Второй – кнехт, плескавший на упырей со стены серебряную воду. Этот случайно пролил раствор адского камня под кольчужный рукав и теперь от запястья до самого локтя у него тянулся темный потек в виде кинжального лезвия с частым крапом вокруг. Но след тот имелся лишь на правой руке кнехта. Всеволода же интересовала левая.

Все это можно было толковать двояко. Либо таинственный рыцарь по-прежнему где-то скрывается. Либо выплеснувшийся из взрезанной перчатки раствор так и не коснулся кожи неведомого злоумышленника.

Бессильная ярость переполняла Всеволода. Но ярость пришлось выплескивать в работу, которой, в самом деле, был непочатый край.

После тяжкой битвы и бессонной ночи защитники замка трудились до обеда. Трудились без отдыха, не покладая рук. После обеда – работали по очереди. Одни ложились, вернее, попросту валились с ног от усталости, мгновенно забываясь кратким тревожным сном. Другие делали дело. Затем – менялись. Ни о какой дневной вылазке сегодня не могло быть и речи. Едва выстоявшую крепость спешно готовили к очередному штурму.

Работали все. Здоровые и раненые. Кнехты и рыцари. Хозяева и гости. Свозили к пропасти и сбрасывали вниз размякшие под солнцем и жутко смердевшие тела упырей. Укрепляли осыпавшийся кое-где вал, расчищали ров. А, расчистив, вновь наполняли черный провал дровами и сушняком, подвезенными из ближайших лесов. Правили и меняли поваленные и обгоревшие осиновые рогатки на дальних подступах. Чинили тын и каменную кладку стен. Заново серебрили подъемный мост. Собирали стрелы. Поднимали на стены камни, бревна, горшки и сосуды с огненным и взрывчатым зельем. Обмазывали вязкой горючей смесью снаряды для катапульт. Готовили зажигательные стрелы. Чистили оружие.

А после – хоронили павших.

Павших было много. Около трех десятков тевтонов. Неполный – без одного – десяток русичей. Полдюжины татарских стрелков, которым тоже пришлось в эту ночь драться на стенах врукопашную. Еще шекелисы. Все. Кроме Золтана и Раду.

Большая половина трупов – обескровлены.

– Такое случалось здесь прежде? – осведомился Всеволод у находившегося поблизости Конрада.

– Что именно?

– Чтобы столько погибших?

Сакс не ответил. Ни да, ни нет. Лишь неопределенно мотнул головой. Сказал невпопад:

– Нам повезло, что ночью не было дождя.

– Дождя? – не понял Всеволод.

– Ров, – пояснил тевтон. – Греческий огонь воды не боится, но вот дрова… Если намокнут – могут и не заняться. А без огненного рва – трудно. Без него замок не спасла бы даже твоя вылазка.

Что ж, очень может быть… Всеволод не спорил.

Своих покойников тевтоны отпевали в замковой часовне. Оттуда благородных рыцарей унесли под землю – сначала в алхимическую лабораторию. На бальзамирование. Потом – в склеп, где с погибшими орденскими братьями наедине прощался мастер Бернгард.

Всех прочих мертвецов на скрипучих повозках спустили к погосту у подножия замковой горы. Кладбище было не большим и не маленьким, но, в общем-то, приличных уже размеров. Всеволод обратил внимание на то, чего не замечал прежде, издали: над каждым могильным холмиком здесь возвышалось не по одному, а по два-три креста, сбитых из осины. От нечисти, похоже…

Дабы оберегать покой павших.

Впрочем, ненадежным оказался оберег. Вон, на одной из свежих могил осиновые кресты повалены, сам холмик – разворошен. Словно падальщик какой постарался. Да только ведь не зверь-трупоед это. Другое совсем это…

Авангард траурной процессии остановился.

– Нахтцереры! – с ненавистью процедил Конрад, глядя на потревоженное погребение.

– Упыри? – повернулся к рыцарю Всеволод.

Конрад кивнул:

– Иногда они прячутся в могилах. Если не успевают найти более подходящего убежища. Когти у темных тварей крепкие, а рыхлая землица – податлива. Могильной землей тоже ведь можно укрыться от солнца.

Всеволод вздохнул. Проклятый край. Нечисть здесь даже мертвым не дает покоя.

– Обычно нахтцереры зарываются не очень глубоко, – неожиданно добавил Конрад. На этот раз в словах рыцаря послышалось что-то хищное. По губам бывшего посла скользнула плотоядная улыбка.

А к поруганной могиле уже направляется Бернгард. А в руках у магистра – рыцарский меч. Длинный, прямой, острый, в серебре. Обнаженный…

Всеволод молча наблюдал за происходящим.

Бернгард дважды обошел разрушенный холмик, присматриваясь, примеряясь к чему-то. Остановился у изголовья могилы. Расставил ноги пошире. Поднял меч, удерживая оружие обоими руками, острием вниз – к могиле. Левая ладонь Бернгарда крепко обхватывает рукоять, правая – лежит на округлом навершии эфеса, готовая вдавить, вонзить противоположный конец тяжелого меча в разрыхленную земную твердь у ног магистра.

Тевтонский старец-воевода на миг замер над могилой, словно над поверженным противником, которого нужно и непременно должно добить.

А после…

Шумный выдох. Сильный колющий удар. Сверху – вниз. По прямой. Отвесно. Бернгард наваливается на свое оружие всем телом, приседая, сгибаясь, вгоняя меч в могильный холм.

Заточенная сталь с густой серебряной насечкой легко вошла в изрытую землю. Клинок утонул. Провалился. Целиком. По самую рукоять. Даже широкое перекрестие большого – и на одну, и на Две руки рассчитанного – эфеса глубоко впечаталось в рыхлую почву.

И – сразу…

И – тут же…

Приглушенный рык-стон, донесшийся откуда-то из-под толщи земли.

Влажные комья и куски дерна, взлетевшие в воздух.

Могила взорвалась. Будто под землей был зарыт сосуд с громовым сарацинским порошком и с запаленным фитилем.

Могила ожила. Словно погребенный в ней пожелал не восстать даже – вскочить.

Только дело-то – не в погребенном. Дело в том, кто влез в чужое погребение.

Рука… Длинная, бледная, когтистая, перепачканная жирной грязью мелькнула над могильным холмом.

Рука судорожно схватила воздух.

Рука упала издыхающей змеей. Дернулась на солнце раз, другой… Попыталась втянуться обратно.

Застыла.

Замерла.

Умерла.

Бернгард одним движением вырвал погруженный в землю меч.

Вслед за клинком взметнулся черный фонтан. Высоко вверх, прямо из могильного холма. Сильно. Густо. Обильно. Щедро орошая соседние погребения.

Фонтан, впрочем, бил недолго.

Злосчастную могилу окутала смрадная туманная дымка. Упыриная кровь истаивала, испарялась на солнце почти мгновенно. Торчавшая из земли бледная безжизненная рука тоже начинала темнеть. На грязной коже вспухали первые волдыри, которым вскоре надлежало обратиться язвами, а после – исчезнуть вовсе. Вместе с плотью нездешнего обиталища.

– Вытащить падаль, – распорядился Бернгард. – Поправить могилу. Поставить кресты на место.

Магистр отошел. Засуетились кнехты. Раскапывать могилу не стали. Поступили проще. Кто-то подвел лошадь с привязанной к седлу веревкой. Другим концом обмотали руку темной твари. Лошадка поднатужилась…

Словно старую корягу, присыпанную землей, из-под порушенного холмика выдрали труп нечисти. Конрад был прав: кровопийца закопался не очень неглубоко.

Когда упыря волокли мимо, Всеволод разглядел оскаленную пасть, забитую землей, вытаращенные и запорошенные глаза, зияющую в груди рану. Бернгард хоть и бил вслепую, но ударил точно. Видимо, сказывался богатый опыт дневных вылазок.

Рана еще кровоточила – за упырем тянулся жирный черный след. Но солнце быстро обесцвечивало его, стирало подчистую. Мертвую тварь бросили где-то за кладбищем, предоставив светилу довершать начатое.

Всеволод заглянул в оскверненную могилу. Там, на дне ямы, виднелись куски савана. Останки неведомого защитника замка лежали в земле ненамного глубже нечисти.

Развороченную могилку молча прикопали заново. Поправили холмик. Снова поставили сбитую в кресты осину. Да, конечно, ненадежная защита, но хоть что-то…

Тевтонов происшедшее, похоже, не ужаснуло нисколько. Даже не взволновало особо. Не в первой, наверное, выковыривать пришлых тварей из людских могил. Орденский священник – тот, что во время ночного боя размахивал на стене крестом и предрекал нечисти гибель в геенне огненной – наскоро пробубнил молитву над потревоженным захоронением.