послал за участковым, надеюсь, получим хоть какие-то ответы на вопросы.

Капитан сунул голову в распахнутую дверь и гаркнул:

— Выйди на минутку, майор!

В коридоре появился высокий худощавый мужчина в белом халате.

— Давай, Гриша, выкладывай, у тебя лучше получится.

— Здрасте, Ксения Михална.

— Здравствуйте, доктор. Что с девочкой?

— Сломаны шейные позвонки.

— Душили?

— Следов на горле нет. Тело чистое, насилие не применялось.

— Тут ее и нашли, возле двери?

— Немного оттащили от двери, но контур мелом пометили и фотографии сделали.

— Есть еще жертвы?

— В спальне. Женщина и мужчина. Глубокие резаные раны. На полу валяется нож, похоже, им орудовали. Кровь по всей квартире. На кухне тоже. Василий Семеныч об этом больше вам расскажет.

Эксперт Лепехин находился в спальне. Задорина поморщилась, увидев кошмарную картину. Обычно она умела сдерживать свои эмоции, надевая маску непроницаемости, но ей это не всегда удавалось. Неженское дело любоваться последствиями поножовщины, когда тошнота подступает к горлу. Заметив выражение лица следователя и ухмылку капитана, эксперт покачал головой.

— Предупреждать надо, Андрей, а не так человека в комнату ужасов вталкивать.

— Брось, Вася, Ксюша — человек железный.

— Может, и так, но сердце у нее некаменное, в этом я уверен.

На постели лежали мужчина и женщина, оба обнаженные. Ей перерезали горло, а ему вспороли живот. Возле кровати валялся нож с наборной ручкой и окровавленным лезвием.

— Что скажете, Василь Семеныч? — спросила Ксения.

— Путаница получается. Следы крови есть на кухне, похоже, там раненый сидел какое-то время и, может быть, сам дошел до кровати. Если так, то кто за ним пытался вымыть кровавое пятно? В спешке вытирали, небрежно. Кровавое полотенце нашли внизу под лестницей за шахтой лифта. Он с таким ранением, по мнению Гриши, мог прожить без помощи около часа. Умер, скорее всего, от потери крови. На лестнице также обнаружена кровь. Анализы мы взяли. Женщина умерла сразу. Перерезана сонная артерия. Отпечатков на ноже нет. Убийца уничтожал следы, это очевидно. Могу с уверенностью сказать, что кто-то выпрыгнул из окна кухни, — обнаружены отпечатки ботинок на подоконнике. Трупы мы дактилоскопировали. Смерть наступила примерно в два часа тридцать минут ночи, в одно время приблизительно и у того и у другого. Что касается ножичка, то вещь классная, уникальный экземпляр. Финка с наборной ручкой, такими уркаганы в пятидесятых-шестидесятых орудовали. Знатный мастер делал. По нынешним временам ничего похожего не встретишь. Сейчас импортных ножей любой конфигурации в магазинах полно, дефицита в холодном оружии нет. Иди выбирай и покупай. А эта штука с биографией. На лезвии пара значков есть, что они обозначают, я не знаю.

К оружейным криминалистам обратиться надо, они умеют читать эти иероглифы.

— Так если убийца упорхнул в окно, то кто бросил полотенце за шахту лифта?

— спросила Ксения.

— Сей ребус — не мой профиль, Ксения Михална.

— А почему ты решила, Ксюша, что убийца был один? Кто-то через дверь вошел, кто-то через окно. Спугнули сволочей, вот они и рассыпались в разные стороны.

— А кто с испугу окровавленную тряпку с собой прихватил? Сколько у тебя ребят?

— Еще двое на кухне.

— Пошли одного из них найти дворника. Надо хорошенько проверить контейнер под мусоропроводом. Что-то могли и туда бросить.

Лейтенанту Савченко не пришлось искать дворника. Он, а точнее, она явилась сама вместе с участковым.

— Старший лейтенант Бережной, участковый, — представился молодой человек приятной наружности.

— А зовут как? — спросила Задорина.

— Юрий Викторович.

— Кто жил в этой квартире? Только подробно, пожалуйста.

— Четыре человека. Изначально квартира принадлежала отцу Нины Лаврушиной.

Женщина имеет две судимости. Тридцать шесть лет. Десять лет назад после первой отсидки приехала с трехлетней девочкой в Москву, отец прописал ее у себя. Тогда она два года отсидела, муж ее другую себе нашел, и она с ребенком из Твери приехала к отцу. А через год сошлась с Иваном Ушаковым. Родила от него мальчика. Потом Иван загремел на пять лет. Она его дождалась. Вышел, старые дела бросил. Жили неплохо. А тут опять Нинка под статью попала. На три года упекли. Иван один с двумя детьми остался. Полгода назад Нинка освободилась, вернулась домой. Я тогда заходил к ним. Она мне сказала: «Все, Юрка, завязали, дети взрослеют, поодиночке уже не справимся, двоим надо». До сегодняшнего дня все тихо было. Один недостаток — Нинка пьет. Запойная. Иван водочкой не балуется.

— Пойдем, лейтенант, глянем на сюрприз, что тебе твои жильцы подготовили, — похлопал по плечу участкового Тимохин.

Бережной многое повидал и в Чечне успел побывать, но лицо его стало серым после обхода квартиры, не каждый день на подобные экскурсии приглашают.

— Всех узнал? — спросил Тимохин.

— Женщина — хозяйка квартиры. Лаврушина Нина Александровна, девочка — ее дочь Катя. Мужчину я не знаю, и раньше никогда не видел.

— Опля! А где же Иван? — удивился Тимохин.

— Не знаю. И сына его тоже нет.

— А вы уверены, что мальчик жил здесь? — спросила Ксения.

— А как же! Он в школе учится, второй класс заканчивает. Май только начался, им еще месяц за партой сидеть.

— За что Иван сидел? — спросил капитан.

— По моему мнению, его подставили. Он вообще-то мужик головастый, электроникой занимался, механикой. Надо — машину починит, компьютер соберет, Кулибин, одним словом, на все руки мастер. Короче говоря, дверь одну хитрую вскрыл, сработала сигнализация, подельники сбежали, его взяли. А это какое-то хранилище с драгметаллом оказалось. Он никого не сдал, ему по полной программе и откатали. Головастый мужик, медаль «За отвагу» имеет за Афган.

— Одним словом — головорез! — сделал вывод Тимохин.

— Я этого не говорил… — хотел оправдаться участковый, но не получилось.

Капитан уже все расписал в своем воображении.

— Короче так, баба его по пьянке хахаля привела, а он их застукал. Финка зоновская, сразу видно, при себе таскал. Вот он и наказал любовников. Девчонка под руку попала, он ей шею свернул, а пацана с собой забрал.

— Не морочь голову, Андрюша! Понесло по кочкам! — возмутилась Задорина.

— А у тебя есть другой вариант, Ксюша?

— Ты не женат и детей не имеешь. Как мог отец дочери шею свернуть? Подумал, что сказал?

— Так это сын ему по крови, а девчонка никто. Падчерица! За мать небось заступилась.

— Ладно, — Задорина держала себя в руках, только голос у нее стал железным, — а кровь на кухне? Кто и зачем ее вытирал? Почему он стер отпечатки с ножа и бросил его, а следы от ботинок так и остались на подоконнике?