Алгоринд наблюдал за работой мальчиков, одобряя их усердие и умелость. Служение было целью и радостью паладина, потому все молодые люди, которые стремились посвятить себя Тиру, начинали путь подобным образом. Мальчикам давали грязную работу, приучая их делать её качественно и весело. Так поступили с Алгориндом и со всеми, кого он знал. Он не мог представить себе лучшей тренировки. Сказки о славе и героизме влекли многих юношей, а иногда даже девушек, заставляя их искать пути паладина, но служение было долгим, трудным и бесславным. Оно проверяло истинность преданности.

Для зала паладинов, банкет был необыкновенно пышным, с тремя сменами блюд и вином. Замечательные, в форме лодочек емкости с солью были установлены перед каждой шестеркой человек, а тарелок было столько, что лишь самым молодым из паладинов и сквайрам рыцарей пришлось держать мясо на хлебных лепешках. Разнообразие еды ослепляло Алгоринда. Жаренная оленина, пирог из угря, голуби, фаршированные зябликами, которые были обернуты в травы, толстый свиной окорок, а еще рыба, роты и маленькие слоеные пирожки. Были даже сладости, от души политые сливками и сдобренные сушеными яблоками. Юный паладин ел мало, не желая впадать в чревоугодие и старался не слишком сурово судить тех, кто соблюдал обеты менее строго. Наконец последние кушанья были унесены, а сладкое вино выпито, положа конец обеду.

— Лорд Пьерджерон, нам нужно обсудить с Вами серьезный вопрос, — начал сир Гарет. — Мы ищем Вашей помощи в поимке одной молодой особы, которая, как мы полагаем, могла украсть артефакт, священный для рыцарей Самулара. Её имя Бронвин. Она красива, у неё каштановые волосы, невысокого роста. Мы бы хотели больше узнать о ней и её сообщниках.

Паладин вежливо вытер губы краем скатерти, как это было принято в хорошей компании, а потом повернулся к брату-рыцарю.

— Я ничего не знаю о ней, но обязательно наведу справки. У вас есть слово Атара, вы узнаете все, что узнаю я.

* * * * *

Одиночество было редким удовольствием, и Данила намеревался использовать его как можно полнее. Во второй половине дня он рассчитывал заняться собственным обучением, а потому проинформировал Монро, своего хафлинга-слугу, никого не пускать. Из-за этого юноша был слегка раздражен, когда его ожесточенная концентрация была прервана стуком в дверь кабинета.

— Да? Что? — сказал он, не утруждая себя оторвать взгляд от рун заклинания.

— Лорд Арансан желает видеть вас, сир. Должен ли я позвать его?

На этот раз Данила все-таки поднял взгляд от книги заклинаний, пораженный этими внезапными словами. Он встретил взгляд хафлинга грустной улыбкой.

— Разве что есть идеи получше, — сухо заметил юноша.

— На ум ничего не идет, сир, — сказал Монро, восхитительно не меняя своей вежливой интонации. Поклонившись, хафлинг поспешил пригласить гостя хозяина.

Данила вздохнул. Хелбен не часто посещал его жилище. Скорее потому, что был ошеломлен экстравагантной обстановкой — множеством лежавших открытыми музыкальных инструментов, бардами и гуляками, которые, казалось, вечно собирались за столом и веселились в гостиной. Но сегодня Данила был один, если не считать помощи стюарда и полудюжины слуг, состоящих под его командой. Дэн планировал изучить новое заклинание. Он открыл ящик стола и убрал книгу с глаз долой. Хотя бард все еще продолжал изучать магию, чему двадцать лет назад поспособствовал его дядя, он преуменьшал свой интерес к этому искусству ради осторожности. Таким образом архимаг не станет возлагать на него слишком большие надежды.

— Дядя! — сердечно воскликнул он, вставая на ноги, чтобы встретить своего посетителя. Пригласив архимага войти, он потянулся к графину эльфийского вина, стоящему на столе. — Извести ты меня о своем приходе, и я приготовил бы что-нибудь безвкусное и непонятное.

— Я поел.

Отмахнувшись от предложенного вина, Хелбен сел напротив письменного стола. Он оглядел новый калишитский ковер, который покрывал красно-кремовым узором большую часть деревянного пола, но в этот раз воздержался от комментариев по поводу экстравагантности.

— Слышал ли ты о недавнем притоке в город паладинов?

А, вот оно, подумал Данила. Несомненно, Хелбен был обеспокоен возможной связью событий с Бронвин, и пришел теперь услышать отчет и дать совет — совет, которому Данила, с большей вероятностью, не станет следовать.

— Ходят слухи, — спокойно согласился юноша.

Внезапно, он сбросил свою личину безмятежной жизнерадостности и снова опустился на стул. Были времена, когда Данила очень жалел о том, что роль его в деле Арфистов возросла. В те времена, когда единственная жизнь, за которую он должен был отвечать и которую должен был подвергать опасности, была его собственной, существование казалось более приятным. Принимать решения, которые могли иметь серьезные последствия для таких друзей, как Бронвин или другие молодые агенты, работавшие под его командой — тяжелая ответственность.

— Меня беспокоит присутствие такого числа паладинов в городе, — признался он. — Это дает мне возможность пересмотреть свое мнение о том, что добра не может быть слишком много.

— На этот раз мы думаем одинаково, — сказал Хелбен.

Маг выглядел так, словно желал сказать больше, и незнакомая нерешительность в его манерах значительно усилила неуютное чувство, охватившее Данилу.

Юноша отбросил пришедший на ум комментарий. Пришло время для прямого и честного разговора.

— Паладин, — задумчиво сказал он, — вполне может быть лучшим примером того, что способен являть собою человек — воплощение всего благородства. Паладин на своем боевом скакуне, стремящийся в битву охваченный боевым пылом. Вполне мог бы стать вдохновляющим зрелищем для многих смертных. Паладин может и делает много хорошего. Но сто паладинов? Тысяча? Единомыслие и целеустремленность, обусловленные их чувством долга? Дядя, скажу честно, я не мог бы придумать вещи более ужасной.

— Слова, которые не стоит слышать большинству людей, — предупредил его Хелбен. — Скажу только, что мы снова полностью согласны друг с другом. По этой причине я давно опасаюсь паладинских орденов. Эти господа имеют тревожную тенденцию топтать своими скакунами любой предмет, который был воспринят ими, как препятствие на пути.

— Ты либо с паладином, либо против него, — согласился Данила. — В их морали нет места для полумер или иных оттенков, кроме черного и белого. С сожалением, я расстался со своим старым другом, Рисом Броссфезером, вскоре после того, как он пошел на службу к Торму. Мои пути не для него. И это стало нашим камнем преткновения. На самом деле я даже осмелюсь сказать, что Арфист для паладина такой же враг, как жрец Миркула.

Архимаг медленно кивнул.

— Хорошо сказано, и в этом заключена наша проблема. Арфисты не могут выступить против одного из Священных Орденов, не вызвав при этом гнева всех паладинов, а кроме того — еще и подозрения со стороны множества простых людей. В этом вопросе мне нужно узнать мнения. Как бы ты посоветовал поступить?

Данила спрятал свое удивление, первый раз услышав подобный вопрос.

— Что мы делаем лучше всего? Следим, докладываем и, некоторым образом, моделируем события. Раньше самый эффективный Арфист был, как правило, самым незаметным. Я уже предпринял шаги, чтобы узнать намерения рыцарей и их отношение к Бронвин.

— Оу?

— Ясное дело, что отправить людей на разведку в Залы Правосудия — пустая трата времени, учитывая способность паладинов судить и взвешивать намерения тех, кто находится рядом с ними. Поэтому у меня есть люди, наблюдающие за магазином Бронвин, её обычными связями и тавернами, в которых она часто бывает. Если паладины станут искать девушку, мы узнаем об этом.

Довольный, архимаг кивнул.

— Хорошо. Продвинулся ли ты в своих изысканиях?

Данила моргнул. На мгновение, он подумал, что хитрый архимаг ссылается на недоученное заклинание, спрятанное в ящике его стола. Затем, он вспомнил о другом вопросе, ставшем причиной раздора между ними — Бронвин и секреты её прошлого.