Эбенайзер кивнул. Он слишком хорошо помнил, как они покидали подземный порт, проходя через ряд магических врат.

— Как думаешь, долго нам?

— Каравелла быстрая и легкая. Корабль, который мы преследуем — одномачтовый и с глубоким хранилищем для груза. Он был полностью заполнен. По словам капитана, если придерживаться курса, указанного Хранителями, скоро мы его нагоним. Если не сегодня, то завтра уж наверняка.

— Хорошо, — твердо сказал дворф. Он провел по тарелке небольшим куском хлеба, который потом запихнул в рот. — Как говориться в старой поговорке «Ничто так не успокаивает желудок, как запах крови врага».

— Я такой не помню, — пробормотала Бронвин. — Должно быть, это дворфская пословица.

Эбенайзеру показалось, что голос женщины звучит слегка изможденно. Он пристально посмотрел на неё.

— Ты сама вся зеленая. Морские путешествия тебе не по душе, как я вижу.

— Нет.

Её короткий и мрачный ответ говорил об истории. Истории, которую, по мнению Эбенайзера, ей было бы полезно рассказать.

— Значит, ты путешествуешь не первый раз?

— Второй.

Она взглянула на дворфа. На лице её застыло упрямое выражение. Было ясно, что она не желала об этом говорить. Но отвязаться от Эбенайзера было не так уж легко. Он выжидающе кивнул, приглашая её продолжить рассказ. Когда результата не последовало, он слегка наклонился вперед и приподнял брови.

Со вздохом, Бронвин сдалась.

— Меня забрали на юг после налета на мою деревню. Мне было года три, может быть — четыре.

— Камни, — пробормотал он. Мысль о ребенке, любом ребенке, пережившим ужас морского путешествия, заставляла кровь кипеть от ярости. По его личному мнению, ярость куда лучше бурлящего живота. Рассерди его кто-то в начале путешествия, и он не оказался бы в подобном состоянии.

— Тяжело, особенно для такого маленького ребенка, — мрачно сказал он.

— Так и есть. — На мгновение, она замолчала. — Я никогда не видела моря.

Взгляд Эбенайзера скользнул по бесконечным серебристым волнам. Сглотнув, он заставил себя вернуться к перистым облакам, усеивающим небо.

— Невелика потеря.

— На плохую вещь всегда найдется что-то похуже, — заметила Бронвин. — По крайней мере в этот раз у меня был выбор. Первую поездку я провела в трюме, вместе с быть может дюжиной других заключенных.

Заключение. Дворфу не удалось подавить дрожь.

— Это похуже, — признался он.

Некоторое время, они сидели молча. Эбенайзер поймал взгляд Бронвин, который остановился на его поясе, и проследил, как он скользнул к кожуху с вином. Дворф заменил его в Скуллпорте. Горящий Тролль, какой бы скверной таверной он не был, держал в запасе кое-что для дворфов. Развязав веревку, которая удерживала кожух на поясе, он передал его Бронвин. Она откупорила его и сделала глубокий уверенный глоток. К удивлению Эбенайзера, она выпила мощный спирт — известный среди дворфов, как «расплавленный митрил» — не разу не кашлянув и не сплюнув. Он не знал людей, способных справиться с этим, во всяком случае, без практики. Может быть, подумал он, у неё достаточно опыта в общении с дворфами и их путем. Вероятно, позже у него появится соблазн обдумать эту тщательнее.

Закрыв кожух, Бронвин с благодарностью вернула его назад.

— По какой-то причине я была единственной, кого не сковали цепями. Полагаю, они обращались со мною достаточно хорошо. У меня было вдоволь еды, одеяла и уголок для сна. Даже пара игрушек. Участью остальных было рабство — они говорили об этом, плакали об этом. Но, думаю, не рабство ждало меня. Не тогда.

— Что случилось? — спросил дворф.

— Шторм, — коротко сказала она. — Страшный, он бросал корабль, словно лист. Мачта треснула, и часть досок оторвалось. Трюм стал набирать воду.

Она вздрогнула от воспоминаний.

— Я залезла как можно выше — на кучу ящиков. Все остальные были прикованы. Я ничего не могла сделать, только смотреть за тем, как они тонули. Медленно, крича, словно проклятые создания Абисса.

Голос женщины упал почти до шепота, хриплый от воспоминаний об ужасе.

— Страшно для ребенка, — повторил дворф.

— Никто не выжил. Кроме меня, да нескольких крыс. Они тоже смогли подняться, и находили любую возможную опору. К тому времени, как вода добралась до моего подбородка, у них было не так много выбора.

Подозревая, что случилось дальше, Эбенайзер пробормотал проклятие. Он с трудом остановил себя от того, чтобы взять женщину за руку.

— Две крысы забрались мне на голову. Они сражались друг с другом за право остаться там. Я не могла прогнать их, никак, — она слабо улыбнулась. — Когда мои волосы мокрые, все еще можно увидеть шрамы, — она глубоко вздохнула. — Внезапно, море успокоилось. Позже я узнала, что нас закрутило в водовороте и сбросило с курса. Так мы оказались на пути у пиратов Нелантера. Без мачты, корабль не мог ни сражаться, ни бежать. Большую часть экипажа убили. Пираты забрали ценности и взяли всех оставшихся, чтобы продать их, как рабов. Стояла ночь, — добавила она, — безлунная. Вот почему я ни разу не видела моря.

Эбенайзер выпрямился.

— Значит, в конце концов ты оказалась в рабстве.

— Правильно. На этот раз меня приковали. Остальной путь — как в тумане. Я смутно помню рынок, и как стояла на блоке, пока люди рыдали и тряслись. Меня продали. И потом темное пятно. Мне кажется, меня перепродали или, быть может, я убежала и была освобождена. Я не помню.

Она вздохнула. На взгляд Эбенайзера, женщина выглядела изможденной и утомленной своим рассказом. Ему было жаль, что он спросил её об этом, но, тем не менее, он был рад знать правду. Хорошо, когда тебе известно, кто твои друзья.

И он мог выразить свое впечатление одной короткой фразой.

— И после всех этих злоключений, ты все равно села на этот корабль.

Их понимающие глаза встретились. Спустя мгновение, дворф потянулся к её руке. Длинные, хрупкие человеческие пальцы переплелись с короткими дворфскими. Сидя рядом, они пристально глядели на облачный замок, который медленно проплывал мимо, и на серебряное море внизу. Теперь вздымающиеся морские волны не беспокоили Эбенайзера так сильно. У его семьи, скорее всего, выбора не было. Как сказала Бронвин — на всякую плохую вещь всегда найдется что-то похуже.

* * * * *

В Глубоководье Алгоринд прибыл весь покрытый пылью и уставший. Сапоги были предназначены для верховой езды, так что за дни ходьбы подошвы их почти стоптались. Некогда белая одежда была теперь сера от дорожной грязи. Мысль предстать перед воротами Залов Правосудия в таком виде была ему ненавистна, но братья должны узнать о судьбе Тернового Оплота.

Паладин поспешил по улице. Как и прежде, он был поражен толпами и гулом людей. Как служители Тира умудрялись сохранять свою веру, окруженные подобным хаосом и отвлекающими от дела вещами? То, что братья решили построить Залы Правосудия в самом центре этого оживленного города, удивляло Алгоринда. Удаленные холмы или одинокая горная вершина подошли бы лучше.

Привратник Залов Правосудия оглядел его с головы до ног с явным неодобрением.

— Мне срочно нужно поговорить с сиром Гаретом, — сказал Алгоринд. — Прошу, передайте ему, что Алгоринд из Саммит Холла ищет его аудиенции.

— Саммит Холл, да? — переспросил страж, чье лицо теперь выглядело намного дружелюбнее. — Значит, ты окажешься в хорошей доброй компании.

Алгоринд нахмурился в замешательстве.

— Сир?

— Ты не знаешь? В школе присутствует группа молодых паладинов, которую возглавляет сам Лаарин Золотобородый. Они выполняют испытание паладина, — пояснил мужчина. Взгляд его стал теплым и далеким от нахлынувших воспоминаний о славе. — Я бы и сам отправился, но травмы вынуждают меня сторожить ворота.

— Твоя служба — почетна и идет во благо Тиру, — сказал Алгоринд, замечая тоску, прозвучавшую в голосе рыцаря. — Но сир, о какой великой миссии вы говорите?

— Ты был вдали от событий. Решил побыть один, как старик Текстер?