Неловкой, полуобморочной походкой Джули возвращается к нам.
— Джули, мне очень жаль, — говорит Россо, коснувшись ее плеча.
— Все в порядке, — шмыгает носом она, уставившись себе под ноги. Голос у нее такой же, как и глаза, — болезненный и выжатый до предела. Теперь, научившись, я хочу плакать за нее. Джули осталась сиротой, но она не просто несчастный ребенок. Рано или поздно горе возьмет свое, но пока она еще здесь, с нами, и с ней все хорошо.
Россо гладит ее левой рукой по голове и заправляет за ухо непослушную прядь. Джули прижимает его мозолистую ладонь к щеке и слабо улыбается.
Полковник поворачивается ко мне и вглядывается в мои глаза:
— Ты Арчи, да?
— Просто Р.
Он протягивает руку, и, преодолев секундное замешательство, я протягиваю свою. С перекошенным лицом он терпит рукопожатие, стоически игнорируя боль в запястье.
— Сам не знаю почему, — говорит он, — но я счастлив познакомиться, Р.
И поворачивается к люку.
— У нас будет завтра общее собрание? — спрашивает Нора.
— Объявлю, как только спущусь. У нас теперь куча дел. К тому же, — добавляет он, бросив взгляд на отступающее костяное воинство, — мне очень интересна ваша точка зрения на то, что сегодня произошло.
— У нас найдется пара теорий, — обнадеживает его Нора.
Россо спускается вниз, осторожно опираясь только на левую руку. Нора смотрит на Джули. Джули кивает. Улыбнувшись нам по очереди, Нора исчезает вслед за Россо. Мы на крыше одни. Прищурившись, Джули рассматривает меня, как будто видит в первый раз. Вдруг в ее взгляде появляется удивление.
— Боже мой, — ахает она. — Р, у тебя… — Протянув руку, она отрывает мне пластырь со лба и щупает то место, куда воткнула нож в день нашего знакомства. Ее палец окрашивается красным. — Р, у тебя кровь идет!
Стоит ей это сказать, как я замечаю и другое. Острые уколы по всему телу. Все болит.Ощупываю себя и обнаруживаю, что одежда в крови — не мертвой и черной, засорявшей когда-то мои вены, а настоящей, яркой, живой и красной.
Джули давит мне на грудь ладонью, так сильно, как будто испытывает какой-то прием кун-фу. И, под давлением ее руки, я чувствую. Шевеление глубоко внутри. Пульс.
— Р! — чуть не визжит Джули. — Да ведь ты… живой!
Она бросается мне на шею и обнимает крепко-крепко, до треска якобы сросшихся костей. Снова целует и слизывает соленую кровь с моей нижней губы. Ее тепло просачивается в мое тело, и наконец мое собственное тепло дает отпор. Джули вдруг замирает. Чуть отстранившись, она смотрит вниз. На ее лице появляется задумчивая улыбка.
Тоже смотрю вниз, хотя в этом и нет нужды. Я все чувствую. Горячая кровь пульсирует по моему телу, переполняет капилляры, зажигает каждую клеточку, как салют в День независимости. Я чувствую все мои атомы, они переполнены восторгом и благодарностью за второй шанс, на который они не смели и надеяться. Шанс начать заново, шанс жить и любить по-настоящему, вечно гореть в огне, а не лежать в грязной могиле. Целую Джули, чтобы она не заметила, как я краснею. Мое лицо ярко-красное и такое горячее, что растопит даже сталь.
Ну что, мертвяк,— произносит голос в моей голове, и в животе снова что-то шевелится, но это скорее тихий толчок, чем пинок. — Мне пора. Ты уж извини, что не останусь на твою войну. Но у меня тут своя. Мы ведь и так победили, правда? Я чувствую. Наши ноги дрожат, как будто земля ускоряется и сходит с предначертанной орбиты. Страшновато, а? Как будто на этом свете есть хоть что-то стоящее, что не казалось поначалу страшным. Не знаю, что ждет тебя впереди, но что бы ни ждало меня, я своего не упущу. Не заклюю носом на середине предложения и не спрячу книгу в ящик. Не в этот раз. Сбрось пыльные одеяла апатии, отвращения и иссохшего цинизма. Я хочу эту жизнь во всем ее дурацком, прилипчивом несовершенстве.
Ну что ж.
Ну что ж, Р.
Началось.
ШАГ ТРЕТИЙ
Живу
Нора Грин и генерал Россо стоят перед огромной толпой на площади у главных ворот. Нора волнуется. Жалеет, что не покурила с утра, но тогда ей это показалось неуместным. Она хотела сохранить ясную голову.
— Значит, так, — во всю мощь своего голоса начинает Россо, пытаясь докричаться до самых дальних рядов — тех, кому не хватило места на площади и пришлось толпиться на ближайших улицах. — Как мы вас ни пытались подготовить, поначалу, конечно, вам может стать… неуютно.
Здесь собрались не все, а только те, кто хотел прийти. Остальные прячутся за запертыми дверями с винтовками в обнимку. Нора надеется, что рано или поздно и они выйдут посмотреть, что происходит.
— Я лишь повторю, что вы в полной безопасности, — продолжает Россо. — Все изменилось.
Он смотрит на Нору и кивает.
Солдат открывает ворота, и Нора кричит:
— Заходите, ребята!
Один за другим, все еще неловкими шагами, но более-менее по прямой, они заходят в Стадион. Полу-мертвые. Почти-живые. Под взволнованный ропот толпы зомби выстраиваются у. ворот.
— На самом деле их гораздо больше, — объясняет Нора. — И становится больше с каждым днем. Они пытаются исцелиться. Они пытаются уничтожить чуму. И мы должны им помочь.
— Как? — выкрикивает кто-то.
— Мы будем ее исследовать. Зажмем ее в угол и так надавим, что рано или поздно добьемся ответов. Этого маловато, конечно, но нужно же с чего-то начинать.
— Поговорите с ними, — добавляет Нора. — Поначалу будет страшно, но все равно — посмотрите им в глаза. Представьтесь и спросите, как их зовут.
— Не бойтесь, — говорит Россо. — Каждого из них будет постоянно сопровождать солдат. Но попытайтесь поверить, что они не причинят вам вреда. Нужно хотя бы попробовать поверить, что это сработает.
Нора отступает в сторону. Живые осторожно приближаются к зомби. Солдаты опасливо держат винтовки наготове. Зомби во всей этой неловкой ситуации держатся с удивительным терпением. Просто стоят и ждут, не обращая внимания на красные точки, дрожащие у них на лбах. Некоторые даже пытаются добродушно улыбаться. С надеждой скрестив пальцы за спиной, Нора присоединяется к остальным.
— Привет.
Она поворачивает голову. На нее смотрит один из зомби. У него белесая бородка и тонкие, искромсанные губы. Как и все прочие его раны, они, похоже, заживают. Зомби делает шаг в ее сторону и улыбается.
— Э-э, привет, — отвечает Нора, задрав голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В нем, наверное, метра два. Он чуть-чуть грузноват, но под футболкой играют мышцы. Его затылок совершенно лыс и блестит, как сероватая жемчужина. — Я Нора, — представляется она, накручивая на палец прядь волос.
— А я М… М-маркус, — сообщает зомби бархатным баритоном. — А ты самая… красивая женщина… из всех… что я встречал.
Нора хихикает и нервно дергает себя за волосы.
— Вот это да. — Она протягивает зомби руку. — Приятно познакомиться… Маркус.
Мальчик бежит по аэропорту. В коридорах темно, но ему не страшно. Он мчится через ресторанный дворик, мимо темных вывесок и сгнивших обедов, недопитых банок пива и недоеденной тайской лапши. Из соседнего коридора до него доносится костяной лязг. Даже не притормозив, он быстро сворачивает в другой коридор. Кости теперь стали очень медленными. С ними что-то произошло, когда папа впервые привел в аэропорт приемную маму. Теперь они только и делают, что бесцельно бродят по коридором, как пчелы в разгар зимы. Или стоят неподвижно, как устаревшие механизмы, ждущие замены.
Мальчик несет коробку. Пустую, но тем не менее руки у него заняты. Забежав в соседний коридор, он останавливается передохнуть.
— Алекс!
Перед ним возникает его сестра. У нее тоже коробка, а пальцы облеплены скотчем.
— Ты все, Джоан?
— Ага!
— Ладно, давай еще сбегаем!
Они бросаются по коридору. Стоит ступить на пешеходную ленту, включается электричество, и пол вздрагивает у них под ногами. Мальчик и девочка бегут босиком со скоростью света, скачут вперед, как олени, а позади плывет утреннее солнце. В конце коридора они чуть не сталкиваются с другой группой детей с коробками.