Я залез в машину и вырулил на дорогу, заметив, что кровь стекает с меня на сиденье. Мне пришлось протирать глаза, чтобы я смог вести машину. Отъехав на милю, я свернул к обочине и вышел посмотреть, насколько плохи мои дела. Я убедился, что в меня попали только отдельные дробины, но раны мучительно жгло, а из-за сильного кровотечения в машину было страшно заглянуть. Я почувствовал боль в макушке. В том месте, где меня зацепило дробью, на коже оказалась ссадина длиной дюйма три, но сама пуля прошла по касательной. Я разорвал рубашку, выбросил пуговицы на дорогу, стер с лица кровь и пыль и осмотрел свою руку. Пуля задела ее, оставив продольную царапину, углубляющуюся к локтю, рядом с которым она и засела. Я мог нащупать ее под кожей. Отверстие было большое. Скорее всего, картечь второго номера.

Я подумал о первом выстреле. Стрелявший стоял не дальше шести футов за моей спиной, а с такого расстояния, даже с плохим прицелом, случайная пуля не могла отлететь от остальных дальше чем на дюйм.

От второго выстрела, пуля которого только оцарапала мне голову, она должна была просто развалиться на куски, как упавшая дыня. У меня наступила реакция.

Меня охватила слабость, ноги задрожали, и мне пришлось сесть.

Я тяжело опустился на край сиденья и затянулся сигаретой, но мне не сразу удалось донести ее до рта.

Я уронил ее на дорогу в пыль, рядом с маленькими красными пятнышками и стал слушать, как где-то в лесу мирно стрекочут какие-то букашки. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки, — как же ловко они меня обошли. Они воспользовались самой старой в мире уловкой и сделали так, что я клюнул на нее, как зеленый юнец.

Они оказались ловкачами, такими ловкачами, что мне стало не по себе. Анонимная подсказка, что я могу найти кислоту, если приеду в это уединенное место, должна была сразу насторожить меня. Я обязан был отнестись к этому с подозрением, по крайней мере хотя бы проявить осторожность. Но я ничего не заподозрил. Какая-то подсказка была, и я не имел права ее не заметить. Она предупредила меня, что за мной могут проследить. А он уже ждал меня здесь, на чердаке, с заряженным дробовиком.

И этих людей я считал деревенщиной?

Доктор Морли бросил пулю на белую эмалированную поверхность стола и проворчал:

— Гм… Гусиная дробь. — Это был полный цветущий мужчина, отличавшийся не только грубовато-добродушным и сердечным отношением к больным, но и способностью, подобно хамелеону, подстраивать свое отношение к ним под их потребности. Он был большим, пышущим здоровьем и относительно толстокожим, поэтому я получил настоящее мужское лечение, сопровождаемое комментариями в стиле черного юмора:

— Вы уверены, что это не был охотник на перепелок?

— Нет, — ответил я. Может быть, позже я тоже смог бы думать о «чем-нибудь веселом, но не раньше, чем в моих ушах перестанет звучать грохот от выстрела, прогремевшего над самой моей головой. — Это была двустволка, — добавил я и слегка дернулся, потому что он наложил тампон на рану и начал перевязывать.

— О, — ухмыльнулся он, — тогда вы еще, легко отделались.

«Если не учитывать, что в следующий раз он прицелится получше», — подумал я. У меня не было ни малейшего представления ни о том, кто это был, ни как он выглядел. В любой момент могло оказаться, что он стоит у меня за спиной. Единственное, в чем я был теперь уверен, так это в том, что этот человек — не просто придурок, который орудует кислотой и проведет за это несколько месяцев в окружной тюрьме, если его поймают. Никто не станет делать операцию на мозге, чтобы вылечить обыкновенную головную боль.

— Лучше сделайте мне прививку от столбняка, — попросил я, — не могу вспомнить, когда я делал ее в последний раз, а там все было усеяно навозом.

— Хорошо, будет вам прививка, — согласился он все так же весело. — Но сначала я поставлю вам небольшую заплатку на голову. Надеюсь, вы не слишком трясетесь над своей прической?

— Нет, если только она останется у меня на голове, а не будет разбросана вокруг какого-нибудь грязного амбара.

— Вижу, вам уже лучше. Я так и думал. Значит, вы не знаете, кто это мог быть и зачем он вас преследовал?

— Нет, — ответил я.

— Вам известно, что я обязан сообщить об этом в полицию, — огнестрельное ранение.

— Конечно. — Но, судя по всему, мы с тем же успехом могли известить об этом событии клуб садоводов или ближайшее отделение литературного общества. Нам понадобится любая поддержка, которой мы сумеем заручиться.

В мотеле мне удалось приостановить кровотечение и переодеться, прежде чем я отправился на такси в город. Регистратор в приемной доктора Грэхэма сказал, что доктор уехал на срочный вызов, и порекомендовал мне обратиться к Морли, приемная которого находилась в том же здании. Их кабинеты занимали второй и третий этажи над косметическим магазином и аптекой в восточном конце Спрингер, образуя там некий оазис медицины. Я взглянул на часы и подумал, что лучше бы ему поторопиться. Было уже почти четыре, а в пять мне позвонит Лейн, к этому времени я должен уже вернуться. Теперь Морли занялся раной на моей голове — он сбрил часть волос и начал накладывать шов. Потом он сделал мне прививку от столбняка.

— Теперь вы как новенький, — сказал он, протягивая руку к телефону. — Это случилось за пределами города?

— Да, в юрисдикции шерифа.

— Гм… Давайте посмотрим. Фамилия… местный адрес. Что еще я должен им сообщить?

— Ничего, — ответил я. — Только сначала убедитесь, что вас услышит не один человек…

— Вы зайдете к ним?

— Да. Я собираюсь туда заглянуть.

Я заплатил ему за прием, заглянул в магазин и купил там дешевую соломенную шляпу, чтобы прикрыть голову от солнца и любопытных взглядов, и зашагал к зданию суда. Там меня уже поджидали — Магрудер и тот здоровенный рыжий полицейский, имени которого я не знал, потому что никто не потрудился мне его сообщить. У него были очень светлые серые глаза и выдающаяся, как гранитная скала, челюсть, а также покрытые рыжими волосами руки, слишком суетливые и суставчатые, чтобы внушать доверие. Они привели меня в одну из задних комнат и обыскали: сначала каждый по очереди, а потом все вместе, после чего швырнули меня на стул и обступили со всех Сторон, обрушив град вопросов. Очевидно, им казалось, что человек, в которого стреляли, подлежит уголовному преследованию.

Но, несмотря на все их искусство ведения допроса, я все же ухитрился рассказать им, как было дело.

— Где ваше оружие? — набросился на меня Магрудер.

— У меня не было оружия, — ответил я, — так же, как и разрешения на него.

— Вы вступили в перестрелку без оружия?

— Я не вступал в перестрелку — в меня дважды выстрелили, и я убежал. Не потому, что я настолько туп, что дожидался второго выстрела, а просто потому, что в это время я упал и лежал на земле.

— Кто этот человек?

— Я уже говорил вам — я не видел его лица, только ногу и руку. По-моему, на нем был комбинезон. А кроме этого, я заметил, — что у него довольно большие руки. Он стрелял из двустволки, мне показалось, что это очень дорогое оружие. Я слышал, что в обычном магазине двуствольного ружья с эжектором не купишь.

— Вы убили его? Куда вы спрятали тело?

— Нет, я его не убивал. Но попытался бы, если бы у меня было оружие.

— Опишите это место еще раз.

Я описал это место еще раз.

Они переглянулись и кивнули.

— Старый дом Уила Нобла, — произнес Магрудер. — Вокруг него пустырь на сотни миль, вы вполне могли спрятать тело там.

— Я думаю, что именно на это он и рассчитывал, — ответил я и закурил сигарету. Рыжий великан наклонился ко мне и выхватил сигарету у меня изо рта.

— Затопчи ее, — приказал он.

Я затоптал. Интересно, где Редфилд. Не могу сказать, что я ожидал с его стороны большей лояльности.

Но, когда сидишь и бесконечно отвечаешь на вопросы, в то время как голова раскалывается на части, а человек, который пытался тебя убить, преспокойно вернулся домой и лег спать в свою постель, в конце концов начинаешь желать, чтобы вопросы были хотя бы разумными.