Их глаза встретились в суровом решительном поединке. Первым заговорил Адам.

— Я ничего подобного не воображал. Я думаю, это вам подарил дядя.

Рука Фанни была на сапфировом кулоне. Почему он должен был заставить свои безобидные слова звучать так, как будто этот подарок был в своем роде взяткой? Ее снова охватил беспричинный страх.

— В чем дело? — услышала она его вопрос, заданный участливым голосом.

— Я пыталась, — напряженно сказала она, — я пыталась бежать отсюда. Но приехали дети, которые остановили меня, и сейчас…

— Я прошу вас не уезжать.

— Вы? Почему?

Не отвечая, он подошел ближе. В его глазах был тот глубокий странный блеск, который она уже однажды видела.

— Потому что мне бы не хотелось, чтобы вы уехали.

Ее голос потерял всю свою уверенность.

— Возвращайтесь к Амелии.

— Вы уже говорили это. Я не собираюсь делать этого, — его руки уже были на ее талии, и она безвольно позволяла притянуть себя к нему, — до тех нор, пока не поцелую вас.

Она почувствовала прикосновение его тела к своему. Она знала, что ей следовало бы бороться, но ее губы раскрывались, а глаза закрывались. Очень хорошо, пусть он поцелует ее. Чем может быть поцелуй? Конечно, не этим странным ошеломляющим восторгом, заставившим ее почувствовать сильное головокружение. Она вынуждена была опереться на него, ожидая прикосновения его губ, однако так и не дождалась его.

Потому что мгновением позже ее рванули назад так резко, что она чуть не упала.

— Не делайте этого, Марш, — донесся голос Джорджа. Его хватка на плечах Фанни была такой крепкой, что ей пришлось бы унизительно бороться, чтобы высвободиться. Она яростно сказала:

— Джордж, вы дьявол!

Джордж засмеялся от удовольствия и торжества. Его глаза были слишком яркими от того, что казалось несдерживаемым возбуждением.

— Фанни моя, мистер Марш, как вы, должно быть, заметили. Мне пришлось дать попять это и мистеру Барлоу тоже.

Адам был очень бледен, его рот сердито сжат.

— Вам не кажется, что вы слишком много на себя берете, Давенпорт? Мне кажется, ваша кузина не такой человек, которым можно командовать. Я предлагаю вам убрать от нее руки.

— Чтобы вы могли целовать ее в темном углу! Ни за что!

Никто из них не слышал, как подошла тетя Луиза. Вдруг оказалось, что она стоит там, похожая на огромный малиновый пион, дрожа от негодования.

— Фанни! Что здесь происходит? Неужели вы позволяете этим глупым мужчинам ссориться в вашем присутствии? Джордж! Мистер Марш! Я удивлена. Мистер Барлоу тоже здесь?

— Мистера Барлоу здесь нет, мама, — самоуверенно сказал Джордж. — Фанни и я послали его укладывать вещи. И только что мне пришлось объяснить мистеру Маршу положение вещей. Теперь Фанни идет танцевать со мной. Вы не должны беспокоиться, мама. Я владею ситуацией.

Фанни вырвала у Джорджа свою руку. Она пылала от ярости.

— Я не собираюсь танцевать с вами, Джордж. Ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем! Я не собираюсь танцевать ни с кем. У меня болит голова. Прошу меня извинить.

— Но, Фанни…

— Нет, Джордж! Этой ситуацией никто не владеет.

— Но, Фанни…

— Вы хотели бы, чтобы я упала в обморок у ваших ног, тетя Луиза?

— Что за чепуха! Вы в жизни никогда не падали в обморок.

Фанни уже была у дверей. Джордж, красный и озадаченный, сделал невольное движение, чтобы последовать за ней. Адам стоял совершенно спокойно, его лицо было сдержанным и лишенным выражения. Он мог противостоять Джорджу, но он был слишком джентльменом (или слишком трусом?), чтобы противостоять тете Луизе. Опять она оказалась перед лицом разочарования. Как сказал Джордж, он хотел только урвать поцелуй в темноте.

Итак, ее красивое платье, ее удовольствие во время танцев, ее бесконечно оптимистическая надежда, что сегодня с ней может произойти что-нибудь чудесное, ни к чему не привели. У нее ни разу не было возможности потанцевать с Адамом. Она только поссорилась с ним, а затем безвольно подчинилась ему. Теперь она презирала его лишь немногим меньше, чем себя.

Она действительно чувствовала головокружение и слабость, и впервые безнадежность.

Она повернулась и побежала вверх по лестнице, прежде чем было произнесено еще что-нибудь.

Ханна зашла к ней в комнату узнать, не нужно ли ей успокоительного и не помочь ли ей раздеться. Фанни отослала ее. Она хотела только остаться одна.

Она позволила своему бальному платью соскользнуть на пол и легла на кровать в своих нижних юбках. Она могла слышать звуки скрипок, шум голосов и смех. Они звучали отдаленно, так как ее комната была в другом конце дома и выходила на тиссовую аллею, а далее на рощицу. Она подумала, что должен был почти наступить день, прежде чем разъедутся последние экипажи и остающиеся ночевать гости поднимутся наверх.

Ее голова сильно болела, и прошло много времени, прежде чем она смогла заснуть. Когда она все же заснула, то была внезапно разбужена резким воплем.

Она уставилась вверх, ощущая на себе тяжесть ночного кошмара.

О, это был всего лишь павлин, поняла она, почти готовая, и все же не в состоянии рассмеяться над своим глупым воображением. Хотя по-прежнему, казалось, было очень темно, скоро должен был наступить рассвет.

17

Амелия, уже одетая в свое утреннее платье из бледно-лилового муслина, стояла в дверях.

— Как вы себя теперь чувствуете, Фанни? Разве не грустно, что вам пришлось покинуть бал? Мама сказала, что вы почувствовали слабость.

Фанни проспала. Она с трудом приподнялась на подушках, чувствуя себя тяжелой и вялой.

— Спасибо, я чувствую себя лучше. Который час?

— Десять с небольшим. Мама сказала, что мы обе должны проспать все утро, но я не могла. Я вообще едва ли спала. Я до сих пор слышу скрипки. — Амелия начала вальсировать по комнате. — Разве все это было не великолепно? Кроме… — она начала слегка хмуриться, и Фанни задала вопрос, которого от нее ждали:

— Кроме чего?

— Ну конечно! — Амелия решила пофилософствовать. — Это не из тех случаев, когда ничего нельзя исправить. Просто я ожидала, что меня поцелуют, я твердо решила, что это должно произойти. Но я как-то так и не смогла получить такую возможность. Вокруг было так много людей, все хотели потанцевать или поговорить со мной. Мама говорит, что я имела большой успех.

— А кто должен был поцеловать вас, не имело бы значения, лишь бы это великое событие произошло, так?

— Фанни! Как вы можете быть настолько глупой? О, я понимаю, вы, как обычно, дразните меня. Но, Фанни! — Амелия оказалась в состоянии забыть о себе на время, достаточное для сообщения новостей, которые и привели ее в комнату Фанни. — Что произошло между вами и мистером Барлоу вчера вечером?

Сердце Фанни на мгновение остановилось. Неожиданно она почувствовала резкую тревогу.

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что он уехал! Он ушел пешком или его подвез кто-то из разъезжавшихся вчера вечером гостей, и он сел сегодня на ранний утренний поезд в Лондон.

Облегчение захлестнуло Фанни. Ничто не могло бы обрадовать ее больше этого.

Затем внезапно она вспомнила особенно самоуверенный вчерашний взгляд Джорджа, его слова «Фанни и я послали его укладывать вещи».

«Фанни и я..». Какое отношение имел ко всему этому Джордж?

— Но разве он не попрощался? — задыхаясь, спросила она. — И никто не знал, что он уезжает?

— О да, папа знал. Он сказал, что мистер Барлоу просил переслать ему багаж. Теперь, когда он перенес такое сильное разочарование — папа говорит, что он выразился именно так — он хотел только уехать как можно быстрее. Полагаю, никто не может упрекнуть беднягу. Фанни, вы были к нему слишком жестоки.

Если он сказал дяде Эдгару, что уезжает, то все в порядке. У нее не было причин для этих суеверных страхов. Она попыталась сосредоточится на том, что говорила Амелия.

— А вы хотели бы выйти замуж за человека, которого не любили бы?