Пацан сидел на плетеном заборе, безучастно болтая ногами и рассматривая пыльные разводы на земле. Одинокий, взъерошенный, какой-то печальный. И наемник, на мгновение задержав на нем взгляд, отчего-то подумал, что вчера в таверне было столько народу, что яблоку негде упасть. Наверняка свободной комнаты мальцу не досталось – все разобрали те, кто приехал раньше и заплатил больше, чем мог себе позволить парнишка. Скорее всего, пузатый хозяин отказался даже принять припозднившегося просителя, и мальцу пришлось со вздохом тащиться снова под дождь, слушать голодное урчание в брюхе, а потом ночевать или в заброшенном амбаре, или в сарае, или… гм, под этим же самым плетнем, накрывшись плащом вместо одеяла и подложив под щеку ладошку.

Словно почувствовав что-то, мальчишка поднял голову, и Стрегон чуть не вздрогнул, встретившись с ним взглядом. Там была такая тоска, но вместе с тем и такая ясность… Узнавание, какая-то печальная истина, смешанная с внутренней болью… У полуэльфа впервые за сорок с лишним лет что-то екнуло в груди. А потом появилось неуместное сожаление – красивому пацану с утонченными чертами лица придется испытать тот ужас, через который пришлось пройти ему самому. Ведь у людей действительно не бывает таких глаз. У них не бывает точеных скул, идеально очерченных губ и пушистых ресниц, по которым сходят с ума молодые девчонки. И как-то неожиданно грустно стало от мысли, что у таких мальчишек, как правило, неизбежен надлом в душе. И случится он ровно в тот день, когда вместо задорного юнца на них из зеркала в ужасе уставится красноглазый альбинос.

Поджав губы, наемник отвел глаза. У каждого – свой путь. Если пацану суждено через это пройти, значит, так надо. Он может сломаться, не вынеся насмешек, может напороться на нож и умереть в какой-нибудь сточной канаве, а может – и для него это лучший вариант – собрать волю в кулак, в кровь разбить кому-нибудь лицо, но заставить остальных замолчать. И найти в себе силы стать выше тех, кто очень скоро навесит на него ненавистное, хорошо знакомое немолодому воину клеймо: полукровка…

– Едем, – хрипло бросил наемник, забираясь в седло.

Накинув капюшон, чтобы не пугать крестьян, он первым направил скакуна к закрытым воротам. Но даже так, через многие десятки шагов, тяжелый плащ, плотную куртку и наросшую за эти годы скорлупу равнодушия, ощутил на себе пристальный, очень странный взгляд, от которого почему-то хотелось поскорее избавиться.

– Торос, тебе не кажется, что наш вожак за это утро еще немного поседел? – неожиданно поинтересовался у побратима Лакр.

– Отвали, – привычно огрызнулся южанин, скользя цепким взглядом по домам.

– Нет. Действительно… мне показалось, что вчера он был более…

– Заткнись, Лакр, – рыкнул Стрегон, отчего-то именно сегодня чувствуя давно позабытое раздражение.

Странный пацан чем-то его зацепил. Даже побратимы почувствовали: Торос с удивлением покосился на вожака, а неугомонный ланниец послушно закрыл рот. Стрегон подавил необъяснимое желание обернуться, чтобы еще раз взглянуть на мальчишку. Даже пришпорил коня, стараясь выбросить ненужные мысли из головы, однако уйти просто так им не позволили – в одной из подворотен вдруг послышался свирепый рык и зазвенела потревоженная цепь. Потом донесся истошный женский крик, оборвавшийся громогласным лаем. За ним послышалась приглушенная мужская ругань. Громко опрокинулось пустое ведро, дробно застучала по земле развалившаяся поленница. Наконец, в одном из заборов с треском разлетелась гнилая доска, почти сразу за ней – вторая, а на пустую улицу, раздвинув мощной грудью податливое дерево, выбрался крупный пес, волочащий за собой оборванную цепь.

С коротким рыком, больше похожим на раскаты грома, кобель отряхнулся, отчего серая шерсть на загривке встала дыбом, шальными глазами обвел соседние дома. При виде троих всадников у него что-то мелькнуло в лихорадочно блестящих зрачках, лапы непроизвольно напряглись. Мощное тело подобралось, зубы угрожающе обнажились…

Вот же Торк! Кажется, с привязи сорвался? То ли ударили его, не подумав, то ли не кормили, то ли лапу защемили возле поленницы, и пес от боли взбеленился… Кто знает? Главное, что он был сейчас зол на весь свет, так и рыскал по сторонам, на ком бы выместить злость. И разбираться бы с этой зубастой проблемой не уехавшим братьям, потому что, кроме них, подходящей добычи перед глазами пса не маячило, как вдруг…

Стрегон аж похолодел, когда на другом конце улицы распахнулась калитка и оттуда с задорным смехом выскочил босоногий мальчишка. Совсем маленький, белобрысый, в одной нижней сорочке – явно от мамки сбежал в погоне за красивой бабочкой. Он еще не увидел ни всадников, ни грозно обернувшегося пса – с широко открытым ртом уставился на кружившую рядом крылатую прелестницу, а потом восторженно запрыгал, неуклюже пытаясь поймать ее ладошками.

Если бы не бежал он сейчас, если бы не кричал, размахивая руками и беззаботно смеясь, может, и не заметил бы его взъярившийся кобель. Но тот как почувствовал, что детеныш совершенно беззащитен. Низко пригнув лохматую голову, сдавленно захрипел, а потом сорвался с места и огромными прыжками кинулся навстречу.

– Задерет же мальчишку! – тихо охнул Лакр.

Еще не успев закончить фразу, ланниец выхватил из-за пояса арбалет и торопливо взвел. Стрегон так же молча пришпорил коня и пустил галопом, надеясь, что все-таки успеет. Да, Лакр – превосходный стрелок, один из лучших из тех, кого он знал, но, во-первых, ему все равно понадобится время, и, во-вторых, на таком расстоянии он может зацепить пацана. А братья хоть и частенько убивали, исполняя заказы, все же не были настолько бессердечными, чтобы рисковать жизнью ни в чем не повинного малыша.

На рык озверевшего кобеля крохотный человечек наконец обернулся. Сперва даже не понял, почему так быстро скачет к нему какой-то незнакомый дядя, почему так летит пыль из-под копыт его большого коня; отчего у других двух дядей вдалеке так жутко исказились лица; но потом увидел взбеленившегося зверя, огромными прыжками несущегося на него, и как-то растерянно замер.

«Беги, малыш!» – хотел крикнуть Стрегон, но пацаненок впал в опасное оцепенение, какое бывает при внезапном испуге. Замер, сжался побитым щенком, как-то жалобно всхлипнул, не сделав даже попытки убежать. Только глаза стали совсем большими, неверящими, да лицо беспрестанно кривилось в преддверии громкого плача.

«Беги, малыш!» – так же кричал когда-то Стрегону отец, заступая дорогу оркам в тот черный день, когда орда свинорылых перешла через бурную реку и прямо под утро ворвалась в маленькое приграничное селение Верда…

Стрегон едва не застонал от мысли, что все равно не успевает. Стремительным движением выхватил нож, чтобы хоть в спину взъярившемуся псу всадить, отвлечь, увести от беззащитного пацана… и снова опоздал: с покачнувшегося плетня упруго спрыгнула фигурка, о которой он, признаться, успел позабыть. Тот самый вчерашний малец, не поменявшись в лице, поднял с земли закутанную в лоскуты палку, в два коротких шага достиг середины дороги и загородил оторопевшего ребенка собой. Встал, пристально следя за стремительно приближающимся зверем, небрежно откинул с лица длинную челку, как-то по-особенному прищурился. Услышав лютый рык кобеля, даже не дрогнул. Просто спокойно стоял и терпеливо ждал, когда пес набросится.

Лакр, увидев помеху, с досадой отвел палец от спускового крючка, чуть не сплюнув в сторону дурного мальчишки, а Стрегон выругался про себя. Злобно урчащий кобель какое-то время еще бежал по инерции, завороженно глядя в необычные глаза парнишки. Не дойдя буквально пары шагов, и вовсе остановился как вкопанный. Огромный, всклокоченный, с вздымающейся грудной клеткой. А еще через миг, не обратив внимания на грохот копыт за спиной, вдруг тоненько заскулил и припал брюхом к земле, униженно выворачивая шею и виновато виляя хвостом.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».