— Не бойся, — успокоила меня Милдред, опять прочитав мысли, — решат, что это какая-нибудь дама развлекается в саду. Подожди здесь, я сейчас вернусь.

И она исчезла под водой.

А я осталась мерзнуть на мокром газоне. Что, если я снова загляну в воду? Что я там увижу? На этот раз ничего, кроме лица Милдред. Нимфа вынырнула из пруда с самым озабоченным видом, а это не предвещало никаких хороших новостей.

— Кайран занят, сердится, велел не беспокоить. У него сейчас уроки. А тебе велел разбираться самой и ждать его. Он явится за тобой ближе к выходным.

ЧТО?!

— Ну уж не знаю, — Милдред хитро прищурилась, — не понимаю, как это тебе удается, но только ты весь наш мир переворачиваешь с ног на голову. Кайран никогда прежде не бросил бы юную даму в беде, это совсем на него не похоже. Что же ты ему сделала? Обидела чем-то, да?

Хороший вопрос. Кто бы мне объяснил, чем я провинилась перед Кайраном. Мне лично это неизвестно. С чего, например, я должна оставаться с ним после уроков?

— Оставаться после уроков? Да ты что? — удивилась Милдред.

— Ну да, по истории. Да, кстати, что ты знаешь о некоем Рогане и каких-то бриллиантах?

— Хм, — Милдред в задумчивости стала наматывать на палец один из своих льняных локонов, — хм, Версаль накануне Революции. Кардинал де Роган.[12]

Бриллианты. Очевидно, речь идет об этой афере с бриллиантовым колье. Она, можно сказать, спровоцирует революцию, хотя Мария-Антуанетта тут и не виновата.

Круто! Значит, я только что подслушала, как вокруг королевы плетут заговор! Добро пожаловать в большую политику. Спасибо мраморной статуе со всеми ее причиндалами.

— Ну да. Некая Жанна де ла Мотт[13] с помощью интриг завладеет ожерельем из самых дорогих бриллиантов, какие только есть в мире. Ее арестуют и признают виновной, но народ все равно обвинит во всем королеву: она своим роскошным образом жизни разорила государственную казну и страну, между тем как дети голодают. Впоследствии ей это колье припомнят на суде, и «австриячка» ничего не сможет сказать в свое оправдание. Королева лишится головы во многом именно из-за этих бриллиантов.

Отвратительно!

— Что делать, — отозвалась Милдред, — согласна: дрянная история. Ой, извини, меня вызывают. Постараюсь уговорить Кайрана вытащить тебя отсюда побыстрее. Пока!

И она пропала.

Я продрогла до костей, бегом вернулась к себе в комнату, к счастью, никого больше не встретив, и в самых расстроенных чувствах залезла обратно под одеяло.

Версаль был неплох. Здесь вовсе не воняло в каждом углу мочой, вранье все это. Целая армия слуг круглые сутки наводила чистоту. И кормили вкусно. И музыка ничего… привыкнуть надо, конечно (не знаток я музыки эпохи рококо), и поговорить есть с кем, и общение приятно и полезно. И с детьми я подружилась.

Старшая принцесса обожала водить экскурсии по дворцовому парку. В моем лице она нашла благодарного слушателя. Девочка была страшно горда тем, что мать уже вводит ее в придворную жизнь. И еще очень любила вместе с матерью и несколькими фрейлинами переодеваться в простые платья, наряжаться пастушками, пасти коз, доить коров и жить в маленьком деревенском коттедже. Однажды и мне предложили присоединиться к ним и попробовать пасти коров.

— Мадемуазель! — обратилась ко мне королева. — Составьте нам компанию!

Сама королева!

Мадам де Турзель подмигнула мне и слегка подтолкнула в спину, ибо королеве перечить не следует. Но я совсем не разбираюсь в сельском хозяйстве!

— Научитесь! — заверила гувернантка.

Меня переодели в пастушье платье. Хотя я сомневаюсь, чтобы французские пастушки в восемнадцатом веке носили платья и фартуки из шелка и дамаста[14] с золотым шитьем. Мне дали в руки палку и хлыстик, ну и корову на веревочке. Корова захлопала огромными карими глазами: ничего-то у тебя, мол, не получится!

— Это Мирабель, — представила Мария-Антуанетта, радуясь, как ребенок, — наша кормилица. Обычно.

— Обычно? — с недоверием переспросила я.

— Обычно, — подтвердила королева и от души хлопнула корову по откормленному заду.

Корова рванулась вперед и побежала, увлекая меня за собой. Я прыгала рядом с ней, слыша за спиной хохот придворных и уворачиваясь от коровьих копыт. Палку я выронила еще на старте. Пришлось свободной рукой подобрать юбки, чтобы удобнее было бежать. Через пару минут я начала задыхаться. И в тот момент, когда я готова была уже, казалось, упасть замертво, корова остановилась, дыша так же тяжело, как и я. Отдышавшись, я вернулась к придворным, ведя на веревке, как на поводке, смирную и покорную Мирабель. Аплодисменты. Королева расцеловала меня в обе щеки.

— Превосходно! Великолепно! Браво! — летело со всех сторон.

— Вы молодец, — похвалила королева и пригласила меня к столу вместе со всеми, — не думала, что вы справитесь. Жанна, принесите, пожалуйста, мадемуазель чего-нибудь попить.

Я без сил плюхнулась на скамейку. Жанна, к которой обращалась королева, принесла мне воды. Два стакана я осушила одним залпом. После третьего я пригляделась к этой Жанне и узнала интриганку де ла Мотт. Он налила мне еще воды и присоединилась к обществу.

— Где вы научились так быстро бегать? — с любопытством спросила королева.

— Я могу еще быстрее, когда юбки не мешают, — отвечала я сдержанно.

Королева засмеялась. Искренне и дружелюбно. Вообще, когда Мария-Антуанетта не вела себя как подобает королеве, она была проста и мила.

Игра в шарады тоже оказалась не слишком сложной. Королева была ко мне добра и не отпускала от себя. Последствия не заставили себя ждать. Когда пришло время переодеваться в одном из роскошно обставленных крестьянских домиков из наряда пастушки в обычное платье, моя одежда пропала. Ее искали, искали, но так и не нашли. Пришлось мне возвращаться во дворец в костюме пастушки.

— Вы мне нравитесь, мадемуазель, — объявила королева вечером, — как ваше имя?

— Фелисити.

— О! Фей! А вы знаете, что во Франции была когда-то совершенно особенная фея. Её имя Мелюзина. Говорят, в воде она превращалась в дракона или что-то в этом роде. Буду звать вас мадемуазель Мелюзиной!

— Я польщена, — пробормотала я.

— Говорят еще, она была необычайно красива, умна и никогда не давала в обиду своих. Знаете ли вы, как к вам привязалась моя дочь? Вы завоевали ее любовь безо всяких усилий. И появились неизвестно откуда, подобно фее. Итак, с сегодняшнего дня вы — фея Мелюзина!

Я слушала королевскую болтовню лишь вполуха, наблюдая за Жанной де ла Мотт. Она смеялась в обществе трех других дам. Однако она какая-то другая, я прекрасно видела, что она не отсюда. И ведет себя совершенно по-разному, когда на виду и когда на нее никто не смотрит. Что-то с ней не так, с этой Жанной!

— Ваше Величество, хорошо ли вы знаете мадам де ла Мотт? — перебила я болтовню королевы о ведьмах, волшебниках и единорогах.

Она широко распахнула свои серо-голубые глаза.

— А что? Жанна не слишком давно при дворе.

Как бы ей поделикатнее объяснить, что эта милая Жанна — коварная, алчная, льстивая лицемерка, интриганка, которая, если надо, по головам пойдет и уж через голову королевы точно переступит?

— Вы что-нибудь о ней знаете? — с подозрением спросила Мария-Антуанетта, снова совершенно королевским холодным тоном.

— Мадам де ла Мотт недавно встречалась с кардиналом де Роганом, — неуверенно ответила я.

Королева прищурилась и поглядела на Жанну.

— С Роганом? — повторила она.

— Вы планируете купить новое колье? — тихо спросила я и по ее виду поняла, что она точно знает, о чем идет речь.

— Нет, — твердо заявила королева, — я отказалась от этой покупки. Мой народ голодает. Я люблю роскошь, но теперь не время для украшений за два миллиона ливров.