— Охереть, — вслух выругался Бобруев.

Справа налево, между домами и вдоль по проспекту пробежал огромный динозавр. Бежал он целенаправленно и мимо патруля, не удостоив их даже взглядом, но от такого зрелища всё равно стало не по себе.

Но дальше — больше!

Следом за динозавром, будто живая волна, состоящая из клыков, рогов и прочих частей тела, из-за угла хлынули монстры. И брызги от этой волны уже угрожали непосредственно Антону. Несколько чёрных волков со скорпионьим жалом вместо хвоста решили чуть задержаться. Однако пока что они просто стояли и смотрели на патруль.

— Твою-то мать, — прошептал Бобруев и попятился.

— Прикырвай нас, Иван! — послышалось где-то позади. — Это прикас!

Обернувшись, Бобруев понял, что его раскосые сослуживцы уже притопили со всех ног подальше от проспекта.

Рация на его поясе вдруг ожила. Хрипы и крики сразу на двух языках то и дело резко обрывались. Иногда сменялись нечленораздельным визгом от боли и ужаса. Паника… смятение… и так по всему городу…

— Тихо-тихо-тихо, — сказал Антон, осторожно вытянул руки вперёд и шагнул монстрам навстречу. — Хорошие пёсики.

Однако пёсики не были хорошими.

С другой стороны, Антон Бобруев погиб, будучи баронским сыном. Гордо, в бою, защищая Империю. Ну а какую Империю — мертвецу уже не важно…

* * *

Григорий Афанасьевич вышагивал по кабинету взад-вперёд и очень сильно негодовал. Да, он был самым главным человеком в городе… да чего уж там? Он был самым главным человеком в регионе!

Однако почему-то не мог ни понять, ни разобраться в том, что происходит.

Никто не отчитывался о происходящем, никто не ставил его в известность, никто не советовался о том, как поступить. На него в этом море панических радиосообщений вообще не обращали никакого внимания. Не замечали. И более того, все его приказы игнорировали напрочь.

А один из его собственных ставленников, — друг детства, приехавший вместе с ним из Москвы и по совместительству новоиспечённый генерал, — так вообще нагрубил.

Люберецкий ему:

— Что происходит?

А тот ему:

— Пошёл нах*й! — и вызов сбросил.

Это что же такое? Это как же так? Губернатора Приморья, и сразу нах*й, без «привета» даже⁉

— Укрыться в здании! — с изрядной периодичностью звучало среди криков и помех из рации. — Всем укрыться под крышей, туда они не лезут!

— Ага, — кивнул Григорий Афанасьевич и подошёл к окну.

Монструозное море уже бушевало на близлежащих улицах, как будто стекаясь к его резиденции. Но… действительно! Бушевало оно очень аккуратно, даже ни один дорожный знак не пострадал.

Люберецкий от такой картины аж выдохнул.

— В безопасности, — бросил он через плечо сыну. — Пока мы здесь, мы в безопасности. Твари почему-то не лезут в дома…

И буквально в следующую секунду окно, в которое он смотрел, разбилось вдребезги, отбросив успевшего рефлекторно выставить щит князя вглубь комнаты. И теперь огромная хищная морда тираннозавра смотрела на князя в упор, так что он мог ощутить горячее дыхание зверя.

— Чип-чип! — посреди комнаты вдруг появилась лоснящаяся чернотой псина с огромной белкой на спине.

А на шее ящера появилась мужская фигура. Люберецкий даже не удивился, когда молодым мужчиной оказался прекрасно знакомый ему Артём Чернов. Не удивился, но вздрогнул всем телом.

— Привет-привет! — соскочив внутрь кабинета, Чернов помахал белке рукой.

После чего повернулся к замершим у стены Люберецким.

— Конничива, ёптить!

Глава 14

Ко́шаку

«Хайзяя, я тебя уже вижу!» — ворвался в мою голову радостный вопль Чипа.

Сам я Чипа тоже видел, комбинируя астральное и теневое зрение. А рядом с ним — двоих одарённых.

«Отлично. Ты же сейчас рядом с Люберецким?»

«Да-да, хайзяя! Зуб даваю, это точно он! Разговоры разговаривает, важный курица, а я подслушиваю!»

«Ну всё, сейчас буду! Отойди немного от окна…»

— Ярик, вон, видишь впереди, на втором этаже, фигура в окне? — спросил я у Ярозавра.

— Како не зрети, зрю, — ответил ящер.

— Вот давай прямо туда.

— Во оконце? — уточнил Ярик.

— Да!

— Прямо главою?

— Именно! — подтвердил я.

— Аки мёд испити, — хмыкнул ящер и ещё ускорился, будто перед взлётом на разгон пошёл.

Проломил декоративный забор, попортил клумбы и, оттолкнувшись, реально пролетел последние метры по воздуху в эпичном прыжке.

Звон стекла, предатель отлетает к дальней стене кабинета…

«Привет, хайзяя!» — обрадовался Чип, первым выходя из теней вместе с гончей.

Вслух это всё равно звучало как чипчипканье.

— Привет-привет! — помахал я ему рукой, соскакивая с шеи Ярозавра и тоже выходя из теней.

И только после этого небрежно глянул на Люберецкого и его… телохранителя? Гвардейца? Секретаря? Молодой уж больно. Да и похожи они между собой, так что может быть родственники. И тем даже лучше.

— Конничива, ёптить! — приветствовал я этих двоих.

И тут же вырубил младшего электроразрядом. Чтоб не мешал разговору взрослых — во-первых. Ну и вот вторых, кой чего проверить надо.

— Что ты наделал⁉ — заорал Люберецкий. — Он жив⁉

Ух как остро отреагировал! Ну явно не как на чужого. Согласен, хорошего секретаря сейчас днём с огнём не сыщешь, но чтобы так о работниках сокрушаться…

И при этом, что характерно, с места даже не дёрнулся. Знает, собака, кто к нему в гости пожаловал.

— Пока жив, — сказал я и тут же кинул догадку: — Сын?

А в ответ заминка с пыхтением, кряхтением и притопыванием ножкой. Думает товарищ, соображает, как же лучше ответить. Соврать или не соврать.

— Значит, сын, — кивнул я и двинулся к столу, потому как усмотрел там кое-что нужное и интересное.

— Не смей трогать мою семью!

— Ой! — я аж руками всплеснул. — Напомнить, сколько покушений ты на меня организовал? На меня, и на тех, кто мне дорог?

— Не смей!

— И это ещё не говоря о том, что измена такого уровня карается истреблением рода под самый корешок.

— Ах ты грёбаный… эй! — это Чип взлетел Григорию Афанасьевичу на плечо, влепил звонкую трезвящую пощёчину и спрыгнул обратно. — Какого чёрта⁉

— Никто не любит предателей, — ухмыльнулся я. — Даже белки.

— Чип-чип!

— Хватит! — Григорий Афанасьевич собрался с силами и начал играть в мужика. — Зачем ты пришёл⁉ Хочешь убить меня⁉

— Не-не-не-не-не, — сказал я и взял со стола Люберецкого часы.

Миниатюрная версия настенных. Небольшая такая коробочка из малахита на резных ножках, с циферблатом, не больше ладошки. Секундная стрелка бежала как полагается, часы исправно тикали.

— Убивать я тебя не собираюсь, — честно признался я. — Сначала тебя ждёт допрос с пристрастием, ну а потом граф Фирсов обещал устроить тебе «вечную казнь». У вас с ним теперь личные счёты, не завидую тебе…

— Фирсов⁉ — тут Люберецкий нервно хохотнул. — И как ты себе это представляешь⁉ Фирсов в тюрьме! Вся резиденция окружена разломными монстрами, и прямо сейчас сюда стягиваются все наши силы!

— Нос не трогай, — между делом бросил я.

— Чего?

— Когда блефуешь, нос не трогай, — пришлось расшифровать непонятливому губеру мою мысль. — И не потей так сильно. Палишься.

— Ты о чём⁉

— О том, что я слышал переговоры по рации. Никуда ваши силы не стягиваются. А даже если и стягиваются… ну сам посуди, Григорий Афанасьевич, — я махнул рукой в сторону окна, где, подобравшись на манер кошки перед броском, сидел Ярик. — У меня ездовой ди… ящер! И отмороженный белкус-ассасин в придачу…

— Чип-чип!

— А у тебя что⁉ Не смеши. Да и вообще, — я отмахнулся от Люберецкого. — Насрать мне, хоть всю японскую армию сюда стягивай.

С тем я подошёл вместе с часами к бессознательному наверное-сыну Люберецкого и положил их парнишке на грудь. Прежде чем действовать дальше, надо кое-что проверить.

А дело вот в чём.