— … Полагаю, текущая ситуация стоит достаточно остро, чтобы придать ей статус кризисной и принять немедленное решение по ее ликвидации! Ваши шифры и регулярные войска способны экстренно пресечь, высечь и рассечь изменников короны и еретиков, а также…

— Многовато на себя берете Имерия, — фыркнул Корр Эр Вихт. Его отполированную до зеркального блеска голову покрывали крючки татуировок со святыми писаниями, — каждый приверженец моей церкви окажется под угрозой. Неужели вы хотите брать всех под одну гребенку основываясь на инциденте, устроенном горсткой террористов? В котором, попрошу заметить, пострадали и мои люди.

— Слишком организованных террористов, — кисло, как долька того лимона в его кружке, заметил Имерия Сквар, зачерпывая чайной ложкой пудинг, — и я не представляю себе никого, кроме вас, Вихт. Никого с таким количеством власти, способным подчинить и направить слепой гнев в самое сердце моей веры.

— Неужели, — пожилой сановник в красной сутане сложил руки в замок уперев сверху массивный подбородок. Меж татуировок промелькнули складки морщин, — о Корр Эре Дорузе вы видимо позабыли? Или вы знаете о ее бесследной пропаже чуть больше, нежели мне известно?

Имерия молча покачал головой, сосредоточившись на пережевывании пудинга.

— Час от часу не легче. Господа, вам не кажется, что все это пустая болтовня? Сидя здесь, мы проблему не решим. — вздохнул Бальдер, сосредоточено водя пальцем по обручу кубка, — и даже не отсрочим, а лишь усугубим своим бездействием.

Орнот наблюдал за этим как завороженный гипнозом дурачок, а когда кубок коснулся губ короля, когда кадык задергался от глотков, сердце пропускало по удару. Калейдоскоп воспоминаний болезненным фантомом замерцал перед глазами. Похоже данное ощущение превратиться в традицию, которую волей не волей, а соблюдать придется. Еще вереница памятных обрывков: Вот он пытается привести друга в чувство, затем тащит его по ночному коридору хрустального дворца. А вот дрожит, глотая слезы, вонзает острый стилет под кожу монарха и ведет полукругом, пока сталь не сталкивается с другой… Будет о чем рассказать детям, если он не сойдет с ума раньше, если вообще доживет.

— Предлагаете выйти нам на улицы? — Трясучка фыркнул, отбрасывая ложку в сторону, — Напороться на нож обезумевшего фанатика или перепуганного от страха гражданина? Пахнет самоубийством. Глупым и неоправданным.

— Во имя Зодиаков! Какое же ты ссыкло! Самоубийством было назначит главой церкви дряхлого старика, — Вихт ткнул пальцем в своего оппонента, — будь у него стержень и авторитет, никакая бы шваль не полезла из своих нор. И тем более не посмела бы сунуть нос с целью осквернить священное место!

— Да ты что? — едко прошипел Сквар, — Меня боялись! Меня уважали! А ты не способен собственный хер удержать в штанах, не говоря уже о кучке психопатов, которые ни во что не ставят ни тебя, ни твои законы!

— Ах вот как, уж кто бы говорил! — взъярился Вихт, резко вставая из-за стола так, что стул покачнулся и упал за спиной, — Я соблюдаю обет целомудрия, соблюдаю пост! И в отличии от тебя, Имерия, не погряз в греховных пороках, как распутная девка на именинах! Уверен, более чем, уверен, что на твоих скорых похоронах, я произнесу прощальную речь, не забывая упомянуть о всех твоих неисчислимых заслугах в том безнадежно малом кругу людей, которым ты дорог. Скажу им, каким ты был на самом деле! Достойным человеком, меценатом, примерным семьянином и любимцем шлюх! — до чего же театрально выступает, подумалось Орноту, настоящий оратор, — Все всплакнут, утрутся платочками и одобрительно закивают. Нет! Не перебивай меня, Имерия! А потом я скажу, как нам и каждому наркоторговцу от Энкёрста до Исчезнувших Земель будет очень не хватать такого прекрасного человека. И поднимем же бокалы за почтенейшего Имерию Сквара, что скоропостижно скончался от беспробудного пьянства, так, как того всегда и желал. Авир!

Вот и все, маски благородных и уважаемых людей слетели, остались только озлобленные собачонки лающие друг на друга без особого повода.

— Вы слышали, Ваше Величество?! — Сквар тоже встал, не так резво, как более молодой Корр Эр, но для своих годков на удивление резво. Еще не известно, кто на чьих похоронах речи толкать будет, — Этот пронырливый, завистливый хорек пожелал мне смерти! Из его гадких уст льется ложь, как слюни с пасти бешеного пса. Уверен за всем стоит он, мстит за… за то, что остался не удел! Моя похоть ни идет ни в какое сравнение с алчностью и жаждой власти, пожирающих изнутри этого мерзкого паразита, распирающего от злости и негодования и… и…

— И вы закончили вашу утомительную беседу, — от этого голоса, строгого и спокойного, у Орнота пробежали мурашки по загривку, — иначе Его Величество сочтет себя третьим лишним в вашем жарком диспуте. Или балагане, если называть вещи своими именами. А потом ему станет скучно, а по предыдущему опыту — скучающий монарх — вешающий монарх. Вам бы не хотелось встречать закат болтаясь в петле, не так ли?

— Епископ, — оба захлопнули рты и сели на место, будто нашкодившие детишки в присутствии взрослого дяди. Даже Вихт, поднимая стул, смотрел с уважением и страхом на Френсиса Рэдхарта. Как смотрел каждый в стране, обладая толикой мозга.

Бальдер кивнул Френсису, тот конечно этого не увидел, но может почувствовал? Кто знает, этот слепец умел удивлять.

— Вы должно быть устали с дороги, Френсис? Орн, будь добр, подай герцогу стул.

— Благодарю, — Френсис выглядел безупречно, как и всегда. Идеально чистая одежда, идеальные манеры, идеальное фарфоровое лицо с застывшей миной презрения ко всему сущему, — ваш советник хоть на что-то пригоден, в отличии от тех упрямых ослов, что вы зовете шифрами.

— Смею предположить речь о ком-то конкретном. Мартин бывает, кхм, — король старался подобрать нужное слово, остановившись на нейтральном, — упрямым.

— Непокорным. Опасное качество для военного. Это лишь на первый взгляд, солдат — звучит гордо. А вот «человек с ампутированной свободой» — уже не так ласкает слух, однако ближе к истине. Это их рок, их бремя. Пусть несут его с гордостью, с высоко поднятой головой, — Епископ расплылся в ухмылке, постукивая тростью о край стола, — а те, кто дерзнет поднять глаза повыше, могут за сиянием генеральских звезд, узреть блеск лезвия палача.

— Я приму ваши слова и хорошенько их обдумаю, — король отбился учтиво-холодным тоном.

Орн потянулся к бутылочке цилийского белого. У него была навязчивая идея истребить все дворцовые запасы, пока очередной вельможа не траванулся. Но такими темпами он скорее скончается от цирроза.

— Душа моя, — Френсис поймал советника за рукав, так, что тот едва не опрокинул бокал, — от вас разит как от мясника на скотобойне. Запах крови я узнаю везде. Больно неучтиво сидеть за одним столом со своим сюзереном, будучи перемазанным кровью и дерьмом. Вам так не кажется?

Священник хоть и был слеп, но его серые затянутые туманной пеленой глаза, казалось, видят всех насквозь. Он точно знает про Бальдера.

Они с Мартином все знают.

— Ам, я…

МЯСНИК! УБИЙЦА! О ДА! ПРИЗНАЙСЯ УЖЕ ИМ! СКОЛЬКО МОЖНО ДЕРЖАТЬ ЭТО В СЕБЕ, ВОТКНИ БЛЯДСКУЮ ВИЛКУ В ГЛОТКУ ЭТОМУ СЛЕПОМУ ИДИОТУ! ЖИВЕЕ, ПОКА ОН НЕ РАСТРЕЗВОНИЛ НАШ МАЛЕНЬКИЙ СЕКРЕТИК.

Однако ничего кроме запаха перезревшего винограда его нюх давно не воспринимал. Может и впрямь от него пахнет смертью? А все эти улыбки, снисходительные взгляды не более чем лукавство. Они видят костлявую за его спиной и тихо глумятся. Вместе с шутами не смеются. Только над ними.

— Орн, тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок. Мне нужен мой советник, а не его безликая тень.

БЕЗЛИКАЯ! БЕЗ ЛИЦА, НУ ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ДА?!

— Д-да, — спину прошиб ледяной пот, голос в голове ехидно посмеивался, переходя на истеричный хохот, — пожалуй, Баль… вы правы Ваше Высочество. Я уже…

— Уже уходите, — докончил Френсис, — ваше амбре невыносимо настолько, что мешает трезво мыслить.

— Извините, — сухо сглотнул Орн, — позвольте откланяться.