– Что ж, по крайней мере это было довольно забавно, – сухо заметила Мэри.

Надевавший рубашку Джей Ди метнул на нее пристальный взгляд. Мэри Ли старалась казаться грубой. Она пыталась изобразить собственное наплевательское отношение к происшедшему так, как это сделала бы Люси. Однако Мэри не выглядела ни разбитной, ни самоуверенной. Она выглядела очень хрупкой, казалось, ей нужна защита. Но, видит Бог, Рафферти был не из тех парней, которые могут предложить комфорт и уверенность. Он и не желал, чтобы между ними существовало что-либо еще, кроме вражды. Так безопаснее. Так лучше всего.

Их взгляды встретились. В глазах Мэри – больших, глубоких, подобных двум огромным сверкающим голубым бриллиантам – светился взгляд чистый и открытый. Уголки мягкого рта безвольно опустились вниз, губы еще больше распухли от поцелуев Рафферти. Страсть вновь пробежала по его телу. И он, казалось, ничего не мог с этим поделать. Джей Ди приблизился к Мэри, привлек ее к себе, обнял и заглянул в глаза:

– Если ты думаешь, что это конец, тебе следует еще раз подумать, Мэри Ли.

Мэри часто заморгала, и у нее перехватило дыхание от перспектив, открывающихся за признанием Рафферти.

– Мы еще не кончили?

– Мы и не начинали. – Джей Ди наклонился и потерся носом о щеку Мэри, потом о шею, пощекотал мочку уха. Рука его скользнула по ее спине и застыла на ягодицах. Сжав пальцами одну из них, Рафферти застонал от вновь нахлынувшего горячего желания и прошептал: – Черт побери, мы только-только заморили червячка.

Мэри медленно открыла глаза. Она лежала в своем доме, в своей спальне, в своей кровати, тесно прижавшись к Джею Ди Рафферти: щека ее плотно прижалась к его плечу, а одна нога сплелась с его ногой. Рука Рафферти небрежно обнимала Мэри. Свет в комнате померк, сгустились сумерки. За бревенчатыми стенами все еще шумел бесконечный дождь. Струи его стекали по стеклу светового люка в потолке. Шелест дождя был единственным звуком, наполнявшим тишину. Покой. Меланхолия. День перетек в ночь. Мэри понятия не имела, который сейчас час, сколько времени уже прошло. Она не знала, проснулся ли Рафферти. Дышал он глубоко и ровно. Джей Ди не произносил ни звука. Мэри согнула пальцы левой руки и прошлась ими по густым зарослям темных волос, растущих на мощной, мускулистой груди Рафферти. Сердце его билось медленно, ритмично.

О чем думал Джей Ди? Что чувствовал? Мэри не решалась спросить, поскольку страшилась возможного ответа. Она не хотела услышать от Рафферти произнесенные тем же черствым тоном слова, которые он употребил в ночь их первой встречи. Мы переспали с ней. Дружба здесь ни при нем.

Что все это значило для Джея Ди? Утоление похотливого зуда.

А хочет ли сама Мэри, чтобы это значило больше?

Тут стоял вопрос стоимостью в шестьдесят четыре тысячи долларов. Мэри на минуту задумалась, не заглядывая в будущее, о жизни с мужчиной, которого она едва знала. Уж они-то точно не были парой, предназначенной друг другу небесами.

Боль хлынула на Мэри, точно на старую, никогда не заживающую рану плеснули соляным раствором. Все, чего когда-либо по-настоящему хотела Мэри, – это чувство принадлежности. Все, чего она искала всю свою жизнь, – место, где она могла бы обрести это чувство. Джей Ди говорил, что Мэри здесь чужая. Он не позволит ей войти в его жизнь, хотя сал» по собственному желанию будет входить и выходить из ее жизни.

Сколько раз она твердила себе, что нужно жить настоящим моментом, плыть в этом странном состоянии неприкаянности, но ей никак не удавалось заставить себя жить подобным образом. В самой глубине души хотелось большего, всегда хотелось иметь все.

Мэрили, с тобой не соскучишься.

Охватившее ее одиночество леденило душу. – Ты замерзла? – Голос Джея Ди был глубок и мягок, как мятый бархат.

Мэри прикусила губу и кивнула, чувствуя, что вот-вот расплачется. Смешно! У нее никаких причин плакать. Мэри проглотила подкативший к горлу ком, как только Джей Ди укутал ее нлечи лоскутным покрывалом.

– Очень уж ты притихла, – пробормотал Рафферти. – Слишком притихла.

Указательным пальцем он приподнял подбородок Мэри. Она села и отвернулась, но он все же успел заметить слезы, заблестевшие в ее прекрасных глазах. Вид их поразил Рафферти.

– Мэри Ли? Что случилось? Я был слишком груб? Я чем-то тебя обидел?

– Нет. – «Пока нет», – подумала про себя Мэри. Она встала, стоило только Рафферти прикоснуться к ней, так что его пальцы успели лишь скользнуть по ее обнаженной спине.

Мэри отыскала в куче валявшейся на полу одежды кирпично-красного цвета халат, подняла его и надела. Халат полностью укрыл ее, скрыв длинными рукавами даже запястья. Прекрасно! Мэри хотела запеленать себя в кокон.

Заправив волосы за уши, Мэри подошла к окну и уставилась на заливаемый дождем склон горы и сгущающуюся темень. Джей Ди с кровати наблюдал за ней. Она чувствовала на себе его напряженный, сильный взгляд, повелевающий обернуться. Когда же Мэри ему не подчинилась, Рафферти встал и подошел к ней, совершенно не стесняясь своей наготы.

– Я думала о Люси. – В душе у нее царили те же сырость и холод, что и за окном. – Интересно… вы когда-нибудь бывали вместе в этой комнате?

– Люси не имеет к нам никакого отношения.

– Ах, я ошиблась! – Мэри попыталась добавить в свой смех сарказма, но получилось так фальшиво, что она и сама поморщилась. – Я забыла. Там не было ничего личного. Только секс.

– Я уже говорил тебе, что Люси мне нравилась.

– Джей Ди, а как насчет меня? – Она взглянула на Рафферти – слишком гордая, слишком обиженная, с поднятым подбородком. – Ты будешь притворяться, что и я тебе ноавлюсь?

Рафферти невнятно выругался:

– Мэри Ли, к чему ты клонишь? Хочешь от меня каких-то обещаний? Приятных словечек? Тогда ты выбрала не того ковбоя.

Мэри покачала головой и снова взглянула в окно. Она не имела права просить у Джея Ди более того, что он уже дал ей. Мэри уже большая девочка. Она с самого начала знала, что нужно Джею Ди, – он более чем ясно давал это понять. И не его вина, что момент истины посетил ее с таким опозданием.

– Рафферти, дай мне передышку. Знаешь, эта неделька была для меня нелегкой, – тихо попросила Мэри.

Джей Ди повернул Мэри к себе спиной, обнял и крепко прижал к себе.

– Устала? – прошептал он, ласково целуя ее в висок. Из глаз у нее потекли горячие слезы. Джей Ди просто представить себе не мог, до чего же она устала! Устала постоянно быть странной чужачкой, все время испытывать неловкость, чувствовать себя не в своей тарелке. Мэри приехала в Монтану отдохнуть, освежиться, провести какое-то время с подругой. И вместо этого ей приходится выдерживать испытание на выносливость и силу.

– Знаешь, для некоторых отпуск становится сушим адом. – Слова Мэри были едва слышны за стискивавшими горло слезами.

– Иди ко мне, – прошептал Джей Ди, поворачивая Мэри к себе лицом. Прижав ее голову к своей груди, Рафферти погрузил пальцы в безнадежную путаницу ее волос. Он гладил Мэри по спине, и сердце его сжималось от жалости при звуках ее безутешных рыданий. Он не задавался вопросом, откуда в нем взялась эта болезненная нежность, – он игнорировал ее. Она не значила ничего. Просто мгновение во времени.

Мгновение, которое Джей Ди никогда не подарил бы Люси Макадам или любой другой женщине, что были у него до Мэри. Мгновение, которому не было названия, мгновение, которое какая-то одинокая часть его души хотела бы переживать вечно.

– Ты застала меня врасплох – без носового платка. Мэри фыркнула и рассмеялась, удивленная тем, что у Рафферти в такую минуту не пропало чувство юмора – то, что сейчас ей было всего нужнее. – Все в порядке. – Она утерла нос рукавом. – Это не мой халат.

Джей Ди ухватил кончик рукава и нежно вытер им слезы у нее на щеках.

– Подозреваю, что свой ты сожгла в качестве символического жеста, знаменующего протест против махровых тканей.