— Какой у нее был вид?

— Она до этого плакала.

— А потом?

— Она мне сказала: «Не оставляй меня одну. Я боюсь, что потеряю сознание. Кто-то убил папу».

— Дальше…

— Она направилась в спальню, я за ней. Она бросилась на кровать и стала рыдать.

— А вы не пошли взглянуть на месье Пальмари?

— Зачем?

— Что вы о нем думали?

— Ничего.

— А о вашей хозяйке?

— Тоже ничего.

— Вы здесь с понедельника? Приходил сюда кто-нибудь с тех пор?

— Нет. Это все? Мне можно идти?

— С условием, что вы оставите свой адрес.

— Я живу недалеко. В мансарде самого разваленного дома на улице Этуаль, номер двадцать семь «а». Застать меня можно только вечером, весь день я работаю в разных домах. И запомните, полицию я не люблю.

Жанвье протянул комиссару протокол допроса.

— Давно ушел Мере?

— Минут сорок назад. Он все осмотрел в этой комнате, перелистал книги, заглянул в конверты с пластинками. Он ничего не нашел. Никакого тайника в стенах, ни одного ящика с двойным дном. На всякий случай он прошелся по комнате с пылесосом и унес пыль, чтобы сдать на анализ.

— Иди обедать. Рекомендую тебе телячьи кружки «У овернца». А потом зайди за мной. Ты посоветовал полицейскому комиссару ничего не сообщать прессе?

— Да. До скорого свидания. Кстати, следователь не очень вам надоел?

— Напротив. Этот человек начинает мне нравиться.

Оставшись один, Мегрэ снял пиджак, медленно набил трубку и стал осматриваться вокруг.

Кресло на колесах, принадлежавшее Пальмари, которое Мегрэ впервые видел пустым, вдруг приобрело особое значение, в особенности потому, что на коже сиденья и на спинке сохранились отпечатки тела, а в мягкой обивке сбоку виднелась дырка от одной из пуль.

Он машинально перелистал несколько книг, посмотрел пластинки и повернул ручку радиоприемника, потом поднял шторы на окнах, одно из которых выходило на улицу Акаций, а другое — на улицу Триумфальной арки.

Вот уже три года, как Пальмари проводил все время в этой каморке, покидая ее, только чтобы лечь спать после того, как Алина разденет его, как ребенка.

Если верить тому, что он говорил десять дней назад и что подтверждали инспекторы, Пальмари никто не посещал и, кроме радио и телевизора, Алина была для него единственной связью с внешним миром.

В конце концов Мегрэ пересек гостиную и постучал в спальню. Не получив ответа, он открыл дверь и увидел, что Алина лежит на спине в своей огромной кровати, устремив глаза в потолок.

— Надеюсь, я вас не разбудил?

— Я не спала.

— Вы поели?

— Я не хочу есть.

— Служанка заявила, что больше сюда не вернется.

— Мне это безразлично. Если бы и вы могли не возвращаться…

— Что бы вы стали делать?

— Ничего. Если бы вас убили, неужели вашей жене было бы приятно, что ее квартиру заполонили какие-то люди, которые беспрестанно задают вопросы?

— К несчастью, это неизбежно.

— Я не знаю ничего больше варварского.

— Нет, знаете — убийство.

— И вы подозреваете, что это я его совершила? Несмотря на испытание, к которому ваш специалист приступил сегодня утром?

— Я полагаю, вы стряпаете?

— Как и все женщины, у которых нет кухарки.

— Вы надеваете резиновые перчатки?

— Я стряпаю без перчаток, а надеваю их, только когда чищу овощи и мою посуду.

— Где они?

— На кухне.

— Покажите мне их, пожалуйста.

Она неохотно поднялась, глаза ее потемнели от злости.

— Пойдемте!

Ей пришлось выдвинуть два ящика, прежде чем она нашла их.

— Вот они! Вы можете послать их своим «артистам».

Сегодня утром я их не надевала.

Ни слова не говоря, Мегрэ сунул их в карман.

— Несмотря на то, что вы думаете иначе, Алина, я чувствую к вам большую симпатию и даже испытываю некоторое восхищение.

— Я должна быть этим растрогана?

— Нет. Я хотел бы немного поговорить с вами в кабинете Манюэля.

— А если я отвечу отрицательно?

— Что вы этим хотите сказать?

— Если я откажусь? Полагаю, тогда вы увезете меня в свой кабинет на набережной Орфевр?

— Я предпочел бы, чтобы это произошло здесь.

Она пожала плечами, прошла впереди него и опустилась на узкий диван.

— Вы воображаете, что я вновь расстроюсь, увидев место преступления?

— Нет. Но будет лучше, если вы перестанете скрывать от меня то, в чем будете вынуждены в один прекрасный день признаться.

Она зажгла сигарету, равнодушно глядя на Мегрэ.

Указывая на кресло на колесах, Мегрэ сказал:

— Вы хотите, чтобы убийца был наказан?

— Да, но я рассчитываю не на полицию.

— Вы предпочитаете взять это на себя? Сколько вам лет, Алина?

— Вы же знаете. Двадцать пять.

— О, у вас вся жизнь впереди. Манюэль оставил завещание?

— Я об этом никогда не беспокоилась.

— У него был нотариус?

— Он не говорил мне об этом.

— Куда он помещал свои деньги?

— Какие деньги?

— Начнем с тех, которые приносил ему «Золотой бутон». Мне известно, что каждую неделю вы получали от управляющего деньги, причитающиеся Манюэлю. Куда вы их девали?

На ее лице появилось выражение игрока, который учитывает все возможные последствия своего следующего хода.

— Я клала их в банк, оставляя только то, что требовалось на хозяйство.

— В какой банк?

— Отделение «Лионского кредита» на авеню Гранд-Арме.

— Счет на ваше имя?

— Да.

— А у Пальмари был счет?

— Не знаю.

— Послушайте, Алина. Вы ведь умная девушка. До сих пор, с Манюэлем, вы вели жизнь особого рода, более или менее вне общества. Пальмари был вожак, твердый человек, который в течение долгих лет заставлял работать на себя.

Она иронически указала на кресло, потом на пятно крови, плохо стертое с ковра.

Мегрэ оставил этот ее жест без внимания.

— Если такой человек, как Пальмари, человек, который знал все тонкости дела, позволил перехитрить себя, то что же вы думаете о молодой женщине, отныне оставшейся без покровителя? Хотите знать мое мнение? По-моему, существуют только две гипотезы. Либо те, кто набросился на него, нападут скоро и на вас и тоже не промахнутся. Или же оставят вас в покое, и это для меня будет означать то, что вы с ними заодно. Видите ли, вы слишком много знаете, а в этой среде считается, что только мертвецы не выдают.

— Вы пытаетесь меня запугать?

— Я пытаюсь заставить вас подумать. Мы уже слишком долго соперничаем с вами в хитрости.

— И по вашей теории это доказывает, что я способна молчать.

— Вы разрешите мне открыть окно?

Он открыл то окно, которое не выходило на солнечную сторону, но воздух на улице не был свежее.

— Вот уже три года вы прожили здесь с Манюэлем, который, по его и по вашим словам, никак не был связан с внешним миром. На самом-то деле он имел контакты через ваше посредничество. Официально вы ходили только раз в неделю, изредка два раза, проверять счета в «Золотой бутон», получать долю дохода Пальмари и вносить деньги в банк на счет, открытый на ваше имя. И частенько у вас была необходимость ускользнуть от бдительности моих инспекторов — то ли для того, чтобы таинственно звонить куда-то по телефону, то ли просто для того, чтобы обеспечить себе несколько часов свободы.

— Например, я могла бы иметь любовника…

— Вас не смущает, что вы говорите об этом сегодня?

— Я просто хочу показать вам, что возможно много вариантов.

— Нет, крошка.

— Я вам не крошка.

— Знаю! А все-таки бывают минуты, когда вы ведете себя как девчонка и когда возникает желание дать вам пощечину. Я сейчас говорил о том, что вы умны.

Но только, мне кажется, вы совершенно не представляете себе, в какое осиное гнездо попали. То, что вы согласились на такое положение, пока Пальмари был здесь, мог давать вам советы и защищать вас, это еще можно понять. А теперь вы одна, понимаете? Меня интересует, есть ли в доме еще оружие, кроме того, что сейчас находится у экспертов?