— Помню-помню, мозги еще варят. Хороший художник был. Видать, тебя долго по свету носило. Помер Коля. Как и что, не знаю. Приехал его сын и нашел его мертвым на ковре в гостиной. Здесь его и похоронили. А дом сын тут же продал. Со всем добром, только картины забрал. Сейчас там какой-то тип живет. Зовут его Евгением Александровичем, годков сорок. С кем живет, не знаю, но народу на его участке всегда много.

— Вы были там?

— Да, шиповник высаживал. Оранжерею-то сломали. Новый хозяин цветы не любит. Этаж в доме надстроил, все по-своему переделывает.

— А баню не трогал?

— А что ее трогать! Банька знатная, на совесть построена, со знанием дела. А так, кто его знает, он мужик странный, своевольный, все по-своему хочет, живет сам по себе. Самодур, одним словом.

— Небедный самодур. Такие хоромы купить не каждому по карману. Поспехин пять лет дом строил, так у него же картины на лондонских аукционах продавались.

— Нет, новый хозяин не из ваших. Даже я понимаю, что грамоте его плохо обучали, а красоте он предпочитает стрельбу. Тир открытый на участке устроили, все цветы помяли. Из чего они там только не стреляют! Сейчас бассейн роет и застеклять его собирается. Аккурат рядом с банькой. Если хочешь, я тебя отведу на Колину могилку. Ему приятно будет.

— В другой раз, Матвей Силантьич. Мне в город нужно. Я еще приеду сюда. Скоро приеду, тогда и на могилу сходим.

Анна ушла. Сейчас электрички забиты до отказа, люди едут на работу, час пик, и она проскользнет незаметно. Что делать, она не знала. Все расчеты полетели к чертям собачьим, ни денег, ни документов, ни пристанища. Если ее начнут искать, то все сразу. Старыми связями не воспользуешься, о них всем заинтересованным лицам известно. У нее не больше суток на свободное перемещение, потом начнутся облавы. А за сутки она ничего не успеет, тут и думать нечего. Из Москвы далеко не уедешь. Все, что ей нужно, здесь, и она должна быть здесь. Об этом ее враги тоже догадываются. Вырвалась из одного капкана, чтобы саму себя загнать в другой, более страшный и даже смертельно опасный.

Знала она один адрес в Москве, надежный. Про него никто из ее врагов не ведал. Там приютят, согреют и помогут. Уже помогали. Она втиснулась в вагон метро и поехала к центру.

Ей всегда везло, все давалось с легкостью, и только со своими мужьями она не могла поладить. Но ведь это мелочи, если все строилось не на любви, а на прихотях. Ушел один, пришел другой. Она успела о них забыть. Успех всегда сопутствовал молодой, красивой и талантливой актрисе, но вот фортуна отвернулась от нее. Месяц кошмара, из которого ей с трудом удалось вырваться и вдруг сказочно разбогатеть. Сказка длилась недолго. Богатство, как видно, счастья не приносит, и все полетело вверх тормашками. Сейчас она превратилась в бесправное существо, лишенное всего на свете, кроме жизни, висящей на волоске.

И это в ее двадцать восемь лет от роду, полной сил, энергии и таланта.

Загубленного таланта.

Анна без труда нашла нужный дом и поднялась на второй этаж. На звонок ей не ответили. Кто-то должен быть дома, еще слишком рано! Она позвонила еще раз.

Тишина. Куда же ей теперь?! Все против нее! Куда ни сунься — сплошные стены и заборы, У Анны навернулись слезы. Она ощутила такую беспомощность, что ей раз и навсегда захотелось оборвать невыносимые мучения.

Дверь неожиданно открылась. На пороге стоял насупившийся мальчуган лет восьми в очках с толстыми линзами. Худенький, бледный, с покрасневшими глазами, синюшными губешками и белокурыми кудрями.

— Я тебя разбудила? Извини. Тебя зовут Кешка?

— Иннокентий. А ты откуда знаешь?

— Твоя мать мне про тебя все уши прожужжала. Она дома?

— Ты ее подруга? А почему я тебя не знаю?

— Там, где мы дружили, детей не бывает.

— В тюрьме?

— А не слишком ли ты много задаешь вопросов?

— У тебя ко мне их будет больше. Заходи.

Анна зашла в квартиру. Мальчик захлопнул дверь, взял ее за руку и отвел в спальню.

Лучше бы она сюда не приходила! Один шок следовал за другим. Кому она, к черту, нужна, такая свобода?! Вся кровать была залита кровью, даже стены забрызганы.

— Что здесь произошло? — еле слышно спросила Анна.

— Ночью маму зарезали бандиты и сестру тоже убили. А отца забрали в милицию. Они думают, что он всех убил.

— А почему бандиты тебя не тронули?

— Я сидел под кроватью и все видел, а они меня нет.

— Боже! Бедная Ниночка! Вот так раз — и все! Ей же сорока не исполнилось. Сволочи! За что же они ее?

— Ты задаешь слишком много вопросов. Я тебя не знаю.

— Меня зовут Аня. Ты прав, я сидела с твоей матерью в тюрьме, она была моей единственной подругой, настоящей. Меня бы с моим харак тером давно по стенке размазали, но твоя мать выручила меня и научила жить среди волчиц. По том ее освободили, а я вышла только сегодня.

— Менты сюда вернутся. Они обыск еще не делали.

— И это ты видел?

— Нет, я вернулся сюда после того, как они ушли. Но я вижу, что ничего не тронуто.

— Тебе самому надо пойти к ним и все рассказать.

— Не выйдет. Они заодно с бандитами. Я это сразу понял. Один здоровый мент поджидал отца возле дома. Когда он возвращался, мне не удалось его предупредить. Капитан избил отца и отвез в «кутузку». Я никому не верю. Теперь они будут меня искать, чтобы убить. Я видел бандитов.

— Может, ты и прав. Сейчас ничему удивляться не приходится. И что нам делать?

— Где ты живешь?

— Под открытым небом. Я, парень, в полном дерьме. Хоть обратно за «колючку» возвращайся.

— И денег у тебя нет?

— Гроши.

— Ладно, деньги у меня есть. Доллары. Но мне их никто не поменяет или отнимут. Ты поможешь мне, а я тебе. Идет?

Анна посмотрела на мальчугана. Его взгляд был серьезным и даже строгим.

Она присела на корточки.

— Послушай, Иннокентий, я ни черта не смыслю в детях. И еще тебе скажу, что терпеть их не могу и не собираюсь заводить потомство. На кой хрен мне нужна обуза? Меня тоже менты ищут, и не только они. Понимаешь? У тебя есть родственники?

— Я не ребенок, я мужчина. К тому же за бабий счет жить не собираюсь. Так что по поводу обузы рассуждать не будем. Ты смотрела «Семнадцать мгновений весны»? Там искали женщину с ребенком, а у нее было двое и ее не заподозрили. Одну тебя быстрее поймают, а без денег тем более. А если я один буду болтаться по Москве, меня тоже захомутают. Разговаривать я буду только с прокурором, а не с ментами.

— Тебе сколько лет?

— Десять.

— Врешь!

— Не веришь, не надо. И не сиди на корточках, как зеки. Мать тоже на кухне всегда так сидела и курила. Отец отучил. Можешь сесть на стул. И не беспокойся, что я маленького роста. У тебя-то зрение нормальное, а я не клоп на стене.

— Я сейчас упаду и не встану! Ну ты даешь, Кешка!

— Меня зовут Иннокентий. Мой отец умнее тебя и разговаривал со мной, как с человеком. А ты женщина. Всего лишь, — добавил он после паузы.

Анна встала и прошла на кухню. В комнате можно задохнуться от спертого кошмарного воздуха. Кешка последовал за ней. Теперь они оба сидели на табуретках и могли разговаривать на равных.

— Ты хочешь, чтобы я отвезла тебя в прокуратуру?

— Надо выждать. Я еще не принял окончательного решения. Тут сплеча рубить нельзя. Ошибешься и ничего не поправишь. Руку оторвал от фигуры — ход сделан.

— Это как?

— В шахматы играешь?

— Я на нервах у мужчин играть умею.

— Уже заметно.

— Ты выжидать собираешься, а мне действовать надо. Я же без документов. Понимаешь? Тебя заберут и в детскую комнату отправят, а меня за решетку. А у меня нет желания возвращаться на нары.

— Тихо!

Мальчишка вскочил с места, взял Анну за руку и повел в детскую, показывая пальцем на входную дверь. Анна услышала звон ключей, щелкнул замок. Они едва успели спрятаться за оконную штору, как дверь открылась. Оба затаили дыхание. В квартиру кто-то зашел. На подоконнике стояло зеркало, и девушка видела в нем отражение. В дверном проеме мелькнуло плечо с милицейским погоном.