На всякий случай они взяли с собой пять палаток, хотя собирались спать только в двух. Ночью на открытом льду было так холодно, что последние девять ночей все одиннадцать мужчин спали — когда вообще могли заснуть — в одной палатке. Но выбора у них в любом случае не оставалось, поскольку четыре из пяти прочных палаток унесло прочь или разорвало в клочья ураганным ветром на двенадцатую ночь.

Каким-то образом Дево заставлял людей продолжать движение на северо-восток, но погода с каждым днем ухудшалась, торосные гряды преграждали путь все чаще, вынужденные отклонения от курса стали длиннее и опаснее, и вдобавок сани получили серьезное повреждение в процессе переходов через торосные гряды, требовавших поистине геркулесовых усилий. Два дня они потратили на одну только починку саней под завывание метели.

Старший помощник решил повернуть назад на четырнадцатое утро. Теперь, когда у них осталась всего одна палатка, шансы остаться в живых значительно снизились. Они попытались вернуться к кораблям по собственному санному следу, но из-за высокой активности льда — движения ледяных плит, перемещения айсбергов, появления новых торосных гряд — отыскать оный уже не представлялось возможным. Дево — лучший после Крозье навигатор в экспедиции Франклина — снимал показания с теодолита и секстанта, когда небо ненадолго прояснялось днем или ночью, но в конечном счете выбрал курс, основываясь главным образом на счислении пути. Он сказал людям, что точно знает местоположение отряда. Позже он признался Фицджеймсу и Крозье, что был уверен: он отклонится в сторону от кораблей миль на двадцать.

В последнюю ночь на льду палатку разорвало ветром, и они вылезли из спальных мешков и пошли наобум дальше на юго-запад, чтобы не замерзнуть до смерти. Они избавились от излишков провианта и одежды и продолжали тащить сани только потому, что нуждались в воде, дробовиках, патронах и порохе. Какое-то крупное существо шло следом за ними в течение всего похода. Они слышали, как оно бродило вокруг них в темноте по ночам.

Отряд Дево — по-прежнему двигавшийся прямо на запад, мимо «Террора», находившегося в трех милях к югу от них, — был замечен на северном горизонте рано утром на двадцать первый день похода. Их заметил вахтенный с «Эребуса», хотя сам корабль к тому времени уже погиб: раскололся в щепки и затонул. Дево и его людям крупно повезло, что вахтенный, ледовый лоцман Джеймс Рейд, еще до рассвета забрался на громадный айсберг, служивший частью декораций Венецианского карнавала, и увидел людей в бинокль при первом проблеске зари.

Рейд, лейтенант Левеконт, судовой врач Гудсер и Гарри Пеглар возглавили отряд, который отправился вдогонку за санной командой Дево и привел людей обратно, мимо груды сломанных досок, мачт и спутанных снастей такелажа, оставшихся от затонувшего корабля. Пятеро мужчин из отборной команды Дево последнюю милю пути до «Террора» уже не могли идти сами, и их пришлось везти на санях. Шестеро человек с «Эребуса» из числа участников похода, включая самого Дево, не сдержали слез при виде своего разрушенного дома.

О том, чтобы направиться коротким путем на северо-восток к Бутии, теперь говорить не приходилось. После беседы с Дево и прочими изнуренными мужчинами Фицджеймс и Крозье сошлись во мнении, что лишь немногие из ста пяти оставшихся в живых человек в состоянии проделать путь до Бутии, а большинство неминуемо погибнут на льду в таких условиях, даже если дни станут длиннее, температура воздуха немного повысится и солнце будет светить ярче. Вероятность наткнуться на открытые каналы во льдах только усугубляла опасность подобного предприятия.

Теперь вопрос стоял так: либо они остаются на кораблях, либо становятся лагерем на Кинг-Уильяме и в скором времени выступают на юг, к реке Бака.

Крозье решил начать эвакуацию на следующий день.

Перед самым заходом солнца и привалом на обед вереница саней наткнулась на отверстие во льду. Они остановились, и пять саней со своими упряжными встали кольцом вокруг дыры. Далеко внизу чернел круг воды — первая открытая вода, которую они увидели за последние двадцать месяцев.

— На прошлой неделе, когда мы тащили полубаркасы в лагерь, этого здесь не было, — сказал матрос Томас Тадмен. — Видите, как близко проходят колеи от полозьев. Мы бы заметили дыру, точно. Здесь ничего не было.

Крозье кивнул. Это была не обычная полынья — так русские называли редкие отверстия в паковом льду, не замерзавшие круглый год. Толщина льда здесь составляла свыше десяти футов — меньше, чем у твердого пака вокруг «Террора», но достаточно, чтобы выдержать каменное здание, — однако нигде поблизости не наблюдалось никаких сдвинувшихся под давлением ледяных плит и никаких трещин. Такое впечатление, будто кто-то взял гигантскую пилу вроде тех, что имелись на обоих кораблях, и пропилил идеально круглое отверстие во льду.

Но корабельными пилами не пропилить лед толщиной десять футов.

— Мы можем пообедать здесь, — предложил Томас Блэнки. — Перекусить на морском берегу, так сказать.

Мужчины отрицательно потрясли головой. Крозье согласился с ними — он задавался вопросом, испытывают ли все остальные такую же смутную тревогу, какую вызывает у него идеально круглая дыра во льду и черная вода глубоко внизу.

— Мы сделаем привал примерно через час, — сказал он. — Лейтенант Литтл, скомандуйте вашим саням двигаться первыми, пожалуйста.

Прошло, наверное, минут двадцать — солнце скрылось за горизонтом с почти тропической внезапностью, и звезды уже дрожали и мерцали в холодном небе, а возглавлявшие процессию морские пехотинцы взяли с саней фонари, но еще не зажгли, — когда рядовые Хопкрафт и Пилкингтон, прикрывавшие отряд с тыла, бегом нагнали Крозье, шагавшего рядом с последними санями.

— Капитан, — прошептал Хопкрафт, — за нами кто-то идет. Крозье вынул свою медную подзорную трубу из футляра, притороченного сверху к поклаже на санях, и на минуту остановился вместе с двумя мужчинами, в то время как сани продолжили путь в сгущающейся тьме, поскрипывая по снегу полозьями.

— Вон там, сэр, — сказал Пилкингтон, указывая здоровой рукой. — Может, оно вылезло из той дыры во льду, капитан. Как вы думаете? Мы с Бобби думаем, что именно так и обстоит дело. Может, оно просто пряталось там в воде подо льдом, выжидая, когда мы пройдем дальше, а потом погналось за нами. Как по-вашему, сэр?

Крозье не ответил. Он видел существо в подзорную трубу, еле различимое в сумерках. Оно казалось белым, но потому только, что на несколько мгновений вырисовалось на фоне грозовых туч, собиравшихся в черном небе на северо-западе. Когда существо поравнялось с сераками и ледяными валунами, мимо которых вереница саней проползла всего двадцать минут назад, стало легче оценить его размеры. Оно было очень крупным: выше Магнуса Мэнсона, даже когда передвигалось на четырех лапах, как сейчас. Для существа таких размеров оно двигалось легко и плавно — скорее по-лисьи грациозно, чем по-медвежьи неуклюже. Стараясь принять более устойчивое положение на крепчающем ветру, Крозье увидел, как зверь поднялся и пошел на двух ногах. Так он передвигался чуть медленнее, но все равно быстрее людей, волокущих сани весом в две тысячи фунтов. Теперь он возвышался над сераками, до вершины которых Крозье не достал бы, даже встав на цыпочки и вытянув руку вверх.

Потом стало темно, и он больше не различал существа на фоне торосных гряд и сераков. Вместе с морскими пехотинцами капитан нагнал санный отряд и положил подзорную трубу обратно в футляр; мужчины впереди налегали на упряжь, кряхтели, пыхтели и отчаянно напрягали силы.

— Держитесь поближе к саням, но постоянно поглядывайте назад и держите оружие наготове, — тихо сказал Крозье Пилкингтону и Хопкрафту. — Никаких фонарей. Вам придется полагаться только на свое зрение.

Громоздкие фигуры кивнули и отошли немного назад. Крозье заметил, что охранники в голове процессии зажгли фонари. Он больше не видел людей — только круги света, обрамленные гало из ледяных кристаллов.