Я взглянула на Семена, и мне тут же стало стыдно за свои мысли. Несмотря на бледность, он оставался невероятно красивым. Его чудесные глаза сейчас были цвета утреннего спокойного моря, а спутанные волосы придавали его внешности изысканную небрежность. Он тоже повернулся ко мне и приобнял меня за плечи.

— Что с тобой, Полина? О чем ты думаешь? — спросил он, и я почувствовала в его голосе легкую усталость. Наверное, это из-за отсутствия воды. Но Семен старался скрыть от меня свое состояние. Он улыбнулся и нежно поцеловал меня в лоб.

Я лишь тряхнула головой и прижалась к нему теснее. Ни под каким пытками я не скажу, что в какой-то момент пожалела о знакомстве с ним.

— Все будет хорошо... — нежно прошептал он и снова дотронулся губами до моего лба. От его ласковых прикосновений я таяла. Кажется, я могла просидеть с ним вот так всю жизнь! Но времени у нас не было. На задворках сознания копошилась ужасная мысль: что будет с Семеном, если мы так и не придумаем способ вырваться отсюда?

От понимания, что опасность реальна, я вздрогнула, а потом вскочила на ноги.

— Надо что-то делать! — воскликнула я. — Что будет с тобой, если?.. — Я не договорила и уставилась на Семена, не в силах озвучить свои страхи.

Казалось, жизненные силы покидают ею с каждой минутой. Он уже стал белее снега, прекрасные глаза потемнели и были сейчас цвета грозового моря. На веках залегли тени.

Семен смотрел на меня и виновато улыбался. Как будто есть его вина в том, что он не может жить без воды!

— Семен! Что я могу сделать? — Я задыхалась при мысли, что могу вот так, прямо здесь потерять его!

— Ты ничего не можешь сделать, Полли… — ласково начал он и замолчал. Казалось, даже говорить для него — большой труд.

Мне хотелось кричать и рвать на себе волосы. Самое страшное в жизни человека — видеть, как умирает его любовь, и знать, что ты ничем не поможешь. А ведь до его спасения — всего несколько шагов, прямо за окном плещется море, спасительное, живое. Я взвыла, бросилась к двери и стала барабанить в нее сжатыми до боли кулаками. Я сразу же разбила себе костяшки пальцев на левой руке. Выступила кровь, но я не замечала ничего.

— Выпустите нас! Изверги! Сволочи!— так я, наверное, не орала никогда в жизни!

За дверью закопошились, я услышала слово: «истерика», и через минуту ключ в замке повернулся. На пороге стоял Екть.

— Что такое? — грозно спросил он, оглядывая комнату. — Кто умирает?

— Выпустите нас!— закричала я неистово и бросилась на него с кулаками.

— Но-но, мадемуазель Полина!— Он схватил меня в охапку и усадил рядом с Семеном И только тогда заметил, что мой сокамерник бледный как полотно и слабый настолько, что даже не может подняться. Он отшатнулся от него к двери.

— Что это с твоим Ромео?— подозрительно спросил он. — Заболел, что ли?

Ко мне моментально вернулось спокойствие. Я поняла, что этот человек — единственный, кто может помочь. Я взмолилась:

— Нам нужна вода! Много воды!

Охранник сузил карие глаза и с подозрением уставился на меня.

— Воды? — повторил он. — Что ж, это можно...

— Пожалуйста, принесите побольше! — Я чуть не плакала от нетерпения. Мой жалкий вид, наверное, подействовал на Ектя, и он неуклюже утопал из комнаты. Я была так взволнованна, что даже не заметила: он забыл запереть за собой дверь. Впрочем, все равно я не сбежала бы, не оставила бы Семена умирать здесь. Я снова кинулась к нему. Он неподвижно сидел на полу, прислонясь к стене, и только одни глаза казались живыми и следили за происходящим Я прочла в них огромную благодарность и любовь. Семен поднял руку — было видно, каких усилий ему это стоило, — и взял за руку меня. Я поразилась — его ладонь была ледяная!

— О! — вырвалось у меня, и я прижалась к ней губами. — Подожди еще немного, все будет хорошо! Я запустила пальцы в его русые волосы и притянула его голову к себе. Словно для самоуспокоения я прошептала снова: «Все будет хорошо…» Но если честно, сама мало в это верила...

Раздались тяжелые шаги, и дверь распахнулась. Кажется, Екть пробормотал что-то типа: «Надо же, екть, дверь забыл закрыть». В руках он держал старый, местами ржавый кувшин с водой и пластиковый стаканчик.

— О, спасибо! — вырвалось у меня. Поразительно, как человек может секунду назад быть на грани сумасшествия, а потом из-за какого-то кувшина с водой стать счастливейшим на свете!

Екть покосился на меня, потом перевел взгляд на слабеющего Семена и поставил кувшин на пол.

— Больше не проси, мадемуазель Полина, здесь тебе не курорт, чтобы водные процедуры принимать, — недовольно заметил он и вышел, затем запер замок на два оборота и еще раз дернул ручку двери — для верности. Когда шаги за дверью стихли, я бросилась к Семену.

— Хватит воды? — Мой голос дрожал. Я не знала, что он будет делать с ней — выпьет или выльет на себя? А может быть, кувшин для него — как капля? Может, ему нужна только морская вода, и он должен поплавать в ней?..

— Дай, пожалуйста, сюда,— попросил Семен слабым голосом. Он взял кувшин двумя руками и с неимоверным усилием поднял над головой. Я, почти не дыша, наблюдала за ним.

Семен медленно наклонил кувшин так, чтобы холодная вода тонкой струйкой лилась на его лицо, а потом ниже, стекала по подбородку, струилась по его точеной мраморной шее и впитывалась в борцовку, которая от влаги вмиг стала темно-серой. Он немного раскрыл рот, и вода, струясь по лицу, затекала туда, а он жадно глотал ее и раскрывал рот снова.

Казалось, с каждым глотком силы возвращаются к нему. Он распрямил спину и плечи и уже не опирался о стену. Когда вода кончилась, Семен с глухим звуком поставил кувшин на пол и смущенно, даже как будто сердито, посмотрел на меня.

— Не думал, что тебе когда-нибудь придется увидеть это... — Он хмурился. В маленькое окошко, словно в доказательство того, что беда миновала, проник луч света. Глаза Семена заиграли цветными гранями и приобрели оттенок сапфира. Он тряхнул головой, и тысячи мелких брызг засверкали на солнце.

В сотый раз я замерла от восторга, залюбовавшись им. Он стал мне еще ближе. Говорят, общая беда сближает. Наверное, это действительно так. Сейчас я уже почти не ощущала, будто этот морской Бог выбрал меня ошибочно. Я чувствовала, что мы связаны с ним одной нитью, я гордилась тем, что спасла его, и абсолютно точно знала; я не смогу жить без него.

— Семен... — прошептала я и обвила руками его шею, запустила пальцы в мокрые прохладные волосы и посмотрела в его глаза. Он ласкал меня взглядом и как будто пытался проникнуть в мою душу.

Внезапно очередная страшная мысль отрезвила меня, лицо мое, видимо, омрачилось, и Семен сразу же заметил это. Он мигом стал серьезным.

— Что такое, Полина?

— Насколько… насколько тебе хватит воды?

— Не волнуйся, хватит.

Он поцеловал меня. Я отстранилась от него:

— Но на сколько?

— До вечера, наверное. А там что-нибудь придумаем!

Я застонала. Впрочем, чего я хотела? Чтобы какого-то маленького кувшина ему хватило на неделю, учитывая, сколько времени он всегда проводит в воде и у воды. Любовь ослепила меня настолько, что я перестала мыслить логически. Правда, логика — это нечто, присущее человеческому роду, людям с их обыденной жизнью. Здесь же я не знала, к чему обратиться, но уж точно не к здравому смыслу или разуму. Нашими отношениями с Семеном скорее руководили мистика и волшебство.

Однако надо возвращаться к реальности. Она была такова: я и самый дорогой мне человек — пленники в неизвестном месте и у неизвестных людей, и для поддержания жизни моего любимого постоянно нужна вода. Но что можно придумать до вечера? Как вырубить трех здоровенных охранников до того, как Семен снова начнет слабеть?

От этих мыслей я вздрогнула, будто меня обдало ледяным ветром. Я повернулась к Семену и поймала его взгляд.

— Полина, я хотел сказать тебе кое-что… — Он встал, подошел к окну и через небольшую щель поглядел на море — такое близкое и такое далекое одновременно. Лучи заходящего солнца окрасили его задумчивое лицо в нежный золотой цвет, глаза как будто затянулись чуть заметной дымкой. Он стоял ко мне вполоборота и, казалось, избегал смотреть на меня.