Господи, это в самом деле был тот день? Неужели она забрела в какую-то странную новую временную зону и осуждена обретаться там во веки веков?

Телефон стоял на письменном столе в другом конце длинной узкой комнаты. Челис смотрела на него, пока он не расплылся у нее перед глазами. Только тут ее разум снова включился. Хорошо бы вылить в себя недопитое Бенджамином виски. Что угодно, лишь бы не нужно было снова о чем-то думать.

Впрочем, алкоголь тут не поможет. На терзавшие ее вопросы нелегко отыскать ответ, но она зашла уже слишком далеко, чтобы поворачивать обратно. Неторопливо и любовно Челис перебрала все вещи Бенджамина. Потом она укрыла его плетеным покрывалом со спинки дивана и, прежде чем бесшумно направиться к телефону, долго-долго смотрела, как он спит.

Она, оказывается, совсем забыла, каким невыразимо прекрасным и шумным бывает в деревне рассвет. Стоя в своей спальне у открытого окна, Челис смотрела, как солнце взбирается по верхушкам растущих вдоль реки деревьев и как сотни влажных от росы паутинок начинают сверкать, подобно бриллиантам. В мимозе, что касалась ветвями ее балкона, собралась на завтрак стайка молодых соек и тут же затеяла громкую перебранку.

Из боковой двери появился Бенджамин. Она молча смотрела, как он забирается в грузовик и выворачивает в сторону конюшни. Только когда он миновал второе заграждение, она решилась спуститься вниз и позвонить дяде.

Спустя сорок пять минут они с Леонардом Кеньоном уже ехали в Куотер-Мун на его старом верном «седане».

— Ты хотела о чем-то поговорить, девочка? — выпытывал он у нее, но она только страдальчески качала головой. По телефону она сказала лишь, что ей нужно в Куотер-Мун, и чем быстрее, тем лучше.

— Я заеду за тобой через полтора часа, — сообщила она Уолту. — У тебя будет куча времени.

Он рассеянно кивнул, в седьмой раз взглянул на часы и поинтересовался, не проснулась ли уже, по ее мнению, Лара.

Стеффи и Леонард упорно напрашивались в провожатые.

— Милая, я почти совсем уже отдалился от людей и никого не вижу, кроме Стеффи да врача. Так дай уж мне хоть попереживать, глядя, как другие улетают в неизведанные края, — просил ее дядя, едва не плача.

— Это Нью-Йорк неизведанные края? — возражала Челис, любовно обнимая его за талию. — А, впрочем, почему бы и нет? Может быть, где-нибудь в дебрях Центрального парка я наткнусь на живого-здорового доктора Ливингстона .

— Держись подальше от дебрей Центрального парка, — с шутливой строгостью предупредил он ее. — Дома тебе всегда найдется работа, дорогая. — Старик внимательно посмотрел на ее бледное лицо. — У меня в этих краях до сих пор еще немало связей.

Челис отвернулась, чтобы не потерять самообладания и скрыть внезапно нахлынувшее на нее желание. Она суеверно скрестила пальцы, чтобы Бенджамина еще не было дома, когда она вернется за Уолтом, и удача ей улыбнулась. Только бы не вспоминать о нем, пока она не окунется с головой в работу:, тогда справиться с болью будет легче. Но если она сейчас же отсюда не уберется, то может не выдержать взгляда добрых дядиных глаз.

Челис напомнила Уолту, что пора идти к выходу на посадку. Было еще рано, но она надеялась, что никто этого не заметит, поскольку рейсы все равно не объявлялись.

Когда они произносили последние прощальные слова у стеклянной двери перед барьером, Челис внезапно почувствовала, как по ней пробежал холодок. Обреченно повернув голову, в другом конце переполненного зала ожидания она увидела Бенджамина. Наверное, от автостоянки до здания он бежал, потому что до сих пор не мог отдышаться. Поймав его обвиняющий взгляд, Челис нагнула голову и запечатлела поцелуй на щеке у тети, а потом повернулась к дяде, обняла его за шею и позволила на мгновение выплеснуться невыносимо распиравшей ее любви. Старик, как будто все поняв и приняв на себя роль заместителя, легонько потрепал ее по плечу и пробормотал:

— Ну будет, будет, милая, все наладится, потерпи — и увидишь.

Схватив сумку с персиками и всякой домашней снедью, которой ее наградила тетя, Челис бросилась во вращающиеся двери, прошла через контроль и зашагала по мраморному полу коридора, так и не оглянувшись, чтобы узнать, поспевает ли за ней Уолт.

Он готов был ее ударить! Он готов был схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока эти точеные кости не посыплются из нее, как семечки из высушенной тыквы!

Бенджамин все стоял и беспомощно смотрел, как ее узкая спина в зеленоватом платье удаляется по коридору, а за ней трусит Уолт Грегори, похожий на кроткого пуделя. Нет, черт бы его побрал, скорее на афгана — показушного, дорогого и непроходимо глупого. Уолт ничего не сможет понять в такой женщине, как Челис, не сможет ее оценить. И тем более не сделает счастливой.

— Я дам ей месяц, — с болью пробормотал он, вглядываясь сквозь стеклянный барьер. — Самое большее месяц, а потом поеду за ней.

Приятно было вернуться к повседневным заботам. Возвращаться вообще приятно! Если она все время будет себе это повторять, затвердит это, как «Отче наш», то, возможно, в конце концов все же в это поверит.

Но, как ни истязала себя Челис бодрыми уговорами, угнетающе-серые краски Манхэттена мучили ее утомленные глаза, а грубый, резкий шум раздражал. Уехав из дома… да нет, не из дома, ее дом здесь… и все же, уехав из округа Дэйви в разгар лета, она только еще острей ощутила этот контраст.

Она стояла перед своим шкафом со стремительно растущей картотекой. Пальцы ее были зажаты между «Нотрис и Клайн, журналисты» и «Нэпп, Эврил Джеймс», а сознание унеслось на знакомое узкое извилистое шоссе рядом с Куотер-Муном, по которому она ездила в Уинстон-Сэйлем через чудесный городок Клеммонс. Потом видение стало отчетливей: густая тяжелая листва деревьев в полном летнем облачении отбрасывает дымчато-синие тени на буйную зелень луговин, обрамленных зарослями цветущей ежевики. То тут, то там, словно балуясь, сквозь убаюкивающую дымку проглядывает ручеек.

Она безжалостно оборвала свои мечтания. Ясно, что такие буколические картинки можно найти в любом округе, вплоть до штата Нью-Йорк. Прошло уже почти две недели, пора от этого избавляться, иначе она снова попадет прямиком под неусыпное наблюдение доктора Адельберга.

— Челис, ты не забыла? В час мы обедаем с Таунсендами, — напомнил ей из дверей Уолт.

Ее улыбка вышла довольно унылой. Уолт еще дважды просил ее выйти за него замуж и становился совершенно глухим, когда она пыталась дипломатично отказать. Меньше всего ей хотелось заключать с ним какое бы то ни было соглашение. Похоже, ей придется действовать решительно, чтобы заставить его смириться с ее отказом.

Тем же вечером, засидевшись за кофе с сыром в одном из заведений, где Уолт был завсегдатаем, Челис почувствовала, как краска сходит с ее лица.

— Челис, ты слышала, что я сказал? — повторил Уолт. — Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?

Ее пронзило разочарование, плечи поникли. Это был не Бенджамин. Просто другой высокий мужчина крепкого сложения в скромном, но хорошо скроенном костюме своей осанкой, манерой держать черную, подернутую сединой голову напомнил ей того человека, который, жестоко насмеявшись, свел на нет все ее усилия восстановить здоровье.

Это случалось с ней уже в четвертый или в пятый раз с тех пор, как она бежала от гневных недоумевающих глаз Бенджамина в аэропорту. И пора бы этому прекратиться, в отчаянии твердила она себе. Это просто еще одно проявление ностальгии, всего лишь затянувшаяся безрассудная влюбленность, обостренная вспыхнувшим дома вожделением. Но скоро она сможет выбросить все это из головы, ведь теперь ее снова всецело захватила работа.

Перед спешным отъездом домой в прошлом месяце у нее был полный сумбур в голове. Теперь, некоторое время спустя, она отлично видела, что дело было в общем переутомлении. В пословице спину верблюду ломает всего лишь одна лишняя соломинка, а у нее их было целых две: нежданное наследство Джорджа и предложение Уолта.