Теперь можно было переходить к снимкам, и король взял первый из них. Палуба корабля, на ней в напряженных позах стоят Свифт с Темплом, а на заднем плане — городок, утопающий в тропической растительности. Это запечатлено еще на Филиппинах, понял Вильгельм.

На втором снимке был какой-то остров посреди океана. Третий — старый, сделанный не Свифтом, с герцогом и австралийским императором на фоне огромного дворца. От этой фотографии Вильгельм не мог оторваться минут двадцать. Но все же отложил снимок и перешел к следующему, весь центр которого занимала пушка австралийцев. Сбоку от нее стояли два артиллериста и герцог с двойной подзорной трубой в руках. Наконец, последняя картина изображала горящий корабль, причем довольно большой, с не менее чем шестьюдесятью пушками в трех орудийных палубах. В самом деле, Темпл писал, что сразу после Гибралтара их попытался остановить португальский тяжелый фрегат, да примет Господь души его команды в полном составе.

Оставался еще странный карандаш, который Темпл назвал «роллером», — именно им и был написан его рапорт. Уильям утверждал, что таким карандашом можно провести линию длиной в полмили, после чего его принято выбрасывать и брать следующий. Король повертел в руках занятную вещицу. Значит, полмили? Мне не написать столько и за год, но даже когда краска в этой игрушке кончится, я не стану ее выбрасывать, решил Вильгельм.

Разобравшись с содержимым пакета, король приступил к обдумыванию прочитанного и увиденного. Итак, что это добавляет к ранее полученным сведениям? Первое — сам факт существования Австралийской империи можно считать доказанным, и ее техническое превосходство над европейскими странами тоже. Дальше Темпл утверждает, что ему косвенным путем удалось установить численность австралийцев, которая, по его прикидкам, никоим образом не превышает семи миллионов человек, а скорее даже ближе к пяти. Иными словами, у этой империи хронический дефицит рабочих рук при избытке земель, правда, малопригодных к заселению из-за очень холодного климата. Герцог в беседах неоднократно подчеркивал, что у Австралии нет интересов к колониям вне зоны ее влияния, каковая ограничена десятью градусами южной широты с севера, сотым восточным меридианом с запада и сто шестидесятым — с востока.

Вильгельм сверился с картой. Что же, пока эти требования не задевают интересов Англии. Там почти сплошное белое пятно, посреди которого находится остров Вандименова Земля,[4] открытый пятьдесят лет назад Абелем Тасманом, и еще два, а по данным Тасмана, даже три примерно такой же площади, про которые вообще нет достоверных данных даже о месторасположении. Таким образом, один из важнейших вопросов — это насколько можно верить словам герцога об ограниченности австралийских территориальных притязаний. С первого взгляда они похожи на правду, потому как колонизация обозначенного на карте куска при таком населении займет как минимум лет сто, если не двести. Но это еще нуждается в уточнении.

Король сделал пометку и перешел к следующему пункту. В чем торговый интерес австралийцев? Темпл пишет, что в покупке чугуна, железа, меди, олова и различных видов тканей за золото и драгоценные камни. Объясняет он такой выбор тем, что австралийцы, разумеется, все это могут делать и сами, причем гораздо более высокого качества. Особенно ткани, но и сталь у них выше всяких похвал. Однако такое качество нужно не везде, зато рабочие руки, коих хронически не хватает, все равно отвлекаются. И австралийцы хотят покупать то, что умеют делать и в Европе, сами же собираются сосредоточиться на производстве тех вещей, которых, кроме них, не сделает никто. Тоже довольно логично. И тоже, если это правда, никак не задевает интересов Англии. Наоборот, с учетом предложенных цен торговля с Австралией может оказаться достаточно выгодным делом, несмотря на огромное расстояние до нее.

Следующим пунктом были военные аспекты взаимоотношений с неведомой империей, и вот тут Вильгельм не усмотрел ни малейших поводов для оптимизма. По словам Уильяма, пушки австралийцев могли стрелять почти на две мили, а только на «Чайке» их стояло восемь штук. Несчастный португалец был сожжен всего четырьмя выстрелами с расстояния семь кабельтовых, причем одна-единственная носовая пушка сделала их за две минуты, ни разу не промахнувшись при этом. Так близко фрегат был подпущен из-за первоначального желания герцога решить дело миром: «Чайка» открыла огонь только после выстрела из носовой пушки фрегата. Французский же корабль был ранее утоплен «Победой» — она стреляла с двенадцати кабельтовых и истратила пять снарядов. Как можно бороться с таким противником?

Король взял лист бумаги, свежеприобретенный роллер и занялся подсчетами. Итак, пусть английские корабли смогут открывать эффективный огонь с пяти кабельтовых, хотя это и некоторое преувеличение. Австралийцы — с полутора миль. На уничтожение одного корабля у них уйдет две минуты стрельбы одной пушкой, если же учесть их общее количество, то пятнадцать секунд времени. Англичанам же для сближения на дистанцию эффективного огня при скорости в шесть узлов потребуется пятнадцать минут! То есть атака менее чем шестьюдесятью кораблями одновременно вообще бессмысленна. А ведь рассматривался самый выгодный для нападающих случай, когда противник вообще стоит. Учитывая же, что австралийские корабли могут развивать очень высокую скорость…

Нет, вздохнул король, такое нереально. Они же не смогут атаковать все сразу, будут мешать друг другу, и «Чайка» просто расстреляет их по очереди. Значит, следует записать, что в открытый бой с австралийцами нельзя вступать ни под каким видом, и двигаться дальше. То есть решить, стоит ли приглашать гостей, причем если да, то куда именно. Или, наоборот, самому нанести им визит?

Сам по себе вопрос не вызывал особых трудностей. Вильгельм всегда считал, что чем меньше о тебе знают другие — все равно, враги это или друзья, — тем лучше. Из этих соображений идеальным был бы вариант, при котором герцог вообще не покинет своего корабля, но такое пожелание вряд ли встретит благосклонное понимание с его стороны. Но желательно, чтобы посещению им Лондона, по крайней мере немедленному, препятствовали какие-нибудь трудности, состав и характер которых предстоит уточнить в ближайшее же время. Например, очень плохая погода, из-за которой дороги перешли в непроходимое состояние. Ну а в Дувр его не пускать нельзя, так что следует предупредить власти города и порта о максимальном гостеприимстве по отношению к австралийцам. Глядишь, им и не захочется ехать куда-то еще. Но, значит, тогда самому придется наносить первый визит. Причем именно на корабль, потому как в Дувре, конечно, найдется где устроить прием с королевской пышностью, — вот только кому это надо? Уж во всяком случае не ему, Вильгельму III. Гораздо полезнее будет своими глазами увидеть «Чайку». Да и герцог, судя по докладу Темпла, к подобным вещам равнодушен.

Значит, решено, подумал король. Завтра с утра выезжаю в Дувр. С собой пока никого не возьму: по результатам первой встречи станет ясно, какие люди потребуются для продолжения контактов. Или все-таки захватить Папена — благо и живет, и работает он здесь, в Виндзоре?

Когда год назад прибывшему в Лондон Папену показали рисунки филиппинского алькальда и объяснили, что на них изображена действующая модель паровой машины, он впал в восторг.

— Гениально, — объяснял этот ученый француз вручившему бумаги секретарю, — просто гениально! Ведь самым узким местом паровой машины является поршень. Его вес, инертность, необходимость тщательной подгонки к цилиндру… расчеты показывают, что эта пара должна быть изготовлена с такой точностью, чтобы в зазор между цилиндром и поршнем нельзя было просунуть даже мизинца! И ведь надо будет при каждом ходе менять направление парового потока. А потом еще требуется преобразовать поступательное движение во вращательное. Этот же неведомый гений вообще отказался от поршня! Энергия пара, всегда движущегося в одну сторону, сразу преобразуется во вращение. Я уверен, что паровая машина по такой схеме может быть быстро создана и покажет высокие результаты.