Теперь настало время для двух проповедей. Фицджеймс побрился, тщательно напудрился и позволил своему личному стюарду, мистеру Хору, ушить свой мешковатый жилет, брюки и мундир, так что сейчас он выглядел спокойным, собранным и привлекательным, с блестящими эполетами. Один только Крозье, стоявший позади него, видел, как Фицджеймс нервно сжимает и разжимает бледные пальцы, положив свою личную Библию на кафедру и раскрыв на Псалтире.

— Сегодня мы обратимся к сорок пятому псалму, — провозгласил капитан Фицджеймс.

Крозье слегка поморщился от аристократического пришепетывания, заметно усилившегося от волнения.

Люди хором проревели «аминь» и в знак одобрения потопали ногами.

Теперь настала очередь Френсиса Крозье.

Все притихли, столько же от любопытства, сколько из уважения. Люди с «Террора» знали, что проповедь в исполнении капитана неизменно сводится к торжественному чтению корабельного Устава:

 — и так далее. По увесистости и размерам Устав не уступал Библии и вполне отвечал требованиям Крозье.

Но не сегодня. Крозье нагнулся и с полки под кафедрой достал тяжелую книгу в кожаном переплете. Он положил ее перед собой с обнадеживающим глухим стуком.

— Сегодня, — нараспев произнес он, — я буду читать из Книги Левиафана, часть первая, глава двенадцатая…

По толпе пробежал приглушенный гул. Крозье услышал, как беззубый матрос в третьем ряду проворчал: «Я знаю чертову Библию, и там нет никакой чертовой Книги Левиафана».

Крозье подождал, когда наступит тишина, и начал:

— Что же касается до веры, которая состоит в суждениях о природе Незримых Сил…

Интонации Крозье и ветхозаветный ритм фраз не оставляли сомнений в том, какие именно слова выделены заглавными буквами.

— …то из всех творений, наделенных именем, нет таких, какие не почитались бы среди языческих племен, в том или ином краю, за порождения Бога или Дьявола; или не представлялись бы воображению языческого Поэта одушевленными, населенными или одержимыми тем или иным Духом. Бесформенная материя Мира являлась Богом по имени Хаос. Небо, Океан, Планеты, Огонь, Земля и Ветры были Богами. Мужчина, Женщина, Птица, Крокодил, Телец, Пес, Змея, Лук репчатый и Лук-порей обожествлялись. Кроме того, древние народы населили почти все места духами под общим названием «демоны»: поля и луга — панами, или сатирами; леса — фавнами и нимфами; море — тритонами и другими нимфами; каждую реку или источник — одноименным духом и нимфами; каждый дом — ларами, или пенатами; каждого человека — собственным гением; ад — призраками и бесплотными служителями, как Харон, Цербер и фурии; а все места в ночное время — ларвами, лемурами, призраками мертвых и великим множеством эльфов и гоблинов. Они также приписывали божественную природу и возводили храмы простым случайностям, явлениям и качествам, как то: Время, Ночь, День, Мир и Согласие, Любовь, Раздор, Добродетель, Честь, Здоровье, Лихорадка и тому подобное, призывая или прогоняя которые молитвой, они молились так, словно призраки поименованных сущностей витали над ними, и отторгали или удерживали то Добро или то Зло, которое призывали или прогоняли своей молитвой. Они также сопрягли свой собственный разум с именем Муз; свое собственное невежество — с именем Фортуны; свою похоть — с именем Купидона; свою ярость с именем Фурий; свои интимные части — с именем Приапа; и приписали свои ночные семяизвержения инкубам и суккубам — поскольку решительно все, что Поэт мог ввести в свою поэму в качестве персонажа, они относили либо к Богу, либо к Дьяволу.

Крозье помолчал и обвел взглядом напряженные бледные лица слушателей.

— Так кончается глава двенадцатая части первой книги Левиафана, — сказал он и закрыл толстый том.

На обед в тот день люди получили горячие галеты и полные порции своей любимой соленой свинины. Сорок с лишним матросов с «Террора» теснились за опущенными обеденными столами или использовали в качестве столов бочки, а сидели на матросских сундуках. Гул оживленных голосов радовал слух. Все офицеры с обоих кораблей ели за длинным столом в бывшей каюте сэра Джона. Помимо обязательного противоцинготного лимонного сока (доктор Макдональд теперь волновался, что сок в пятигаллонных бочонках теряет свои целебные свойства), все матросы получили по дополнительной порции грога перед обедом. Капитан Фицджеймс достал из своих личных запасов (сэр Джон не взял на борт спиртного для своих нужд) три бутылки отличной мадеры и две бутылки бренди для офицеров и мичманского состава.

Около трех часов пополудни по гражданскому времени люди с «Террора» оделись, попрощались со своими товарищами с «Эребуса», поднялись по главному трапу, выбрались из-под заиндевелого парусинового навеса и спустились по утрамбованному снежному откосу на темный лед, чтобы двинуться в долгий путь домой под все еще играющими в небе сполохами. Люди перешептывались и тихо переговаривались по поводу проповеди Крозье — большинство было уверено, что Книга Левиафана есть где-то в Библии. Но откуда бы она ни взялась, никто не понимал толком, что хотел сказать капитан своим выступлением, хотя после двойной порции рома мнений и догадок на сей счет появилось великое множество. Многие мужчины по-прежнему украдкой нащупывали свои амулеты из зубов и когтей белого медведя.

Крозье, возглавлявший шествие, был почти уверен, что по возвращении они найдут Эдварда Литтла и вахтенных убитыми, доктора Макдональда растерзанным на части, а инженера мистера Томпсона разорванным на куски, разбросанные среди труб и клапанов бесполезного парового двигателя.

Все оказалось в порядке. Лейтенанты Ходжсон и Ирвинг раздали свертки с лепешками и мясом, которые были еще теплыми, когда они покидали «Эребус» без малого час назад. Люди, несшие вахту на морозе, получили разрешение сначала выпить дополнительную порцию грога.

Хотя Крозье продрог до костей — после относительного тепла битком набитой жилой палубы «Эребуса» холод снаружи казался еще более лютым, — он оставался на верхней палубе, пока вахтенные не сменились; теперь на пост дежурного офицера заступил Томас Блэнки, ледовый лоцман. Крозье знал, что матросы внизу сейчас примутся за воскресную починку обмундирования, уже с нетерпением ожидая чаепития, а затем ужина, состоящего из жалкой порции «Бедного Джона» — соленой трески с галетой, — и надеясь получить унцию сыра в придачу к своей половине пинты бертонского пива.

Крепчающий ветер гнал снег через усеянные сераками ледяные поля по эту сторону громадного айсберга, заслонявшего собой «Эребус» на северо-востоке. Плотные облака заволакивали полярное сияние и звезды. Полдневный мрак заметно сгустился. Наконец, с мыслью о виски в своей каюте, Крозье спустился вниз.