Другими словами, большая часть работы, которую нам нужно выполнить, состоит в том, чтобы сделать низшие (и основополагающие) волны более здоровыми в их собственном контексте. Главные реформы не будут сосредоточены на том, чтобы возвысить небольшую группу бумеров до второго порядка, а на том, как накормить миллионы голодающих на самых базовых волнах; как обеспечить кровом миллионы бездомных на простейших уровнях; как предоставить здравоохранение миллионам людей, не имеющих к нему доступа. Интегральное видение – это одна из наименее актуальных проблем, которые на сегодняшний день стоят перед нашей планетой.

Позвольте мне прояснить эту мысль при помощи статистики, подсчитанной д-ром Филлипом Хартером из Медицинской школы Стэнфордского университета. Если мы сконцентрируем все население планеты до размеров деревни в 100 жителей, то получим следующее.

В этой деревне будет:

57 азиатов, 21 европеец,

14 североамериканцев и южноамериканцев,

5 африканцев, 30 белых,

70 небелых,

6 человек будут владеть 59 % мирового богатства, все 6 будут из США.

80 будут жить в неблагоприятных жилищных условиях,

70 не будет уметь читать,

50 будут иметь проблемы с недоеданием,

1 человек будет иметь высшее образование,

1 человек будет иметь компьютер.

Таким образом, как я предложил, интегральное видение – это наименее актуальный в данный момент вопрос в контексте всей планеты. А вот проблема здоровья всей спирали в целом и особенно ранних волн развития взывает к нам с этическим требованием, которое невозможно игнорировать.

Тем не менее преимущество интегрального сознавания второго порядка в том, что оно более творчески подходит к вопросу решения этих актуальных проблем. Благодаря панорамному видению оно способно предлагать более обоснованные и эффективные решения. А посему именно наши органы управления крайне нуждаются в более целостном, или интегральному подходе. Именно наши образовательные институты, опьяненные деконструирующим постмодернизмом, отчаянно нуждаются в более интегральном видении. Именно наши бизнес-практики, пропитанные фрагментарными интересами, вопиют о необходимости более сбалансированного подхода. Именно наши здравоохранительные учреждения могли бы извлечь огромную пользу из мягкого милосердия интегрального подхода. Именно лидеры наций могли бы оценить более всеобъемлющее видение их же собственных возможностей. Во всех этих случаях, а также во многих других, мы и вправду могли бы воспользоваться интегральным видением, с пользой для этого слегка свихнувшегося мира.

Наука и религия, наука и религия, наука и религия… Вопрос соотношения науки и религии на самом деле свел бы с ума человечество, если бы только человечество имело достаточную чувствительность. Пока же вопросу их соотношения уготована судьба всего лишь одной из тех проклятых диад – таких как разум и тело, сознание и материя, факты и ценности, – которые остаются колючками, назойливо колющими философов. Обычные мужчины и женщины, однако, всегда свободно опирались как на науку (или своего рода технико-эмпирическое знание), так и на религию (или своего рода смысл, ценность, трансцендентальное предназначение или вездесущее присутствие). Тем не менее каким же образом мы можем их совместить – если выразиться словами Шекспира: «Вот в чем вопрос».

Одно очевидно: любое по-настоящему интегральное видение, или Теория Всего, должно будет так или иначе примирить науку и религию.

В ряде книг я специально касался этого деликатного вопроса.[64] Уверен в том, что в этих книгах предлагаются доводы, которые ускользают от внимания в обычных дебатах о науке и духовности (эти доводы я приведу ниже). Я также подозреваю, что этими доводами в большинстве своем будут продолжать пренебрегать, ведь они взывают к прямому переживанию Духа, а не просто размышлениям о Духе. Иными словами, в данный спор я пытаюсь привнести духовность созерцательную, или духовность, основанную на прямом переживании, тогда как большинство пишущих на эту тему авторов хотят обсуждать связанные с вопросом философские или научные идеи: их интересует не прямой опыт, а умозрительные абстракции. Дело обстоит так, словно бы ученые при обсуждении гавайских пляжей, вместо того чтобы полететь на Гавайи и испытать все на своем опыте, просто берут с полок книжки по географии и изучают их. Словно они изучают карты, а не саму территорию, и факт этот всегда приводил меня в замешательство.

Безусловно, есть место для того и другого: как для непосредственного духовного опыта, так и для более точных карт и моделей подобных переживаний. И конечно же, оба компонента жизненно важны для любого претендента на звание Теории Всего. Что ж, давайте приступим к рассмотрению этого вопроса.

Многие теоретики предложили собственные систематизации типовых позиций, которые исторически практиковались применительно к вопросу соотношения науки и религии. Все подобные систематизации, по сути, весьма сходны, они охватывают диапазон от противостояния науки и религии до их мирного сосуществования, взаимовлияния и взаимообмена и попыток интеграции.

Иэн Барбур, к примеру, приводит следующую систематизацию: 1) Конфликт: наука и религия воюют друг с другом; одна сторона считает себя правой, а другую неправой, и точка. 2) Независимость: и одна, и другая могут быть «истинны», но их истины относятся, по сути своей, к разным сферам, между которыми практически нет связи. 3) Диалог: наука и религия могут извлечь пользу из взаимного диалога, в котором несводимые истины каждой из них могут взаимодополнять друг друга. 4) Интеграция: наука и религия являются частями «большей панорамы», которая полностью интегрирует соответствующий вклад, совершаемый ими.[65]

Юджени Скотт предлагает такую систематизацию: 1) Война: наука берет верх над религией или религия берет верх над наукой; смерть поверженному. 2) Отдельные сферы: наука занимается вопросами фактов о природе, религия занимается духовными вопросами; они ни конфликтуют друг с другом, ни находятся в согласии. 3) Приспособление: религия приспосабливается к фактам науки, использует науку для реинтерпретации, но не отвержения своих сущностных теологических верований; одностороннее воздействие. 4) Вовлечение: и наука, и религия приспосабливаются друг к другу, взаимодействуя в качестве равных партнеров; двустороннее взаимодействие.[66]

В книге «Свадьба рассудка и души» я предлагаю собственную классификацию наиболее распространенных позиций. Ниже ее краткое изложение:

1. Наука отвергает религию. Это одна из наиболее распространенных позиций среди современных ученых, наиболее агрессивно выраженная в деятельности таких мыслителей, как Ричард Докинз, Фрэнсис Крик и Стивен Пинкер. Религия, попросту говоря, либо пришедшее из прошлого суеверие, либо в лучшем случае, приспособительная уловка, используемая природой для воспроизводства биологического вида.

2. Религия отвергает науку. Типичное возражение фундаменталистов состоит в том, что наука – это часть падшего мира, а посему у нее нет доступа к реальной истине. Господь сотворил мир (включая и всю его палеонтологическую летопись) за шесть дней, и этим все исчерпывается. Библия – это буквальная истина, тем хуже для науки, если она с этим не согласна.

3. Наука и религия занимаются разными сферами бытия, а посему могут мирно сосуществовать. Это одна из наиболее продвинутых позиций, имеющая две версии – «сильную» и «слабую».

«Сильная» версия: эпистемологический плюрализм. Согласно ему реальность состоит из различных измерений, или планов (таких как материя, тело, ум, душа и дух), а наука занимается преимущественно низшими планами материи и тела, тогда как религия занимается преимущественно высшими планами души и духа. В любом случае и наука, и религия – равные компоненты «большей панорамы», которая достаточно просторна, чтобы включить обе, и уникальный вклад каждой из них можно интегрировать в эту панорамную картину. Традиционная версия Великой цепи бытия попадает в эту категорию (см. рис. 4.3, стр. 111). В число представителей подобного общего воззрения можно включить Плотина, Канта, Шеллинга, Кумарасвами, Уайтхеда, Фритьофа Шуона, Хьюстона Смита и Иэна Барбура.